Антонио Арлетти - Трампеадор Страница 35

Однообразное, печальное, наводящее тоску плато, галька, песчаные дюны, чахлые кусты, кактусы.

Обычно мы не приставали к правому берегу; здесь и долина, и плоскогорье бедны растительностью. Надменная и гордая в своей суровой красоте, протянулась тут на сотни километров к югу желтая пустыня.

На живописном левом берегу, по нашим сведениям, параллельно реке проходит, хотя и не всюду, проезжая дорога к Андам. Нам попадались огромные стада овец, которые сами, без пастухов, бродили по долине в поисках пастбищ. Раз или два в году их пригоняют в поместья и там стригут.

Одну из этих овец нам довелось однажды спасти от мучительной агонии, ниспослав ей быструю смерть.

Проплывая вблизи берега, мы услышали жалобное блеяние. Пытаясь спуститься к реке на водопой, животное свалилось с крутого склона; окруженная с трех сторон водой, осыпь образовала крохотный полуостров. Обессилев от безуспешных попыток одолеть склон, попавшая в ловушку овца печально блеяла тоненьким голоском, взывая о помощи. К счастью, подоспели мы, двое спасителей, и теперь ей уже не грозила смерть от голода. Мы спрыгнули на землю, полные решимости спасти бедное животное.

Сейчас мы поможем ей взобраться на холм, а потом, хлопнув ее легонько по спине, отпустим на волю.

Я думал, что овца начнет кувыркаться от радости, а она еле-еле переставляла ноги. Каждый шаг стоил ей неимоверных усилий. Захваченные своей высокой миссией, мы в первый момент не заметили, что у овцы сломана нога. Дело принимало совсем иной оборот.

В этом случае вступает в силу неписаный закон, согласно которому раненая или хромая овца переходит в собственность того, кто ее увидел. Конечно, если поблизости нет фактории.

Франческо забрался на холм, обвел внимательным взглядом долину и плоскогорье, а затем очень довольный вернулся на берег.

Отныне овца принадлежала нам.

Но, вместо того чтобы положить в гипс ногу несчастной, Франческо угостил ее пулей в лоб.

Помогая ему разделывать тушу, я спросил, почему он так поступил. Франческо объяснил, что, по здешним обычаям, полагается пристрелить животное и облегчить этим его страдания, если только нет никакой надежды его спасти.

Владелец животного благодарен вам за это, иначе говоря, он признает справедливым милосердный выстрел. Но вы обязаны снять с животного шкуру и повесить ее на сук или растение на видном месте. Словом, хозяин как бы просит: «Ешьте на здоровье овцу или барана, но оставьте мне хотя бы шкуру».

Путешественник имеет право убить и совершенно здоровое животное, но только в том случае, если он заблудился и умирает с голоду.

Нашей жертвой случайно оказался молоденький borrego. Боррего — это кастрированный барашек, которого специально разводят ради очень вкусного мяса. Чтобы отличить его от других животных, гаучо делают ему глубокий надрез на ухе. Лучшее кушанье трудно придумать, и меня беспокоило лишь, что, отведав мясо боррего, я надолго потеряю вкус к домашнему жаркому. Повесив шкуру на ветку, мы быстро разделали тушу и положили большие куски мяса в мешок. Затем снова поплыли вниз по реке.

Теперь продовольственная проблема была решена до самого конца путешествия. Мы могли твердо рассчитывать на два килограмма мяса pro capite[48] в течение полных десяти дней. Отбивные котлеты, прожаренные на горячих угольях, бифштексы, супы из бараньих ножек, шашлыки. Лишь теперь я мог с полным правом гордо именовать себя коком экспедиции.

Поджаренное на вертеле мясо становилось нежным, душистым и совсем не жирным; оно, словно крем, таяло во рту. Иногда я оставлял изрядный кусок румяниться на огне до тех пор, пока косточка не вынималась из мяса чистой-чистой, точно ее обглодала собака. Я ел, ел и никак не мог насытиться.

Очень скоро мои непрочные убеждения вегетарианца угрожающе зашатались.

21 августа.

С первого же дня нашей экспедиции мы насыщались в благоговейном молчании. Вы думаете из-за того, что неприлично болтать с полным ртом? Нет, подобные тонкости этикета были нам чужды. Просто мы ели с огромным аппетитом. Нам было не до бесед.

Но со вчерашнего дня я стараюсь говорить непрерывно и крайне громко. Франческо хотя и удивляется, но не возражает. Когда хочет, он отвечает. А я уверен, что, заговори я вчера за обедом, ничего подобного не случилось бы.

Пума, которая заглянула к нам в лагерь, наверняка не зашла бы, если бы услышала чьи-то голоса.

Конечно, ее привлек манящий запах мяса молодого барашка, но лишь предательская тишина выманила пуму из укрытия. Ей и в голову не пришло, что у огня сидят два охотника, причем один их них настоящий. Заметив свою оплошность, пума обратилась в бегство, и тут она поступила весьма опрометчиво.

Зверь выскочил из кустов неподалеку от Франческо; если у него не было агрессивных намерений, он должен был повернуться и снова нырнуть в кусты. Мы бы не стали возражать или сердиться, ведь никто не застрахован от ошибок.

Но эта странная пума то ли потому, что совершенно потеряла голову, то ли потому, что не могла свернуть с заданного направления, прыгнула вперед, намереваясь, очевидно, скрыться в кустах, росших на моей стороне. При этом она очутилась в опасной близости от меня. Я допускаю, что пума «совсем не страшное животное», но мне не доставило особого удовольствия увидеть ее совсем рядом в тот самый момент, когда я поднес ко рту кусок аппетитного жаркого.

Решив, что пума хочет рассчитаться со мной за все мои беззакония и разбой, я замер от ужаса в ожидании быстрой и беспощадной расправы. К счастью, Франческо метким выстрелом уложил ее на месте еще до того, как окончательно выяснились намерения этой наглой дамы. Всю вторую половину дня я пролежал в спальном мешке, дробно стуча зубами.

Наше каноэ было перегружено сверх всякой меры, и управлять им стало очень трудно. С таким объемистым грузом мы бы не смогли проплыть по рекам Кольон-Куре и Лимаю.

А так мы лишь однажды, за день до прибытия в Неукен, пережили несколько страшных часов. Застигнутые посреди реки воздушным смерчем, сметавшим все на своем пути, мы застыли на месте.

Как мы ни старались достичь берега, нам это не удалось. Течение реки не в силах было перебороть гудящий ветер, который гнал на нас пенные буруны.

Наше судно качало, как в сильнейший шторм на море. Ослепленные принесенной ветром густой пылью и брызгами, мы чудом удерживали каноэ носом вперед. Всякая попытка свернуть в сторону наверняка кончилась бы плачевно.

Любопытно, что сила ветра и течения уравновешивались настолько, что мы не продвинулись вперед или назад даже на миллиметр. Как видно, ветер и река решили побороться как раз у нашего каноэ.