Вячеслав Веселов - Дом и дорога Страница 40

— Утром поставьте большую палатку и перенесите в нее снаряжение. На случай дождя или афганца. Палатку возьмите старую. Ждите нас через пару дней.

Красный огонек попрыгал в темноте и исчез. Потом пропал за холмами ноющий звук мотора и стало совсем тихо.

— Одураченные простофили! Какого черта было переться сюда одним? — Борис вздохнул. — Пожили бы два дня в Душанбе...

— Тебе же битый час объясняли ситуацию. Нет машин.

— Да ну вас!

— Хватит, — сказал Олег. — Полезли в палатку. Утро вечера мудренее.

Фонарь не работал. Мы по очереди трясли его, пока не утопили фитиль в керосине.

— У меня есть туристская свеча, — сказал Сережа. Он достал из рюкзака плоскую коробочку и чиркнул спичкой. Слабое пламя, поначалу дрожавшее от нашего дыхания, медленно разгоралось и вдруг веселым светом залило стол, стены палатки и наши лица. Олег улыбнулся и полез за сигаретами.

Я подумал, что больше всего, пожалуй, мы боимся темноты, и тут увидел за спиной Андрея паука. Черный паук с белым брюхом, совершенно не обращая внимания на наше присутствие, бежал по спинке кровати. Что-то донельзя безобразное было в этой черной козявке и ее деловитом беге.

— Андрей! — крикнул я.

Андрей стремительно обернулся, сорвал с головы кепку и словно мухобойкой шлепнул ею по спинке кровати. Он сбросил паука с постели и принялся остервенело топтать его.

— Что это? — спросил Борис.

— Гад какой-то. — Андрей поморщился. — Каракурт.

— Ты вполне уверен?

— Да, да, да... Уверен.

— А-вот тут профессор пишет... — Сережа достал из кармана куртки книгу. — Вот... «Самка каракурта около одного сантиметра длины. Ее почти шарообразное плотное черное брюшко имеет красноватые или беловатые пятна. Она ведет хищный образ жизни; самец небольшой и ведет вегетарианский образ жизни...»

— Перестаньте! — Борис вскочил с раскладушки. Взгляд у него был диковатый. — Что вы в самом деле! — Он опустился на кровать с видом пропащего человека и засопел. — У меня есть бутылка коньяка. Я хотел приберечь ее, да кто знает... Здесь всякое может случиться.

Андрей ухмыльнулся и вдруг запел, страшно фальшивя:

Жизнь в степи коротка и незаметна,Дни быстрей перелетных птичьих стай.

А книжка и впрямь забавная. Особенно интересно там написано про змей.

— Ну, Андрей, змеи... Гадость ведь.

— Автор на этот счет другого мнения. Послушай, как он описывает детей гадюки: «Изящные, ярко раскрашенные змейки, лишь вчера появившиеся на свет, энергично сновали возле матери. Они были настолько красивы, что их невольно хотелось взять в руки».

— Не знаю, не знаю... Я бы ни за что не взял.

— Змеи не так страшны, как многим кажется. Профессор утверждает, что они вообще не нападают на человека, а если укус произошел, большая часть вины падает на пострадавшего.

— Странная книжка, — задумчиво произнес Олег. — Я открыл ее в аэропорту: «Ядовитые животные». Ну, думаю, речь пойдет о том, как от них защищаться, как бороться с ними, с ядовитыми... Заглянул в конец. Там такие главы: «Враги змей», «Как защищаются змеи»...

— Мне тоже показалось, что книга написана с позиции змей. — Сережа придвинулся к столу и раскрыл книгу. — Почитаем еще? «Принято считать, что змеи питают лютую ненависть к людям. На самом деле это совсем не так. Змеи питаются грызунами, птицами, насекомыми, птичьими яйцами, а человек им безразличен».

— Безразличен? — вяло спросил Борис. — И на том спасибо. А что там пишут про скорпионов?

— Погоди, — сказал Олег. — Змеи! Прежде всего змеи. Это не просто специальность. Планида у него такая, у профессора. Удел, рок. Судьба глядит на него даже из мусорных корзин.

— Из корзин?

— Ну да! Что, ты думаешь, профессор увидел первым делом, когда приехал в Нью-Йорк? В первое же утро на Таймс-сквере он стал свидетелем ловли полутораметровой змеи. Это рок. Понимаешь?

— Понимаю. А все-таки что он говорит про скорпионов?

— Что говорит, что говорит... — Олег полистал книжку. — Про них здесь сказано коротко: укус скорпиона в жарких странах смертелен.

— Да-а... Незатейливый лаконизм.

— Для нас с вами это черный юмор.

— Самый большой юмор в том, что автор посвятил книгу своей жене, — сказал Андрей.

— Там есть очаровательное место про пауков писуриде. — Сережа потянулся за книгой. — Ты не возражаешь, Борис, если я прочту несколько строк?

— Пошел к черту! Вы могли бы избрать другую тему для вечерних бесед? Я вздрагиваю от каждого шороха.

— Ладно, — сказал Андрей. — Поговорим о прекрасном. Но прежде я хочу лечь. Где у нас простыни?

— В одном из спальных мешков, — сказал я. — Там, снаружи. Ты ведь не пойдешь их искать?

— Отчего же. Обязательно пойду.

— Только не заблудись, — сказал Олег. — Ты отравлен культурными запросами, Андрей. Одну ночь можно было обойтись и без простыней. Мы в пустыне.

— Что из того, что в пустыне! Не надо делать уступок лени и потакать собственному разгильдяйству. Надо блюсти себя в мелочах. — Андрей поднял палец. — Берегите пенсы, а шиллинги сами себя сберегут. Надо блюсти себя, надо бороться против внутреннего свинопаса... Впрочем, не настаиваю. Живите как знаете. Но говорю вам: вас погубит привычка к лени, вы скоро опуститесь, потеряете человеческий облик...

И пошел, и пошел.. Едва его уняли.

— Хорошо, закругляюсь. Но если бы я не боялся оступиться и утонуть в этой самой Чашме, то обязательно пошел чистить зубы.

Андрей еще что-то бубнил за стенами палатки, гремел складными стульями и наконец явился с простынями.

— Счастье, Борис, видишь ли...

Они продолжали спор, начатый еще, наверное, в Ленинграде. «А-а, — подумал я, — разговоры о счастье в степи, при свете мигалки, классика, XIX век, знаем...»

Когда я проснулся, они уже разговаривали. Олег сидел поверх одеяла и курил.

— Горазд же ты спать, — сказал он.

— Я хотел послушать, но незаметно уснул.

— Не отчаивайся. Наши мудрецы все равно договорились до бессмысленности человеческого существования.

— Меня всю ночь мучили кошмары, хотя я уснул с мыслью о счастье, — сказал Борис.

— Ничего странного. Ты просто увидел, какое оно, счастье.

— Нет, это, по-видимому, отголоски вчерашних разговоров о змеях.

В палатку заглянул Сережа. В руках он держал полотенце, панама его съехала на ухо, глаза блестели.

— Птица, — прошептал он.

— Что там стряслось? — нервно спросил Борис.

Я выглянул из палатки. Метрах в семи от нас на кусте сидела рыжеватая птица с белыми полосами на черных крыльях. У нее был тонкий, как шило, длинный изогнутый клюв, а на голове большой веерообразный хохол.