Вадим Бурлак - Неизвестный Нью-Йорк. История. Легенды. Предания Страница 40

Гвоздика с места казни

В девяностых годах XVIII века, во время Французской революции и массового террора, аристократы шли на эшафот с гвоздикой в петлице. Этим они хотели показать верность королю.

В тот период казнили так много верных монархии людей, что в Париже не хватало красных гвоздик, символизирующих королевский дом Бурбонов. Тогда откуда-то появились цветы пурпурного цвета, с багровыми крапинками на лепестках.

По городу покатились слухи, что подобные гвоздики сами появляются на месте казни людей. Верящие в мистику считали, что пурпурные, с багровыми крапинками, цветы обладают волшебными свойствами.

Одна французская семья, бежавшая от террора в Нью-Йорк, прихватила с собой семена гвоздики именно пурпурного цвета, с багровыми крапинками. На новой родине эта семья стала разводить цветы.

О таинственных свойствах привезенных растений французы никому не сообщали. Тем не менее в Нью-Йорке о них прознали. К владельцам необычных гвоздик потянулись какие-то неизвестные личности — то ли колдуны, то ли знахари.

Но французы не желали продавать ни цветы, ни семена. Им угрожали, предлагали немыслимо высокие цены. Однако упрямые эмигранты были непоколебимы.

Что заставляло их не расставаться со своими гвоздиками и семенами, — так и осталось загадкой.

Однажды утром почтальон обнаружил открытыми двери дома, где жили беженцы из Франции. Почтальон постучал, окликнул хозяев, но никто не отозвался. Тогда он вызвал полицию.

Стражи порядка обнаружили задушенными всех членов семейства. Преступники вроде бы ничего не тронули в доме. Только во дворике были срезаны все гвоздики.

Полицейские лишь развели руками:

— Чудеса… Ценные вещи, серебро, золото, картины в дорогих рамах не взяли, а какие-то цветы… И кому они понадобились? Может, сумасшедшие, а может, сами посланцы нечистой силы орудовали здесь?

Так и не найдя ответов на эти вопросы, стражи порядка прекратили расследование.

Во мраке театральных кулис

Вот зазвучали первые слова.И занавес поднялся с бахромою —Открой глаза пошире и смотри.Однако, где же сцена? Тайна!Внутри, снаружи? Кто сказать сумеет?..

Известно, что некоторые сорта гвоздик используются для получения эфирного масла, а колдуны якобы применяют их для приготовления всевозможного зелья.

Но в XIX и даже в XX веках в театральном мире Нью-Йорка существовало печальное предание о роковых венках из гвоздик пурпурного цвета с багровыми крапинками.

Первые театральные представления стали давать в Нью-Йорке в девяностых годах XVII века. Выступали английские актеры, прибывшие в Америку подзаработать. Некоторые из них оставались в Новом Свете навсегда.

Спектакли, а вернее «морализирующие диалоги», проходили в богатых домах американцев, в сараях, во дворах, а иногда прямо на площадях и улицах. Реквизит изготавливали сами актеры.

В Нью-Йорке в XVII — XVIII веках ведущая политическая и экономическая роль принадлежала пуританам, а они сурово и настороженно относились к сценическому искусству и нередко расправлялись с актерами, если представление казалось им безнравственным. Лицедеев приравнивали к колдунам и предсказателям. Соответственно — и наказывали пытками, а иногда — костром.

Первое постоянное театральное помещение появилось в Нью-Йорке в 1732 году. В ту пору труппы по-прежнему состояли в основном из английских актеров, а в репертуарах царили пьесы Вильяма Шекспира.

Во время войны 1775 — 1789 годов все театральные представления в Нью-Йорке были запрещены. Несколько жителей города — любителей Мельпомены из числа учителей, клерков, торговцев, медиков, — попытались нарушить запрет. Тайком от властей они поставили два или три спектакля в частном доме на Манхэттене. Но вскоре были наказаны. Суровые моралисты избили их, а сценическую одежду, реквизит, тексты ролей сожгли.

С 1785 года театральные постановки в Нью-Йорке понемногу возобновились. Подходящих помещений в городе тогда еще не было, и некоторые актерские коллективы стали использовать так называемые «шоуботы». Они покупали старые речные суда и оборудовали их под «плавающие театры».

На этих «шоуботах» актеры жили, давали представления и отправлялись на гастроли по рекам, в города и небольшие селения.

В начале XIX века интерес к театру в Соединенных Штатах заметно возрос. Появились свои драматурги и актерские династии. Ослабли пуританские оковы искусства и литературы. Состоятельные жители Нью-Йорка стали выделять деньги на строительство театральных помещений.

Во все времена: где сцена — там не только свет рампы, но и темнота кулис, со своими таинственными историями, анекдотами, интригами, причудами, непонятными для посторонних явлениями.

Нью-йоркские подмостки, как и подмостки в других городах, окутывала пелена сплетен, соперничества, зависти и реальных житейских драм.

Подарок журналисту

В конце XIX века репортер, настоящего имени и фамилии которого не знали даже дотошные коллеги, строчивший под псевдонимом «Тихоня», собрался написать целую книгу под названием «Во мраке театральных кулис». Об этом он заявил в нескольких нью-йоркских газетах.

«Тихоня» пообещал читателям, что их ждут «сногсшибательные откровения, умопомрачительные разоблачения» служителей Мельпомены, от которых кое-кто сиганет с Бруклинского моста или в паровозную топку.

Заявить-то репортер заявил, а вот сотворить сенсационный шедевр не успел. Когда он в очередной раз шнырял в потемках театральных кулис Нью-Йорка, ему передали венок из пурпурных, в бордовую крапинку, гвоздик.

Посыльный сообщил, что это подарок от поклонника таланта репортера. Поклонник пожелал остаться неизвестным.

«Тихоня» изумленно повертел в руках венок. И проворчал во всеуслышание:

— Бывало, что меня хлестали букетами по роже. Но получать цветы в дар — такого еще не доводилось. Лучше бы неведомый придурок бутылку виски прислал…

Посмеиваясь над загадочным происшествием, репортер напялил венок на голову и покинул театр.

О том, что «Тихоня» прямо в венке из пурпурных, с багровыми крапинками, гвоздик прыгнул в Гудзон, во всех театрах Нью-Йорка известно стало на следующий день.

Тело репортера не всплыло, зато венок почти сутки покачивался на воде, прибитый к берегу.

Полиция не придала ему значения. Но закулисный мир распознал в необычном венке знак страшной и неминуемой опасности.

На сцене и в жизни

О, что за гордый ум сражен! Вельможи,Бойца, ученого — взор, меч, язык;Цвет и надежда радостной державы,Чекан изящества, зерцало вкуса,Пример примерных — пал, пал до конца!А я, всех женщин жальче и злосчастней,Вкусившая от меда лирных клятв,Смотрю, как этот мощный ум скрежещет,Подобно треснувшим колоколам,Как этот облик юности цветущейРастерзан бредом; о, как сердцу снесть:Видав былое, видеть то, что есть!..

«Нашел Офелию»

В середине XIX века в Соединенных Штатах Америки появилось немало своих драматургов. Но в репертуаре нью-йоркских театров сохранились и английские классики. В первую очередь — пьесы Шекспира.

В те времена, как и в других странах, американские актеры частенько заменяли свои настоящие имена на сценические. Так поступали те, кто считал свою фамилию неблагозвучной для театральных афиш, и те, кто хотел скрыть свое прошлое и происхождение. И выходцы из трущоб, и отпрыски аристократических родов, и дети из богатых семей поступали в театры под вымышленными именами.

В семидесятых годах XIX века в театр «Орион», расположенный на Манхэттене, явилась девушка лет восемнадцати. И речь, и движения, и одежда свидетельствовали о ее аристократическом происхождении.

Руководил тогда «Орионом» Джон Дэли — кузен известного американского переводчика и драматурга О. Дэли.

Девушка объяснила, что хочет стать актрисой, и попросила устроить ей просмотр. Восхищенный ее внешностью и манерами, руководитель театра тут же согласился. Он собирался ставить «Гамлета» и никак не мог подыскать достойную актрису на роль Офелии.

— Как вас зовут, дитя мое? — поинтересовался Дэли и вздрогнул от услышанного ответа.

— Зовите меня Офелией…

— Вы, наверное, наслышаны, что я ищу на эту роль актрису, и потому взяли себе такой псевдоним, — улыбнулся Джон. — Что ж, хвалю за находчивость…

— Нет-нет, я только сегодня прибыла в Нью-Йорк и пришла в первый попавшийся театр, — ответила девушка. — Так что о вашей постановке «Гамлета» даже не слышала.