Эдуард Мурзаев - Годы исканий в Азии Страница 4

Тропа извивалась по сухим ущельям Кулансай, образующим сложную разветвлённую сеть запутанных оврагов. По ним во время редких в этих местах ливней выносится много земли, щебня, песка, которые откладываются у берега, образуя длинный и плоский мыс — косу Кулангурлан. Географические названия Кулансай, Кулангурлан говорят о куланах, которые некогда паслись на Устюрте и близ Кара-Богаз-Гола. Теперь о них ничто не напоминает, кроме названий, сохранивших свидетельства о наличии этих диких лошадей в неотдаленном прошлом.

Нашли хорошее обнажение меловых пород в 20 километрах от лагеря. Оно оказалось трудным — большим и отвесным. Много часов ушло на его описание, зарисовку и отбор образцов с остатками ракушечной фауны. Её последующее определение позволит точно установить геологический возраст отдельных горизонтов разреза.

Зимний день короток. Солнце уже садилось за плоский небосвод над заливом, когда мы отправились в обратный путь. Полная темнота окружала нас, когда мы вошли в лабиринт оврагов Кулансай. Медленно поднимались по ним. Влево и вправо уходили боковые отвершки. По одному из них нужно было подниматься к лагерю.

Вот как будто знакомый развилок. Натягиваю поводья, поворачиваю коня. Но он упрямо не желает входить в боковой овраг. Словом и действием предлагаю идти, однако он кружится на одном месте, волнуется. Что за оказия? Спешился, повёл коня за собой. Натягиваю поводья, он неохотно следует за мной. Вторая лошадь уже спокойно идёт за первой.

Скоро должен быть и лагерь. Смотрю вперёд в надежде увидеть фонарь «летучая мышь», поднятый на высокий шест. Но впереди темнота, нет желанного огонька. Чёрные мрачные овраги с белесоватыми полосками светлых горных пород, размытых дождевыми водами, окружают нас. Тёмная ночь, хаос холодных ущелий, гнетущая тишина.

Наконец выбираемся на плоскую поверхность плато. И здесь ничто не напоминает о лагере, нигде не мерцает свет фонаря, не слышно человеческого голоса. Громко кричу. В ответ слышу гулкое эхо пустыни. И всё. Куда идти? Где лагерь нашей экспедиции? Может быть, дождаться утра? Холод заставляет нас принять другое решение: спуститься обратно по тому же оврагу, который мною был ошибочно выбран для дороги к лагерю.

Подтягиваем седельные подпруги на голодных конях, садимся в сёдла, опускаем поводья. Пусть лошади сами выбирают нужное направление. Мы просим у них прощения за насилие, за наше глупое упорство, за самоуверенность. Через час мой копь решительно повернул в другой овраг, и через два часа мы увидели жёлтый свет фонаря. Время близилось к полуночи. Товарищи уже начали беспокоиться за нашу судьбу. Лошади получили лишнюю порцию ячменя из оставшихся скудных запасов. Чем мы могли ещё отблагодарить наших друзей?

30 ноября. Ноябрь провожает нас морозом, резким ветром. Слезы непрерывно текут из глаз, замерзая на бороде, ветер режет лицо, сосульки стягивают рот.

Решаем идти в Кызылкуп, промысел треста «Карабогаз-сульфат», и идти как можно скорее. Мы кончили работу и усталые торопимся домой.

Уже более двух месяцев экспедиция работает на Устюрте, южном Мангышлаке и прилегающих пустынных равнинах.

Наши маршруты опоясывают залив Кара-Богаз-Гол, мы то вплотную приближаемся к его горьким безжизненным берегам, то уходим в сторону от них, производим съёмку местности, изучаем геологию и геоморфологию западной части Туркмении.

Тяжёлой оказалась наша экспедиция. Холод, ветры, сильные, нескончаемые ветры измучили нас и караванных животных. Да и экспедиционное меню оставляло желать лучшего. Лошадей мы ещё подкармливали ячменём, но его оставалось мало, а вот верблюды вынуждены были питаться скудным кормом, главным образом полынью, прибитой морозом, который смягчил её горечь, да в редких случаях ветвями саксаула, что попадался па песчаных участках среди глинистой пустыни.

Завтра мы обязательно независимо от мороза и ветра должны обследовать месторождение целестинов в горах Коктау. О нём уже было известно и раньше. Но где точно оно расположено, мы не знали. Наша задача — найти и осмотреть месторождение, произвести небольшую съёмку местности, описать район, сделать геологические разрезы, взять образцы для анализа.

Целестин, или иначе стронциевая соль серной кислоты, — тяжёлый минерал, употребляемый в сахарной промышленности и других отраслях народного хозяйства. Известных месторождений целестина в СССР немного. Нашей экспедицией уже открыто и описано несколько месторождений по берегам Карабогазского залива. Прекрасный по качествам чистый целестин всё же пока нерентабелен для разработок, так как минерал этот залегает в глинах прожилками небольшой мощности. При разработке пришлось бы разворачивать колоссальное количество пустой породы. Транспортировка отсюда также очень трудна.

Сумерки спустились на залив, на берег. Некоторое время меловые горы ещё белели в надвигающейся мгле. Скоро и они растаяли. Темно. Ветер воет в ущелье.

Обедаем и одновременно ужинаем. Горячий суп обильно сдабриваем мелко нарезанным репчатым луком. Это единственный витамин в нашем рационе. Помимо лука у нас есть и чеснок. Но странное дело, в начале экспедиции мы его поедали в большом количестве, а затем к нему охладели. И научные сотрудники, и караванные рабочие явно избегали его, наши потребности в нём были полностью удовлетворены на какое-то время. Чеснок в мешке, который даже не раскрывали, ещё сколько-то дней грузили на верблюжий вьюк, но затем, когда начались серьёзные морозы, на очередной стоянке пришлось его выбросить. А лук оставался необходимым. Интересно, что примерно такое же отношение мы испытывали и к консервам — шпротам в масле. Мы получили их на складе по наряду и были безмерно счастливы обладать таким деликатесом. И действительно, в начале работ мы с удовольствием иногда разрешали себе полакомиться вкусными рыбками. Но затем шпроты надоели. О них просто не вспоминали. Но выбросить консервы мы не решались, это казалось расточительством, и они, заколоченные в ящик, мерно колыхались на спине верблюда.

Сегодня моя очередь дежурить первую половину ночи — шесть часов. Как долго тянутся эти часы! При свете «летучей мыши» привожу в порядок полевые записи, пишу дневник и письмо в Ленинград товарищам. Как его отправлю, с кем? Привезу его сам.

Читаю отчёт лейтенанта Жеребцова. Ему наука обязана первой точной съёмкой Карабогазского залива. Его карта оказалась не похожей ни на одно из изображений, сделанных его предшественниками. Жеребцов плавал в 1847 году.

«Пребывание, даже кратковременное, в водах сего залива, — писал он, — порождает чувство великого одиночества и тоску по местам цветущим и населённым. На всех берегах залива на протяжении сотен вёрст мною не было встречено ни одного человека, и, кроме горчайшей полыни и сухого бурьяна, я не сорвал ни одной травинки… Токмо соль, пески и всё убивающая жара властвуют над сими негостеприимными берегами и водами»[4].