Адельберт Шамиссо - Путешествие вокруг света Страница 33

Утром 6-го нашим взорам предстало удивительное зрелище. Над морем нависло темное небо; высокие, освещенные солнцем заснеженные зубцы гор Уналашки пылали красным пламенем. Весь день в виду земли нам пришлось бороться со встречным ветром. Бесконечные вереницы морских птиц, паривших низко над гладью вод, издали напоминали плывущие острова. Вокруг «Рюрика» резвилось множество китов, пускавших во все стороны высокие фонтаны воды.

Эти киты напомнили слова одного гениального естествоиспытателя. Он сказал мне, что следующим шагом, который надлежит совершить человеку и который продвинет его гораздо дальше, чем паровая машина и паровое судно (эти теплокровные животные, созданные его руками), следующим шагом будет приручение кита. В чем задача? Отучить кита от ныряния! Видели ли вы когда-либо полет диких гусей? Видели ли старуху, которая, держа в трясущейся руке хворостину, гонит полтысячи подобных воздушных кораблей на пустырь и управляет ими? Все вы видели это чудо, и оно не поразило вас? Почему же вас страшит мысль о возможности приручения китов? Воспитайте малышей в фьорде, укрепите у них под грудными плавниками с помощью плавательного пузыря пояс с шипами и дерзайте! Воистину, ради соединения обоих морей и сокращения расстояния между Архангельском и городом Св. Петра и Павла [Петропавловск-Камчатский] до 8–14 дней пути стоит предпринять такую попытку. Будет ли кит тащить или нести, Надо ли его запрягать или нагружать и каким именно образом, как его взнуздать, как им управлять, кто будет погонщиком «морского слона» — все эти вопросы решатся сами собой.

7 сентября 1811 года попутный, но слабый ветер привел нас ко входу в бухту; между высокими горами острова ветер неожиданно полностью прекратился, и из-за того, что якорь не доставал дна, мы оказались в довольно беспомощном положении. Однако агент компании г-н Крюков вышел нам навстречу на пяти двадцативесельных байдарах и отбуксировал в гавань. В час мы стали на якорь у главного селения Иллюлюк. Для нас заботливо натопили баню.

Г-н Крюков в соответствии с приказом директоров компании в Санкт-Петербурге выполнял требования капитана Коцебу и был с ним во всем почтительно-предупредителен. Тотчас же для нас закололи одну из немногих имевшихся на острове коров. Команду обеспечили картофелем, свеклой и другими овощами, которые здесь растут, и свежим мясом.

Требования капитана Коцебу заключались в следующем: построить одну двадцатичетырехвесельную, а также две одноместные и две трехместные байдары; держать наготове для будущей весны пятнадцать здоровых, сильных алеутов и все необходимое снаряжение; к тому же сроку обеспечить команду «Рюрика» камлейками из тюленьих шкур; тотчас же направить специального посланца в Кодьяк, чтобы там с помощью агента Российско-Американской компании найти и доставить сюда переводчика, который понимал бы язык жителей северного побережья Америки и был бы полезен при общении с ними. Три весьма решительных алеута вызвались исполнить это опасное поручение.

Трехместная байдара строится по образцу одноместной, но она длиннее и не с одним, а с тремя отверстиями для сидения. В ней сидят в центре европеец в алеутской одежде, в камлейке и с козырьком, защищающим глаза от соленых морских брызг, и два гребца-алеута — спереди и сзади. Я и сам в одно погожее весеннее утро в гавани Портсмута плавал на такой байдаре и таким же способом, к вящему удовольствию англичан.

8 сентября утром в гавань вошел «Чирик», шхуна, встреченная нами в море. Капитаном на ней был Бинземан, родившийся в окрестностях Данцига [Гданьска]. Этот пруссак, ставший капитаном курсирующей между Уналашкой и Ситхой шхуны Российско-Американской компании, претерпел и пережил на белом свете столько, о чем и представления не имеют те, кто за всю свою жизнь ходил не дальше, чем от задних рядов школьного класса до кафедры. У Бинземана была одна нога, вторую раздробило, когда на его корабле взорвалась пушка. Совмещая должность капитана и судового врача, он приказал матросу отрезать ножом ногу, висевшую на лоскутке кожи, а затем перевязал культю пластырем из... шпанских мушек{138}. Этот импровизированный метод лечения ноги после ампутации без перевязки артерии увенчался полным успехом. Выздоровление шло как нельзя лучше. Я не мог удержаться от того, чтобы не рассказать здесь эту историю, поскольку вместе с тем, что сообщил нам Маринер{139} насчет хирургических операций на острове Тонга, она поколебала мое давнее почтение к хирургии как важнейшей части медицины.

Нам пришлось надолго задержаться на этом печальном острове. Я наблюдал, как бедствовали порабощенные, нищие алеуты, но видел и их господ — здешних русских, которые и сами были угнетены. Однако все дни я проводил, бродя по горам, окаймлявшим селение. Отвлекли меня от людей притягательные дары флоры. Эшшольц также занимался сбором растений. Мы пришли к выводу, что на суше лучше действовать врозь, поскольку мы достаточно времени проводим вместе на корабле.

10 сентября был день именин императора, и я использую здесь описание, сделанное капитаном Коцебу (т. 1, с. 167){140}:

«11 сентября. По случаю вчерашнего торжества именин государя императора Крюков давал на берегу обед всему экипажу, после обеда мы пошли в просторную землянку, в которой было собрано много алеутов для плясок. Я твердо уверен в том, что в прежние времена, когда они еще были свободными, они были иными, чем теперь, когда рабство довело их почти до животного состояния и танцы уже не радовали их. Оркестр состоял из трех алеутов с бубнами, которыми они производили простую, печальную, состоявшую из трех тонов музыку. На сцену выходило только по одной танцовщице, которая, без всякого выражения сделав несколько прыжков, скрывалась между зрителями. Мучительно было смотреть на этих людей, принужденных прыгать передо мною; мои матросы, также чувствуя скуку и желая развеселиться, запели веселую песню, а двое из них, встав на середину кружка, сплясали. Этот быстрый переход от печали к радости развеселил всех нас, и даже на лицах алеутов, стоявших до этого с поникшими головами, блеснул луч радости. Один промышленник Американской компании, оставивший отечество в расцвете лет и здесь поседевший, вбежал внезапно в дверь и, воздев руки к небу, воскликнул: „Так это русские, русские! О дорогое, любезное отечество!“ На его бледном лице в эту минуту изображалось блаженное чувство; слезы радости оросили его, и он скрылся, чтобы предаться своей горести. Меня поразила эта сцена, я живо представил себе положение старца, со скорбью вспоминавшего о своей юности, счастливо проведенной в отечестве. Он прибыл сюда в надежде приобрести здесь достаточное состояние, чтобы наслаждаться потом беззаботной старостью в лоне своей семьи, но был обречен, подобно многим другим, окончить жизнь в этой стране».