Жюль Верн - Кораблекрушение «Джонатана» Страница 32

— Чьи подписи? — спросил Гарри Родс.

— Представителей, избранных общим собранием эмигрантов.

По-видимому, в настоящее время только так и можно было действовать. Позднее, когда колония уже сорганизуется, сами колонисты решат, нужна ли им какая-нибудь власть, и сами изберут тот или иной социальный строй. Чили ни во что не станет вмешиваться.

Чтобы читатель не удивлялся последствиям чилийского предложения, следует отдать себе полный отчет в сложившейся на острове Осте ситуации.

Кем были пассажиры, взятые на борт «Джонатана» для перевозки в бухту Лагоа? Несчастными людьми, которым поневоле пришлось эмигрировать. Не все ли равно, где им обосноваться, ежели кто-то будет печься об их будущем, а условия существования будут вполне благоприятными?

С момента их высадки на остров Осте прошла целая зима. Эмигранты убедились, что холода здесь не такие уж лютые, а теплая погода наступает даже раньше и сохраняется дольше, чем в некоторых краях, расположенных ближе к экватору.

В смысле безопасности сравнение оказывалось также не в пользу бухты Лагоа, граничащей с английской территорией, рекой Оранжевой и дикими кафрскими племенами. Конечно, эмигранты были осведомлены об этом грозном соседстве еще до отплытия, но теперь, когда им представилась возможность поселиться на необитаемом острове, полное отсутствие каких бы то ни было опасностей приобретало в их глазах особое значение.

Кроме того. Общество колонизации получило южноафриканскую концессию лишь на непродолжительный срок, и правительство Португалии не собиралось отказываться от своих прав в пользу будущих колонистов. Здесь же, на Магеллановой Земле, эмигранты, наоборот, обретали неограниченные права и свободу, и тем самым остров Осте, переходивший в их собственность, поднимался до ранга суверенного государства.

Имело значение и то обстоятельство, что если эмигранты останутся на острове Осте, им больше уж не придется пускаться в плавание. И, наконец, следовало учесть, что чилийское правительство было крайне заинтересовано в судьбе колонии. Будет установлено регулярное сообщение с Пунта-Аренасом. На побережье Магелланова пролива и на других островах архипелага возникнут фактории. Когда организуются рыбные промыслы, начнется торговля с Фолклендскими островами. Не исключено, что в ближайшем будущем и Аргентина займется своими владениями на Огненной Земле и создаст там поселения, соперничающие с Пунта-Аренасом, или же учредит свою колониальную столицу, подобно столице чилийских колоний на острове Брансвик.[4]

Все эти доводы были настолько вескими, что в конце концов победили.

После долгих разговоров выяснилось, что большинство эмигрантов склонно принять предложение Чили.

Приходилось еще раз пожалеть, что Кау-джер так не вовремя покинул остров Осте. Ведь, кроме него, никто не мог дать разумный совет. Вполне вероятно, что он счел бы необходимым согласиться на предложение, которое восстанавливало независимость одного из одиннадцати больших островов архипелага Магальянес. У Гарри Родса, например, не было ни малейшего сомнения в том, что Кау-джер высказал бы именно такое мнение и что к его словам прислушалось бы большинство эмигрантов.

Сам же Гарри Родс принял аналогичное решение, которое (наверно, единственный раз!) совпало с мнением Фердинанда Боваля, проводившего активнейшую пропаганду за принятие предложения Чили. На что же надеялся бывший адвокат? Неужели он мечтал осуществить свои теории на практике? А в самом деле, какой редкий случай представлялся ему! Каким великолепным полем для экспериментов являлись эти неискушенные в политике люди, которые, как в древние времена, получали в безраздельное владение землю, принадлежавшую отныне всем и никому в отдельности.

Поэтому Боваль буквально лез из кожи, переходя от одной, группы к другой, то и дело доказывая правильность своих теорий. Сколько красноречивых слов израсходовал этот человек!

Срок, установленный чилийским правительством, истекал, и наконец настал день голосования. В назначенное время, 30 октября, корабль должен был сняться с якоря, и, в случае отказа эмигрантов, все права на остров Осте сохранялись за Чили.

Общее собрание происходило 26 октября. В голосовании приняли участие все совершеннолетние переселенцы — восемьсот двадцать четыре человека. Часть эмигрантов состояла из женщин, детей и молодежи, не достигшей двадцати одного года, а несколько семейств — Гордоны, Ривьеры, Джимелли и Ивановы — отсутствовали.

Подсчет голосов показал, что семьсот девяносто два бюллетеня, то есть подавляющее большинство, было подано за принятие предложения Чили. Против него голосовало только тридцать два человека, придерживавшихся первоначального плана и желавших отправиться в бухту Лагоа. Им пришлось подчиниться решению большинства.

Затем приступили к избранию трех представителей для подписания договора. При этом блистательного успеха добился Фердинанд Боваль. Наконец-то его усилия принесли долгожданные плоды! Он оказался избранным, но переселенцы присоединили к нему Гарри Родса и Хартлпула.

В тот же день три представителя от эмигрантов и капитан от имени правительства Чили подписали соглашение, смысл которого был чрезвычайно прост. Текст состоял всего из нескольких строчек и не давал повода для каких-либо кривотолков.

Сразу же на берегу был поднят остельский флаг — белый с красным, и чилийский корабль салютовал ему двадцатью одним пушечным залпом. Впервые взвившийся на древке, весело реявший на ветру флаг возвещал миру о рождении свободной страны.

7. ВОЗНИКНОВЕНИЕ НОВОГО ГОСУДАРСТВА

На рассвете следующего дня вестовое судно снялось с якоря и через несколько минут скрылось за мысом. На нем уехало десять из пятнадцати уцелевших матросов с «Джонатана». Остальные, в том числе Кеннеди, Сердей и боцман Хартлпул, предпочли остаться на острове.

У Кеннеди и Сердея имелись для этого одни и те же причины: о них уже шла худая молва, и капитаны неохотно нанимали их на корабли. Здесь же оба приятеля рассчитывали на легкую и беззаботную жизнь, понимая, что в новом государстве строгие законы будут введены еще не скоро. А боцмана и еще двух матросов, людей необеспеченных и одиноких, привлекало независимое существование в новой стране, где они надеялись разбогатеть, превратившись из моряков дальнего плавания в самых обычных рыбаков.

Не успел корабль скрыться из виду, как все волнения уже улеглись, и обрадованные эмигранты бросились поздравлять друг друга. Казалось, будто они завершили какое-то трудное и важное дело, хотя в действительности все трудности были еще впереди.