Жюль Верн - История великих путешествий. Том 2. Мореплаватели XVIII века Страница 32

Коммерсон отправился на берег для сбора гербария, и, как обычно, его сопровождал Барре с коробками. Вдруг Барре окружили туземцы; они кричали, что это женщина. Лейтенанту Бурнану стоило неимоверных усилий вырвать «его» из рук туземцев и благополучно довести до шлюпки.

На «Этуаль» Бугенвиль выслушал признание Барре. Вся в слезах, помощница ботаника сообщила, что она действительно женщина, и попросила прощения за то, что обманула своего хозяина, явившись в последний момент перед отплытием в мужской одежде. Оставшись сиротой, разоренная судебной тяжбой, девушка переоделась мужчиной, чтобы заставить себя уважать. Садясь на корабль, она знала, конечно, что тот отправляется в кругосветное плавание, и такая перспектива не только не устрашила ее, но лишь укрепила в принятом решении.

«Это будет первая женщина, которая совершит кругосветное путешествие, — пишет Бугенвиль, — и я должен отдать ей справедливость, что она вела себя на корабле всегда исключительно благоразумно. Она не красавица, но и не урод, и ей не больше двадцати шести или двадцати семи лет…»

Двадцать девятого мая земля исчезла из виду. Корабли шли курсом на запад. 4 июня на 15°50' южной широты и 148°10' восточной долготы заметили очень опасный риф, столь мало выступавший над водой, что на расстоянии двух миль его нельзя было увидеть с верхушки мачт. Длинная полоса бурунов, множество древесных стволов, плодов и водорослей, отсутствие волнения на море — все это указывало на близость какой-то большой земли на юго-востоке. Те была Новая Голландия[83].

Тогда Бугенвиль решил уйти из опасных мест, где море было усеяно рифами и мелями и где он мог встретить лишь бесплодные берега. Еще одна причина заставила его изменить курс: запасы провизии подходили к концу, солонина протухла, и моряки предпочитали питаться крысами, которых им удавалось поймать. Сухарей оставалось всего на два месяца, а овощей — на сорок дней. Все говорило о необходимости направиться к северу.

К несчастью, южный ветер стих, а когда он снова задул, корабли были на волосок от гибели. 10 июня на севере увидели землю. Это был берег большого залива на одном из островов, принадлежавших к архипелагу Луизиада. Залив был так красив, что моряки присвоили ему наименование «Оранжерейный тупик». Вдоль берега моря тянулась низменность, поросшая деревьями и купами кустов, благовонные запахи которых доходили до кораблей; равнина поднималась амфитеатром к горам; их вершины терялись в облаках.

Вскоре выяснилось, что пристать к этой богатой, плодородной земле невозможно, так же как и отыскать проход, отделяющий ее на западе от Новой Гвинеи, пройдя которым можно было бы быстро достигнуть Молуккских островов. Существовал ли, впрочем, проход? Это казалось чрезвычайно сомнительным, так как земля, по-видимому, тянулась далеко на запад. Следовало как можно скорей исправить допущенную оплошность и выбраться из залива.

Но желать — еще не значит осуществить. Вплоть до 21 июня оба корабля тщетно пытались уйти на восток от берега, окруженного рифами и бурунами, к которому ветер и течения старались их отнести. Туман и дождь усугубляли тяжесть положения, и на «Будёз» приходилось время от времени стрелять из пушки, чтобы не разлучиться с «Этуаль». Лишь только ветер менял направление, Бугенвиль тотчас же пользовался случаем, чтобы отойти подальше от опасного берега: но вскоре ветер опять начинал дуть с востока-юго-востока, и все, что удавалось выиграть, снова терялось. Во время этого изнурительного лавирования пришлось уменьшить рацион сухарей и овощей, запретить под угрозой серьезных наказаний употреблять в пищу старые кожи и пожертвовать последней, остававшейся на борту козой.

Читателю, спокойно сидящему у своего камина, трудно даже представить, с какими тревогами было сопряжено плавание по неведомым морям, когда со всех сторон угрожала внезапная встреча с рифами и бурунами, а ветры были противные, течения неизвестны и туман скрывал от взора опасности.

Только 26 июня удалось обогнуть с востока острова Луизиады. Теперь можно было взять курс на север-северо-восток.

Двумя днями позже, после того как было пройдено примерно шестьдесят лье к северу, впереди заметили несколько островов. По мнению Бугенвиля, они принадлежали к архипелагу Луизиада; но большинство географов считает, что то были Соломоновы острова. Ни Картерету, видевшему их годом раньше, ни французскому мореплавателю не пришло даже в голову, что они вновь открыли этот потерянный архипелаг.

Вскоре множество пирог без балансиров окружили оба корабля. В пирогах находились люди, черные, как африканские негры, с длинными рыжими курчавыми волосами. Вооруженные сагаи, они испускали громкие крики и проявляли не слишком мирные намерения. Впрочем, от мысли пристать к земле пришлось отказаться. Повсюду волны с силой разбивались о берег, и прибрежная полоса была такая узкая, что казалось, будто ее совершенно не существует.

Окруженный со всех сторон островами, окутанный густым туманом, Бугенвиль, руководствуясь скорее чутьем, вошел в пролив шириной в четыре-пять лье, где море оказалось до того бурным, что на «Этуаль» пришлось задраить люки. На восточном берегу пролива французские моряки увидели красивую бухту, обещавшую хорошую якорную стоянку. Послали шлюпки для промеров. Пока они занимались этой работой, к ним приблизилось с десяток пирог, на которых находилось, вероятно, человек полтораста туземцев, со щитами, копьями и луками. Вскоре пироги разделились на два отряда и стали окружать шлюпки французов. Как только островитяне подошли на достаточно близкое расстояние, туча стрел и дротиков полетела в шлюпки. Первый ружейный залп не произвел никакого впечатления. Потребовался еще один, чтобы обратить нападающих в бегство. Французские моряки захватили две пироги, экипаж которых бросился в море. Длинные, искусно сделанные, эти пироги были украшены на носу резным изображением человеческой головы с глазами из перламутра, черепаховыми ушами и окрашенными в красный цвет губами. Нападение произошло в устье потока, получившего название реки Воинов, а сам остров назвали Шуазель — в честь французского министра иностранных дел.

При выходе из пролива моряки увидели новую землю; это был остров, также названный Бугенвиль; его северная оконечность, мыс Лаверди, по-видимому, примыкает к острову Бука. На последнем, виденном в предыдущем году Картеретом и названном им Уинчилси, жило, вероятно, очень много народа, если судить по количеству имевшихся на нем хижин. Туземцы, которых Бугенвиль называет неграми, — без сомнения, в отличие от полинезийцев и малайцев, — были, конечно, папуасами[84], принадлежащими к той же расе, что и обитатели Новой Гвинеи. Короткие курчавые волосы они красили в красный цвет; их зубы от бетеля[85], который они постоянно жевали, были также красные. Берег, поросший кокосовыми пальмами и другими деревьями, сулил изобилие свежей провизии; однако противные ветры и течения быстро увлекли оба корабля в открытое море.