Алексей Смирнов - Братья Люмьеры. Автор в кино, сетевом маркетинге, зале суда, паломничестве и книготорговле Страница 4

Потом он ухитрился прилететь обратно, но с самого утра его обокрали проститутки. Он вызвал полицию и заявил, что ни на какие съемки не поедет. Катастрофа! Последний день. Я как чувствовал, что нужно приехать. Было пасмурно и грустно.

В двух эпизодах Маргинал был заменим. Он просто лежал под одеялом, а подельники перетирали тему. Но в третьем он говорил.

Орхоелейный фон Штоф посмотрел на меня.

– Быстро в примерочную!

– Я? Да я ни в жизни!

– Иди, говорю!

Меня одели в пиджак и вообще костюм Сопатки. Я приосанился. Юрей сказал, что Фон Штоф тем временем набросал мне блатной текст, а я вылитый Харви Кейтель. И ничего, потому что Харрисон Форд начинал уборщиком в 41 год. Мне было 46.

Фон Штоф тем временем набросал мне простенький блатной текст для диалога с Маргиналом.

Тот лежал на кровати, задрав острые носки ботинок.

Я подошел к Удаву:

– Ты что? Какой из меня блатной авторитет? Ты посмотри на меня!

– Да ты просто ни разу не был на блатном сходняке! Там одни такие манайцы и сидят!

Отыграли восемь дублей

Дублей. Было очень жарко от ламп, и меня постоянно обтирали щеточками.

Очнувшийся Маргинал сумел переврать половину фразы фон Штофа. Потом обратил внимание на меня.

– Так это вы фонтанируете своими текстами?

Да, я писал не для Первого Канала. Я хотел персон-плейсмента.

Он полез обниматься. Зная, что было раньше, я обратился в бегство.

…Вечером, в кафе. Киев. Сидим с фон Штофом в ресторанчике, на веранде. Вечер, погода, всякий разный джаз. Нас трое: солидные, уважаемые, уже не самые молодые люди мужской самобытности. Мимо снуют ребятишки, торгующие всякой ерундой. Один пристал с огромной охапкой роз:

– Купите цветы!

Мы в растерянности переглянулись, оценили друг друга.

– Мальчик, но – кому?…

Мальчик пошел прочь, а тут мы вспомнили про Маргинала, который на днях принародно похвалялся своими особыми предпочтениями. Он еще настаивал, приставая к водителю служебной машины: «Хочешь, тебя тоже трахнет не пидор, а настоящий мужик?!…»

– Мальчик! Сюда попозже один дядя придет – вот ему… И фамилию назвали.

Мощь современной психиатрии

Во второй мой, зимний, приезд тоже случился досадный казус.

Все мы люди. Я стараюсь не пить. Но как-то я приютился близ Киева у добросердечной матери-одиночки. Водочка, пельмешки – короче, она выметала на стол все.

Итог был предсказуем.

Наутро за мной приехал дядя Сирожа.

– А где Юрей? – спросил я с трудом.

– А пьяный валяется, – ответил дядя Сирожа.

Соавтор встретил меня у подъезда.

– Алексей Константинович, мы едем похмеляться, – объявил он.

Под борщ я похмелился тремя рюмками. Дальше не помню.

Вторую ночь хозяйка была не так радушна и выгнула меня с чемоданом, который я уложил в багажник дяди Сирожи. Мы поехали в контору решать дела. Там собрались будущие режиссеры и вообще сотрудники: Граня, Маховик, Руслан и прочие. После пары вымученных фраз мы отправились обедать в кафе «У Жандарма».

О, какое это кафе. Недорогое. Его визитка по сей день пришпилена у меня к стене. Я плохо помню события.

Соавтор потом рассказал, что при виде кандидат в режиссеры едва не обосрался. Он был москвич. Он принял меня за врача-психиатра, который сейчас его заберет и увезет неведомо куда.

Получилось так, что устрашением режиссера я отложил съемки с февраля по май. С тех пор я не пил там не капли. Даже в ходе событий, которые будут описаны ниже.

Выездная сессия

Если вы помните, нам предстояло сжечь бесхозный дом и найти приличную больницу. Конечно, в Бобринце, под Кировоградом, на родине Невуса и по условию местной администрации. Продакт-плейсмент.

Ехать было часа четыре в один конец. Мы загрузились в джипы. На беду, Орхоелейный фон Штоф был с похмелья, а у оператора Максима случился день рождения. Юрей как сторона принимающая организовал нам в Бобринце легкую закуску, а уже в кировоградском кафе «Джунгли» – серьезный разговор с руководством и пир с непотребствами.

Фон Штоф начал пить, едва сел в авто. Мы ехали на натуру, и он намеревался держаться крепко. Свет-Алекс ему всячески содействовал. Юбиляру подарили отдельно существующую собачью жопу – только задние лапы и хвост. Из сонма садовых гномов, торчала из почвы.

Но ресторан «Гуляй-Поле», афиша которого, так и висит, было невозможно проехать. Я был полон, а после него и вовсе раздобрел. Не терплю сала, но попробуй не съешь! Творческое путешествие в украинскую глубинку прошло замечательно. Глубинка изобилует бивуаками с обезоруживающими названиями – опять же «Гуляй-Поле», и еще я видел «Козачок», «Гетьман» и другие заманчивые вещи. Просто невозможно не задержаться хотя бы где-то. Программа похудания сорвана. Я даже не стану показывать мою.

Интерьер «Гуляй-Поля» был оборудован под махновские времена. Штофы, бесполезные деньги. Мы хотели отжать пулемет «Максим», но нам не дали.

Подкрепившись, мы продолжили путешествие в Бобринец.

Нас ждала рослая и пышная дама из местной администрации, в голубом платье с лямочами и готовая, похоже, на все. Киевляне! Москвичи! Питерцы! С инспекций на предмет славы!

Из достопримечательностей я отметил дом отца Троцкого.

Орхоелейный фон Штоф был чем-то сильно недоволен. И запертая по причине всеобщего выздоровления больница, и дома под пожар ему не понравились. Не приглянулась и перспектива. Все были огорчены.

Но за столом оживился. Глубинка его живила. Он произнес тост:

– Понимаете, – сказал он, – глубинка чиста и невинна в хорошем смысле. Здесь люди не испорчены душой, здесь они сходятся не чтобы поебаться, а чтобы продолжить род. – Мэтр немного подумал, все за столом напряженно ждали. – Хотя, конечно, можно и поебаться! – смилостивился мэтр.

Юрей уже проведал и городской обед с мэром отменил. Правда, не сам обед, а только мэра. И лично не явился в знаменитое и злачное кировоградское место «Джунгли», остановились в гостинице имени местной футбольной команды и отправились на точку. Там я немного потанцевал под песню «Алена даст».

Наше застолье было слегка испорчено сходкой воров в законе, которая там параллельно происходила. Мы быстро эвакуировались к месту проживания, хотя без некоторого рукоприкладства не обошлось. Мэтра мы в «Джунглях» потеряли и долго искали потом. Я ушел спать, потому что не мог больше все это выносить, оставаясь трезвым. И напрасно, я многое пропустил. К утру фон Штоф приехал, а за ним – автобус с блядями, которых выстроили строем и придирчиво выбирали. Охранник вежливо попросил заводить их с черного хода, потому что стояли камеры наружного наблюдения. Я все это, к сожалению, пропустил. Впрочем, остальные тоже остались в сомнительных ощущениях, ибо, как они выразились, грехопадение состоялось по полной программе, а вот грехостояния не вышло. Не видел я и того, как мои спутники уволили бармена, предварительно сбив его со стула. Зато с утра я испытывал чувство глубокого превосходства и торжества, ибо сказано: бодрствуйте, ибо не знаете, когда.

Дом сожгли поближе, когда уже вернулись в Киев.

С утра нам пришлось спешно бежать.

Философский разговор

Время идет, и я понемногу переосмысливаю украинские события.

Сокращенному кругу лиц было рассказано, в частности, о небольшой вечеринке в кировоградском кафе, где были задеты чувства и интересы местных авторитетов. Один из наших творческих людей поставил им на столик шампанское и увел блядей. Так и было, один в один.

И у меня состоялась небольшая беседа на улице, с одним человеком.

Теперь, по истечении дней, я смотрю на нее иначе. Наивный, я и не думал о криминале.

Тогда мне показалось, что этот человек просто непоправимо туп, а вдобавок еще и напился. Большой тугодум, с малоподвижной мордой, которую будто вытесали затупленным топором; не первой молодости, предпочитавший делать долгие паузы в диалоге.

Он обратил мое внимание на то, что звезды смотрят на нас сверху и видят все.

Это была правда, звезды смотрели и видели.

Я вежливо ответил, что да, что так оно и есть – звездам известно все, что происходит на земле.

Сосредоточенно обдумав мой ответ, собеседник согласился и дал расширение: звездам известно не только то, что творится на земле, но и то, что сосредоточено под землей.

На этой теме его переклинило.

Люди, сказал он, живут либо на земле, либо под землей, а третьего не бывает.

Он повторил это не один раз. Мне показалось, что я сделался очевидцем вербализации какого-то доморощенного, индивидуального мистицизма, лишенного божественной составляющей. Этот человек не желал говорить ни о чем, кроме как о наземном и подземном существовании.

Я кивал и соглашался с его взглядами, которые он излагал после полутораминутных раздумий.