Рувим Фраерман - Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца Страница 35

Раскаленное ядро катилось в горластое жерло пушки, шипя и изрыгая пар из пушечного ствола, ложилось на пыж из размочаленного каната и мокрого тряпья.

Бомбардир подносил тлеющий фитиль к запальному отверстию, и начавшее уже темнеть ядро летело к шведам, снова накаляясь в полете.

Глава двадцать пятая

СМЕРТЬ ДРУГА

На рассвете 26 мая марсовой матрос Трошка звонко прокричал на весь корабль: — Эскадра по корме!

— Сколько вымпелов? Посчитай! — приказал вахтенный офицер.

— Один, два, три... — начал считать Трошка. — Десять!

То шла на соединение с эскадрой вице-адмирала Круза эскадра адмирала Чичагова в составе кораблей «Ростислав», «Адмирал Чичагов», «Иоанн Креститель», «Саратов», «Всеслав», «Принц Густав», «Ярослав», фрегата «Брячеслав», корвета «Константин» и, наконец, бомбового судна «Победитель».

Вася выскочил на палубу. Эскадра приближалась. Солнце готовилось показаться из-за горизонта. И Вася замер на мгновенье, увидев утро, словно окрыленное парусами. То были русские паруса, за которыми, отражаясь на воде, поднималось из моря солнце.

По всему кораблю матросы кричали «ура».

К концу дня объединенный русский флот подошел вплотную к Выборгской гавани и запер шведов вместе с их гребной флотилией, которая укрылась там раньше.

Однако разгромить шведов одним нападением с моря было невозможно. Приходилось брать врага измором.

Наступили будни морской блокады.

Среди обычных дел и событий этих медлительных дней блокады одно событие, быть может незначительное для других, но необычайное для Васи, обрадовало его однажды в весеннее морское утро.

На корабль «Не тронь меня» прибыл мичман Дыбин.

Да, он был уже мичманом и носил эполеты.

Вася и Дыбин встретились у вахтенной скамьи и обнялись крепко, как друзья.

Дыбин был все такой же — с бледным лицом, с глубоким лихорадочным взглядом, в котором, казалось, всегда горел будто зажженный кем-то огонь. Несмотря на довольно долгую разлуку, привязанность, возникшая между ними, стала как будто даже сильнее.

Друзья беседовали подолгу в свободные часы.

Вспоминали Курганова, свою дуэль на Купеческой стенке. Вася часто расспрашивал Дыбина о своем друге Пете Рикорде. Он скучал без него.

— И он по тебе скучает крепко, — рассказывал Дыбин. — Чекин сказывал мне, будто начал даже стихи сочинять.

— А сапог более никому не чистит? — спросил Вася у Дыбина.

Оба громко рассмеялись.

К подвигу Васи и к его медали Дыбин отнесся без зависти и обнял его еще раз.

— Тебе, Головнин, всегда везло, — сказал он. — Я рад за тебя. Посмотрим, что ждет меня, какое боевое счастье...

И глаза его загорелись отвагой.

Дни шли по-прежнему медленно и однообразно.

Бизань-мачта на корабле «Не тронь меня» давно уже была поставлена. Борт, пробитый каленым ядром, починен.

Корабль в составе особой эскадры занял позицию между мысом Крюсерорт и банкой Сальвором.

Ежедневно, если позволяла погода, ходили на парусных шлюпках далеко в море, упражняясь в ловкости и искусстве управлять парусами.

Победителем на этих состязаниях чаще всего была шлюпка, на которой ходил Дыбин, нередко бравший с собой в море и Васю.

Плавать с ним порой бывало страшно.

Дыбин, казалось, все делал для того, чтобы поставить свою шлюпку в наиболее опасное положение. Со стороны можно было подумать, что он просто испытывает судьбу.

Так его и понимали старые матросы Макаров и Михаила Шкаев, обычно ходившие вместе с ними на шлюпке.

Они нередко предупреждали его:

— Поосторожнее бы, господин мичман.

Но для Васи это было не испытание судьбы, не безрассудная бравада, а желание выучиться побеждать море, закалить морской дух, столь необходимый для офицера военного флота.

То взлетая со шлюпкой на гребни огромных водяных валов, то срываясь между ними, Вася с восторгом смотрел на своего храброго друга, почти такого же мальчика, как и он, на его вдохновенное лицо, освещенное горящим взглядом.

В одну из таких долгих морских прогулок, когда шлюпка, в которой сидели Дыбин, Вася и оба матроса — Шкаев и Макаров, была на траверзе мыса Крюсерорт, впереди нее в волнах мелькнул парус.

— Откуда тут наши? — крикнул Вася Дыбину, стараясь пересилить шум волн.

Оба матроса молча и долго глядели вдаль своими зоркими, как у птиц, глазами.

— Не наша, — сказал Шкаев.

— Не наши, господин мичман,— повторил за ним Макаров. Дыбин, сидевший за рулем, вскочил на ноги. Лицо его оживилось.

— Не наши! — крикнул он тоже. — Не наши, Головнин! Шведы! Они хотят прорвать блокаду. На абордаж их возьмем. Вперед!

И Дыбин направил шлюпку наперерез парусу, который то прятался за встававшей впереди волной, то поднимался на гребень вала и сверкал на солнце.

То была погоня, от которой у Васи замирало сердце больше, чем в ту страшную минуту, когда он опускался в горящий трюм.

Вася громко кричал, сам того не замечая.

Матросы держали крючья. Дыбин молча, стиснув зубы, управлял шлюпкой. Вот когда его ловкость управлять парусами и его морская отвага, пугавшая нередко даже старых матросов, послужили ему. Ни одно самое малое движение ветра не пропадало даром. Каждая волна словно впрягалась в шлюпку и гнала ее вперед, наперерез врагу. Все ближе становился вражеский парус, как ни старался он ускользнуть.

Резким движением руля Дыбин направил свою шлюпку носом прямо в борт вражеского судна. Но швед успел отвернуть, и шлюпки столкнулись бортами.

— Сдавайся! — крикнул Дыбин.

Точно крылья приподняли его в воздух. Одним прыжком очутился он во вражеской шлюпке, и в то самое мгновение Васе показалось, будто на ветру сильно щелкнул парус.

Но то был пистолетный выстрел. Вася увидел голубой дымок, кружившийся над головой шведского офицера. Тот держал в руке пистолет. Вася бросился на офицера, навалившись на него всем телом. Матрос Шкаев, прыгнувший вслед за Васей, схватил офицера за руки. Другие шведы — два огромных матроса с голубыми глазами — сидели у мачты, бросив свои тесаки.

Шлюпку швыряло с волны на волну.

Борьба была кончена. Но отважный мичман лежал на дне вражеской шлюпки у самой корны, и кровь его, бежавшая по темно-зеленому мундиру, мешалась с брызгами морской волны.

Вася бросился к своему другу и поднял его голову. Лицо Дыбина было смертельно бледно, но он еще дышал.

Пленных шведов перевели в русскую шлюпку. Матросы и Вася перенесли туда же Дыбина и положили у кормовой скамейки.