Сергей Смородкин - Последний караван Страница 4

Ударил ветер с крупинками снега, заметалось пламя костра, захрапели лошади, будто почувствовали в темноте невидимую нами опасность. Поднялся караванбаши, прищурившись, вгляделся в тьму:

— Зима скачет, — сказал он, — Скачет к нам на коне…

И какое-то подобие улыбки увидел я впервые за все время на его лице.

4. Люди на «крыше мира»

Эту историю я узнал сначала от Анатолия Ивченкова — начальника станции «Ледник Федченко». Потом мне рассказал кое-что караванбаши Мирзобадалов, который в ту зиму оставался в Алтын-Мазаре, ухаживая за больными лошадьми.

— Наша работа, признаться, довольно однообразна, — начал рассказ Ивченков. — Изо дня в день, из ночи в ночь — одно и то же. Каждые полтора часа, круглый год, мы ведем наблюдения за солнечной радиацией, режимами ветра, влажности, давления, температуры, накоплением снега и льда, движением ледника и его температурным режимом. В конечном счете, от этой ежедневной, кропотливой, требующей добросовестности и аккуратности работы зависят в какой-то мере долгосрочные прогнозы. А с ними и жизнь многих миллионов людей…

В рассуждениях А. Ивченкова нет ни капли преувеличения. Ледниками на нашей планете покрыто всего десятая часть земной суши. Но почти все запасы пресной воды — 97 процентов — заморожены в горных ледниках и полярных шапках.

Что касается ледника Федченко, то в его систему входят 127 больших и малых ледников. Здесь начинается великая среднеазиатская река Аму-Дарья. Будут жить ледники, будет и вода, а с ней и жизнь.

Ученых остро интересует: отступают ледники и, в конечном счете, Средняя Азия усыхает или же нет? За тридцать последних лет четыре памирских ледника (Федченко, Бивачный, Косиненко и Малый Танымас) потеряли около 1700 миллионов кубометров льда. А климат за прошедшие годы практически не изменился.

Климат не изменился, а ледники тают. В чем тут дело? Видимо, это связано с процессами горообразования. С поднятием и опусканием гор и их отдельных частей. К этому выводу пришли ученые, работавшие на леднике Федченко во время Международного геофизического года.

«Понижение абсолютной высоты территории, — говорится в монографии «Ледник Федченко», — обусловливает потепление и, следовательно, уменьшение оледенения. Согласно данной гипотезе, мнение некоторых авторов об истощении запасов влаги в горах Средней Азии, в частности на Памире, оказывается неверным. После очень длительного перерыва, который может продолжаться миллион лет, роль активного аккумулятора влаги примут на себя нагорья Восточного Памира… Западнопамирские долины пересекут ледник Федченко и в конечном счете протянутся на Восточный Памир. По этим артериям на равнины Средней Азии по-прежнему будет идти влага, ежегодно пополняемые запасы которой на Памире неисчерпаемы».

Некоторые ученые настроены не столь оптимистично. Они придерживаются теории «умирания ледников», а с ними и жизни в долинах. Не последнюю роль в этом жизненно важном для нас споре играют наблюдения метеорологов «Ледника Федченко».

— Это была моя третья зимовка, — продолжал Ивченков. — Две прошли ничего. Без приключений и отпуска. Жизнь, конечно, не больно веселая. Сидишь на ригеле как попугай на табурете. Задуют метели — а их у нас хватает, — только на площадку и высовываешь нос. Поневоле все время в доме, в одних и тех же комнатах бок о бок с ребятами. Иной раз так хочется побыть одному — все бы отдал. Зимовка она и есть зимовка. К концу, особенно, многое уже раздражает. Тот ест не так. Другой не так смеется. Тут надо держать себя в руках. Сорвешься — потом не поправишь.

— Как, спрашиваете, держать себя? Первое — работа. Второе — работа. И третье — тоже работа. Я лично так думаю: трудолюбие, высокая квалификация и любовь к своему делу. Иначе на зимовке не удержишься.

Зимовал со мной Р. второй раз. Тоже в отпуск не пошел, хоть я ему и говорил, что надо передохнуть. Р. — веселый парень, на гитаре играл. Бывало, возьмет гитару да запоет — глядишь и отойдет сердце.

Любая весть из дому воспринимается на зимовке как бы через огромное увеличительное стекло. В обычных условиях и внимания не обратишь. А тут — конец света прямо. Запоет, значит, парень — и легче. Пес мой его любил очень. Собаки чувствуют человека: кто добрый, а кто злой. Это я точно заметил. Одного зимовщика невзлюбил. Бросается — и все. А пес здоровый — датский дог. Один раз укусил, другой. Вижу, дело плохо, изуродует парня. Пришлось с псом расстаться. А вы бы как поступили на моем месте?

Так вот про Р. Не выдержали у него нервы. Сначала почти месяц из дому вестей не получал. Потом радиограмма пришла, да какая-то суховатая. Вроде протокола профсоюзного собрания: «Дескать, живы-здоровы, общее течение жизни признаем удовлетворительным».

Просыпаемся в одно зимнее утро — Р. нет. Он как раз в ночь дежурил. Начали искать. Кинулись, конечно, в сторону перевала Кашал-Аяк. Ригель здесь обрывается круто вниз, как раз недалеко от метеостанции. Может Р. оступился в темноте и лежит под скалой? Был такой случай лет двенадцать назад.

Все облазили — следов нет. Тогда только кинулись о другую сторону, смотрим — лыжня. Больше некому: Р. пошел вниз. Двинулись по следу. Как две строчки печатные: здесь он торопился, спешил, чтобы до рассвета уйти, пока мы не хватились. Дороги не разбирал. Проваливался в трещины несколько раз. До сих пор удивляюсь: как он без ледоруба из трещин вылезал? Все хотел его спросить потом, да не пришлось к случаю. Потом Р. лыжи бросил — лыжник он был так себе, — пешком пошел. За весь день только раз и передохнул. Шел, шел и шел…

Фору он нам большую дал — не догнали. Да и к лучшему. Черт знает, что могло случиться: ребята очень злы были на него в первый момент, могли сгоряча… Одним словом, лучше, что не встретились тогда. Повезло, как говорится, обоим.

Р. дошел. Один. Зимой. По леднику.

Повезло, что Мирзобадалов зимовал в Алтын-Мазаре и встретил его с лошадьми: Р. на дежурстве дал за моей подписью радиограмму в Алтын-Мазар, чтобы его встретили у «языка». Вроде он с моего разрешения со станции ушел. Ну, его и встретил караванбаши, привез в Алтын-Мазар, а оттуда в Дараут-Курган проводил.

Через пару дней сидел наш дорогой коллега со своей семьей в Перми в малогабаритной двухкомнатной секции и смотрел цветной телевизор, который мы с ним вместе покупали, когда я в Пермь к нему из отпуска заезжал. А мы кукуем на леднике: работы ровно на четверть прибавилось. Зимовало нас тогда всего четверо. Такие пирожки.

Как вы думаете, чем кончилась эта история? Вернулся беглец! В начале лета собрали на стол, обедать сели и как в кино: появляется Р. Отмахал километров сто пятьдесят по горам. Мирзобадалов на станцию отказался его везти, помня обман, ну и пришлось ему на своих двоих.

Пришел значит. Пригласили обедать. Ложками по тарелкам возим, о погоде, как московские таксисты, говорим. Про главное ни он, ни мы — молчок.

Покурили после обеда. Пошел я на площадку зачем-то. Р. со мной. Говорит: «Обратно пришел. Возьмешь?»

Злости на него у меня лично никакой не было — прошла. Я его знаю давно: в Киргизии работали вместе. Это же тоже не всякий может на старое место вернуться, а?

— Ладно, — говорю, — надо с ребятами сначала посоветоваться. Тут, сам понимаешь, один я ничего решить не могу.

Проспорили до позднего вечера. Двое против одного решили просить управление взять Р. обратно. Когда мы радиограмму дали в Душанбе, Р. будто в спортлото выиграл. Опять гитару свою взял, ударил по струнам. Я ему тихо говорю: «Ямщик, не гони лошадей…» Дескать, погоди, что еще Душанбе решит…

А он рукой машет:

— Главное, что вы решили, ребята. Вот что главное.

Получаем ответ на нашу радиограмму: «Такой-то пусть немедленно покинет станцию». Принес я ему листок, он повертел его в руках. Лицо у него стало белее бумаги. На следующее утро простился и ушел вниз. Больше я Р. не встречал.

Единственное, что я мог для него сделать, — просить Мирзобадалова встретить Р. у «языка» с лошадьми. Веришь, восемь радиограмм дал, прежде чем старика уломал. Нет — и все. Железный старик. Ты с ним поговори, как он с Р. встретился. Мне не сказал. Может, тебе скажет.

Маркамыл-ага был немногословен.

— Знаешь, как это бывает? Вот растет хлопок. Его греет солнце. Он думает, что всегда будет белым цветком. Потом приходит осень. Хлопок думает, что он еще цветок. Но только хлопок один так думает. На самом деле он уже гузапая — сухая черная палка.

5. Светлая родина

Последние часы на леднике. Сегодня густой туман, и караван не вышел на станцию. Караванщики привыкли к нам. Стали разговорчивее. Только караванбаши по-прежнему молчалив. Макаров завел за обедом длинную беседу, если можно назвать беседой монолог Олега о преимуществах разговорчивости перед молчанием. Маркамыл-ага, сидя на кошме, слушал не вступая в разговор. Только однажды пробормотал что-то похожее на стихи. Хаитов перевел мне с пятого на десятое: «Пока человек молчит, его достоинства и недостатки скрыты. Кустарник не думает, что он может стать местом охоты. Но может статься, что в нем будет дремать барс».