Книга про Иваново (город incognito) - Дмитрий Фалеев Страница 38

Климохина не раз упрекали в том, что у него выходит скорее украшательство, чем красота, красивенько, а не красиво, но подобный флер в равной степени может и способствовать решению поставленной живописной задачи, и отдалять от него. Вспомним хоть Северянина, которого часто критиковали за то, что он тащит в поэзию «бульвар» и «галантерею», увлекаясь манерностью и ложной красивостью.

Вот и Климохину досталось в том же роде – «салонный художник!».

Но «салонный художник» не стал бы делать такие сложные и тонкие вещи, как «Переулок Светлый», «Не спится», «Серебро», «Урожай собран».

Салонный художник обошелся бы парой отработанных приемов, которыми он владеет, что называется, одной левой, а Александр – за счет нюансов, оттенков, цветового гурманства – деликатно и осторожно пробует выскочить из приема и в лучших картинах преодолевает салонный жанр, поднимая искусство на ступеньку выше.

В отличие от талантов-метеоров, которые к тридцати уже созрели, вспыхнули и больше ничего принципиально нового не скажут, Климохин долго вынашивает свой дар. В какой-то период он действительно увлекся вычурными, слегка припудренными эффектами и техническими находками, заметными только взгляду профессионалов (чтобы им было «вкусно» смотреть), но в 2010‐х годах случился перелом, открылся какой-то внутренний колодец, и Климохин без лишнего шума и треска вырос в глубину. Все меньше в его картинах относилось к аранжировке и все больше – к сути.

Он по-прежнему писал свои фирменные, камерные натюрморты, виды из мастерской или портреты ивановских журналисток, но его картины стали контрастнее, смелее, ароматнее. Пейзажи зааукались!

Как? А так!

Произошло что-то неуловимое и постепенное. Сюжетно и тематически новые работы Александра практически ничем не отличались от предыдущих, но при этом они ненавязчиво предлагали всерьез и деликатно задуматься о культурном соединении человека и природы, о трудностях жизненного пути и выбора, о драме и нестабильности ремесла художника, о красоте, о женщине. В них появилась некая мудрость, которая вызрела не потому, что была мудрой, а потому, что была доброй.

Из всех ивановских живописцев Климохин, пожалуй, самый человечный и демократичный. Его искусство не кричит «На абордаж!» или «Помогите!», поэтому человеку, испорченному Мунком или Гойей, трудно полюбить его с первого взгляда.

Осознание того, что делает Александр, приходит позже – когда уже надоело пускать пузыри.

О нем

Татьяна Комшилова:

«Я люблю гастрономические сравнения: Климохин как шоколад. Мне нравится шоколад, но когда его много, становится слишком сладко.

У него нет в работах откровенного конфликта, наверно, потому, что он сам не конфликтный человек – ведь какие мы, такая и живопись.

Своих моделей он романтизирует, идеализирует, относится к ним трепетно; не рискует изобразить в них все. Хорошо ли это? Иногда – да, иногда – нет; всегда это палка о двух концах.

Климохин для меня прежде всего пейзажист. У него много тонких, мерцающих пейзажей, а в его натюрмортах я вижу больше красоты – красоты вещей, эстетики вещей, игры со стилизацией формы».

Он о себе

– Как Серов говорил: «Отрадное хочется писать!»

– Я очень удивился, когда увидел ваши графические работы восьмидесятых годов, в которых отчетливо звучит социальный и даже политический подтекст. Это вам несвойственно. Как так случилось?

– Тогда было время общественного подъема, напоминающее хрущевскую оттепель. Хлынул ошеломляющий поток информации – про сталинские репрессии, другие дела, которые скопом всплывали на поверхность. Невозможно было обойти эту тему. Я плакатом занимался, и как-то совпало. Сейчас я не скажу, что совсем не интересуюсь политикой – она накладывает свой отпечаток, как бы ты ни пытался от нее ускользнуть, но сменилось само мироощущение. Все-таки политика – неблагодарное дело. Художник не должен идти за ней. Меня привлекает углубление в себя, поэтому и работы рождаются скорее интимного, камерного склада. Темой становится то, что ближе и роднее, – моя мастерская, портреты ближайших друзей и знакомых.

– Когда вспоминают жизнь в СССР, одни ее хвалят, другие ругают, третьи ностальгируют, а вы каким это время запомнили – последние годы советской власти?

– В принципе, неплохими. Но это, что и говорить, связано с молодостью. Происходило личное становление, страна шла вперед – никто же не знал, чем перестройка закончится.

– Партийная идеология на вас давила?

– Мы не застали этот период. В восьмидесятых можно было высказываться достаточно свободно.

– А мы сейчас не возвращаемся в эпоху позднего застоя?

– Я не задумывался. Каждый художник живет своим творчеством. Тут главный вопрос – зависит ли от нас что-то? Лучше свои усилия и замыслы направлять на живопись.

– Если брать ряд ивановских художников советского периода – от Нефедова до Малютина, – кто из них вам ближе?

– Мы все воспитывались на творчестве Вячеслава Федорова. Я его знал лично, на этюды, правда, с ним не ходил, но мы часто встречались, он много нам рассказывал. Грибов – гений. Он мне написал рекомендацию в Союз художников. Тогда не ощущалось, что все эти люди: Малютин, Грибов – такие величины. Мне повезло – не попади я в Союз, неизвестно, как сложилась бы моя судьба: был бы сейчас учителем рисования в школе.

А художники где будут?

– Как вы можете охарактеризовать современную молодежь, которая приходит в профессию?

– Не так много и приходит, и уж совсем немногие становятся художниками. Сейчас все меньше идут в это дело, видимо считая живопись неперспективной в плане достижения материальных благ. Но есть молодые интересные имена – Марта Суржикова, Ксения Новикова, Даша Растунина. Им лет немного, но намерения у них основательные. Все хотят остаться работать в искусстве.

– И все девчонки…

– Да, девчонки. Мальчишек меньше.

– Неужели мальчишки хуже девчонок стали рисовать? Всегда наоборот было.

– А вот так. В наше художественное училище тоже девчонки в основном поступают, но это давненько идет такая тенденция. С чем связано – не знаю. Причем девчонки, окончив училище, хотят и дальше продолжать образование. Я им говорю: давайте, пробуйте, – чтобы за нами хоть кто-то шел. Профессия-то заканчивается. Может быть, кто-то и относится к Союзу художников как к ненужной структуре, – я совершенно не согласен. Это очаг, место, у которого есть традиции, база, здание, мастерские. Если художников здесь не будет, кто придет им на смену? Офисы? Магазины? Нам их в других местах не хватает? А художники где будут? Их и так немного.

– Что лучше для работы – спокойная атмосфера или напряженная драматическая обстановка?

– Скорее всего, без каких-либо эксцессов не обойтись. Они