Владимир Обручев - Григорий Николаевич Потанин. Жизнь и деятельность Страница 4

Переход от жизни в семье Эллизен к жизни в закрытом учебном заведении Гриша пережил тяжело. Первые ночи он, оставшись среди чужих мальчиков, плакал, спрятавшись с головой под одеяло.

В этом училище порядок жизни был таков. Утром детей будили до рассвета. Накинув серые шинели, они строились во фронт и пели утреннюю молитву; затем их вели через двор в столовую, где они получали по куску серой булки. Каждая круглая булка была надрезана на 4 части крест-накрест, служитель несший десяток таких булок на левой руке в виде колонны, донимавшейся до его лба, бежал вдоль столов, за которыми сидели мальчики, и правой рукой разбрасывал их по столам. Мальчики подхватывали булки, разрывали их на четыре части и ели. Четвертушка серой булки и составляла весь завтрак, после которого дети шли в классы, где занимались три часа с одним перерывом. Потом обедали в столовой. Обед составляли ежедневно одни и те же два блюда — щи из кислой капусты и каша с маслом. То и другое подавали в оловянных мисках. После обеда еще три часа шли занятия. День кончался ужином из каши с маслом и кружки кваса.

Как уже упоминалось, кроме казачьих сыновей в училище учились дети чиновников и пехотных офицеров, гак как в Омске не было других учебных заведений; затраты на их содержание и учение производились из средств Сибирского казачьего войска, что вызывало недовольство казаков. При преобразовании училища в кадетский корпус — а это произошло в начале второго года поступления Гриши в училище — воспитанников разделили на две части — роту и эскадрон. В роту были выделены дети чиновников и пехотных офицеров; в эскадрон — казачьи дети; первых было около двухсот, последних — 50. Деление это было проведено и в классах, н в спальнях; только обедали в общей столовой. Роту поместили в бельэтаже, эскадрон — в нижнем этаже. Рота и эскадрон получили разные формы и оружие. Ротные получили двубортные сюртуки с металлическими пуговицами, каски с белыми султанами и ранцы; казаки — казакины на крючках, кивера с помпонами[7], шпоры и шашки. В роту были присланы офицеры из столичных корпусов; им было поручено установить в роте порядки столичных корпусов и уничтожить в ней «казачий дух». Обращение к кадетам стало более мягким, им говорили «вы». В эскадроне остались казачьи офицеры, лучшие из прежнего состава; им было приказано присматриваться к порядкам бельэтажа и переносить их в камеры эскадрона.

Все это усиливало рознь между ротой и эскадроном. Рота чувствовала себя привилегированной частью корпуса, к тому же ротные состояли преимущественно из дворян; в роте заводились столичные манеры обращения, которые, впрочем, позже, привились и в эскадроне. Последний чувствовал себя демократией корпуса. Все казачата помнили детские годы, проведенные на полатях изб, на улицах станиц в играх в бабки, в мячик или в клюшки на льду реки. Тип этих казачат описал украинский литератор казак Железнов. Рота состояла из уроженцев разных губерний, многие до корпуса жили за Уралом. Эскадрон состоял исключительно из уроженцев казачьих станиц Горькой и Иртышской линий. Бельэтаж чувствовал себя «Европой», нижний этаж — «Азией». В первом учили танцам и немецкому языку, казачат в те же часы — верховой езде и татарскому языку. Если в корпус отдавали киргизских мальчиков, они попадали к казакам.

Эскадронные кадеты представляли более дружную, сплоченную семью, чем ротные. Их было гораздо меньше, их состав был однороднее. Среди эскадронных кадетов было много родственников, соседей, товарищей по детским играм. К тому же в то время уровень образования казачьих офицеров мало отличался от уровня образования простых казаков, а жизненная обстановка у всех казаков на Иртышской и Горькой линиях была более или менее одинаковая. Поэтому только Гриша, благодаря воспитанию в доме Эллизена, и немногие другие выделялись в эскадроне из общей массы казачат.

Обособленность ротных и эскадронных кадет сказалась и в их играх. Во время перемен их выпускали на двор, где они играли в городки, лапту, завари-кашу и другие игры. Играли также в войну русских с киргизами, причем роль киргизов доставалась, конечно, казачатам. Противники ходили друг на друга, стена на стену, хватали пленных и уводили в укромное место, в уборную, где держали под стражей до конца игры.

Учебную часть, после реформы в корпусе, организовал офицер Ждан-Пушкин. Русский язык, историю литературы, географию, всеобщую историю преподавали хорошие учителя. Из учителей войскового училища были оставлены лучшие: Старков, преподававший географию, Костылецкий — русский язык, теорию словесности и историю литературы, и Кучковский — геометрию. Уроки последнего отличались изящным и ясным изложением, и даже тупицы усваивали предмет хорошо. Костылецкий познакомил кадет с сочинениями Пушкина, Лермонтова и Гоголя; свой курс русской литературы он составил по критическим статьям Белинского, но имени последнего ни разу перед учениками не произнес. Этим он спасал свой курс от запрета со стороны учебного начальства, так как Белинский в годы царствования Николая I считался в официальных кругах вредным писателем.

В конце учения Ждан-Пушкин предложил учителю Старкову читать эскадронным кадетам более подробно географию Киргизской степи. Он знал, что казачьим офицерам предстояло ходить с отрядами в степь, нести там кордонную службу[8] и участвовать в военных экспедициях, доходивших на юге до границы независимого Туркестана. Старков выполнил распоряжение Ждан-Пушкина, и кадеты эскадрона вышли из корпуса с такими сведениями о Киргизской степи, каких не имели ни о какой другой стране.

Для усовершенствования кадет в фронтовой службе были присланы офицеры из столицы; среди них выделялся Музеус, образцовый фронтовик, высокий, вытянутый в струну, с громким голосом, гроза для неисправных и нерасторопных. Он задавал тон и остальным учителям.

Военный дух в кадетах старались поднять и в обстановке спален; на их стенах повесили портреты героев Отечественной войны 1812 г.; в одной из камер эскадрона висела картина, изображавшая гибель Ермака, покорителя Сибири, в волнах Иртыша. В спальнях были библиотеки для внешкольного чтения, с книгами военного содержания, в частности — посвященные истории Отечественной войны, «История Государства Российского» Карамзина, исторические мемуары, а также описания морских путешествий. Последние особенно заинтересовали Гришу, помнившего еще приключения Робинзона Крузо. Он прочитал записки Броневского о плавании в Ионическом архипелаге и путешествие Дюмон-Дюрвиля, усвоил всю корабельную терминологию и морские команды, с увлечением читал описания Канарских островов, Мадагаскара, Полинезии и стал мечтать о морских путешествиях, хотя понимал, что для казачьего офицера такие мечты несбыточны. Но ему нравилась и история Карамзина, особенно примечания, которые он перечитывал по нескольку раз, делая из них длинные выписки. В мальчике обнаружилась склонность к кропотливой работе, характеризовавшая и его позднейшую литературную деятельность.