Жюль Верн - Болид Страница 4

По некоторой неторопливости в поведении мистера Прота можно было заметить, что он, а вместе с ним и весь город, сожалеет, что не в состоянии надолго удержать у себя эту очаровательную пару, которая удостоила их присутствием.

Он произнес:

— Я полностью в вашем распоряжении.

И отошел на несколько шагов, приглашая войти в дом.

Но в этот момент мистер Сет Стенфорт спросил:

— А разве необходимо, чтобы мисс Аркадия Уокер и я спешивались?

— Вовсе нет, — заявил мистер Прот. — Можно вступать в брак как конным, так и пешим.

Очень трудно встретить более покладистого магистрата, даже в такой своеобразной стране, как Америка!

— У меня к вам только один вопрос, — продолжил мистер Прот. — Выполнили ли вы все необходимые формальности, предписываемые законом?

— Выполнили, — ответил Стенфорт.

И он протянул судье двойное разрешение, составленное в надлежащей и должной форме в канцеляриях Бостона и Трентона после уплаты налогового сбора.

Мистер Прот взял бумаги, водрузил на нос очки в золотой оправе, внимательно прочел документы, составленные в полном соответствии с законом и снабженные официальной печатью, и сказал:

— Ваши документы в порядке, и я готов выдать вам брачное свидетельство.

Не стоит удивляться тому, что любопытные, число которых значительно возросло, толпились вокруг пары, став невольными свидетелями союза, скрепляемого в условиях, способных в любой другой стране показаться немного странными. Впрочем, подобное обстоятельство не только не смущало новобрачных, но и не вызывало у них неудовольствия.

Мистер Прот вернулся на крыльцо и громко, чтобы все могли услышать его слова, сказал:

— Мистер Сет Стенфорт, согласны ли вы взять в жены мисс Аркадию Уокер?

— Да.

— Мисс Аркадия Уокер, согласны ли вы взять в мужья мистера Стенфорта?

— Да.

Магистрат на несколько секунд задумался, а затем серьезно, словно фотограф, собирающийся произнести сакраментальные слова «Спокойно, снимаю!», продолжил:

— Мистер Сет Стенфорт из Бостона и мисс Аркадия Уокер из Трентона, объявляю вас мужем и женой!

Супруги подвинулись ближе друг к другу и взялись за руки, словно скрепляя только что совершившийся акт бракосочетания.

Затем Сет Стенфорт вынул из бумажника купюру достоинством в 500 долларов и протянул ее судье со словами:

— За ваши труды.

Миссис Стенфорт вынула такую же банкноту и произнесла:

— В пользу бедных.

Затем оба, поклонившись судье, который также почтительно склонился перед ними, отпустили поводья. Лошади тут же сорвались с места и стремительно поскакали в сторону предместья Уилкокс.

А мистер Прот проговорил с видом философа, каким и был на самом деле:

— Нет, я положительно прихожу в восторг от того, насколько легко в Америке вступить в брак! Почти настолько же, как и развестись…

Глава вторая,

в которой читатель попадает в дом мистера Дина Форсайта и знакомится с его племянником Фрэнсисом Гордоном и горничной Митс

— Митс… Митс!

— Господин Фрэнсис?

— Куда же подевался дядя Дин?

— Вот уж не знаю, господин Фрэнсис!

— Может, он заболел?

— Нет, насколько мне известно, но если так будет продолжаться, то наверняка заболеет!

Такими вот вопросами и ответами обменивались молодой, двадцатитрехлетний, человек и старая, шестидесятипятилетняя, женщина в столовой дома по Элизабет-стрит в том самом городе Уэйстоне, где только что был заключен самый оригинальный брак на американский манер.

Этот дом по Элизабет-стрит принадлежал мистеру Дину Форсайту. Ему было пятьдесят пять лет, и он выглядел на свои годы. У Дина Форсайта была большая голова, растрепанные волосы, маленькие глазки, прятавшиеся за очками с очень толстыми стеклами, слегка сутулые плечи, мощная шея, дважды охваченная галстуком, который поднимался до самого подбородка. Он носил мятый широкий редингот,[11] болтавшийся жилет с никогда не застегивавшимися нижними пуговицами, слишком короткие брюки, едва закрывавшие чересчур широкие туфли, колпак с кисточками, спускавшимися назад на седеющую шевелюру. Его морщинистое лицо было гладко выбрито, а не заканчивалось обычной для обитателей Северной Америки острой бородкой.

Таков был мистер Дин Форсайт, о котором говорили его племянник Фрэнсис Гордон и Митс, старая служанка, утром 3 ноября.[12]

Лишившись родителей в раннем возрасте, Фрэнсис Гордон был воспитан мистером Дином Форсайтом, братом своей матери. Хотя ему должно было перейти от дяди некоторое состояние, он не считал это причиной, чтобы предаваться безделью. Точно такого же мнения придерживался и мистер Форсайт. Племянник изучал гуманитарные науки и окончил знаменитый […][13] университет. Затем освоил право и теперь занимался адвокатской практикой в Уэйстоне, где у вдов, сирот и всех нуждающихся не было более решительного защитника. Он досконально знал все приговоры и постановления и без запинок произносил речи мягким, проникновенным голосом. Коллеги по профессии, и молодые и старые, уважали его. И он сумел не нажить себе ни одного врага. Красивый лицом, наделенный от природы прекрасными русыми волосами, выразительными черными красивыми глазами, элегантными манерами, остроумием без малейшей язвительной нотки, любезный без подобострастия, проявлявший достаточно ловкости в различных видах спорта, которыми страстно увлекалось американское провинциальное общество, он просто не мог не войти в избранный круг молодых людей города и не влюбиться в очаровательную Дженни Хадлсон, дочь доктора Хадлсона и его жены, урожденной Флоры Клэриш.

Но пока слишком рано привлекать внимание к этой юной особе. Еще не наступило время, когда она должна выйти на сцену. К тому же приличествует познакомиться с ней, когда она будет находиться в кругу своей семьи. А такой момент уже не за горами. Впрочем, нам следует проявлять последовательность в изложении этой истории, требующей величайшей точности.

Что касается Фрэнсиса Гордона, то добавим, что он обитал в доме на Элизабет-стрит и собирался его покинуть, несомненно, лишь в день бракосочетания с мисс Дженни. Но мы опять оставим мисс Дженни Хадлсон в покое. Скажем только, что добрейшая Митс была наперсницей племянника своего хозяина и баловала его, словно сына, вернее, словно внука, ведь бабушки, как известно, побили все рекорды материнской нежности.

Митс, образцовая служанка, каких теперь и не сыщешь, принадлежала к ушедшей в прошлое породе, соединявшей в себе свойства одновременно собаки и кошки: собаки — поскольку была привязана к хозяину, а кошки — поскольку привязалась к дому. Как нетрудно догадаться, миссис Митс без обиняков говорила с мистером Дином Форсайтом. Если он оказывался неправым, она выкладывала ему все начистоту. Если он не хотел признаваться в своих ошибках, то ему оставалось только одно: уйти из комнаты, вернуться в кабинет и запереть дверь на двойной замок.