Стивен Грэхем - Непознанная Россия Страница 41

Моему взору предстала великолепная сцена. "Преображение" приходится на то же самое время, что и "Обретение честнаго креста", и потому пол в церкви был устлан зелеными сосновыми ветками. Священнослужители шествовали взад и вперед в своих ослепительных одеяниях, а вверху, на круговой галерее, где стоял хор, музыка гремела так, как будто сама церковь вознесла свой лик и свой голос в хвале Господу. В соборе присутствовали все градации богатства и одежд, но, как мне кажется, единственным человеком, кто мыслил и оценивал, был я. (думал и сомневался)

Через десять минут моего пребывания в церкви началось движение. Вперед вышел молодой священник; он был очень хорош собой, облаченный с головы до ног в переливающееся серебряное сверкающее одеяние — символ Преображения. В руке он держал кисточку из верблюжьей шерсти. За ним шел маленький мальчик в белом стихаре, несущий крошечную чашечку со святой водой.

Священник встал среди людей лицом к алтарю — то был символ прихода Иисуса на землю в облике человека, символ его человеческой жизни и страданий. То была прекрасная идея, серебряноризный священник, сошедший от величественных икон и вставший среди людей; то был Бог, ставший человеком.

The town of Ust-Yug

Священник и мальчик ненадолго преклонили колена, затем поднялись, один держал кисточку, другой сосуд со святой водой. В пастве началось движение, люди начали подходить под благословение. Медленно все собрание продефилировало мимо священника и мальчика. Каждый, подходя, становился лицом к священнику, а тот окунал свою кисть в воду, рисовал крест на лбу прихожанина, получая в ответ поцелуй в руку, которая держала кисть. Он стоял совершенно неподвижно в своих праздничных ризах и смотрелся ангелом, только что спустившимся на землю. Или, скорее, как будто он чудесным образом вышел из иконы. Он двигал рукой, что держала кисть, не шелохнув ни одним мускулом своего тела. Должно быть, его и выбрали из-за лица.

Я тоже в свою очередь подошел к нему, получил благословение и поцеловал руку. Это было так, как будто я подошел к иконе, представляющей Преображение, и оттуда вышла рука, благословляющая меня, и свершилось церковное чудо.

Что за вера, что за сила в этом обряде! Религиозные чувства гремели во мне, как будто в громадном органе. Я вернулся на место, стал среди благословленных, осенил себя крестом и продолжал наблюдать процессию, проходящую перед священником.

Ах, какое удовольствие было наблюдать за прихожанами, подходящими к нему. Старые и молодые, хорошо одетые горожане и деревенские мужики, бабы, старые крестьянки, деревенские девочки и мальчики, очаровательные девчушки 15-16 лет в чистых ситцевых блузах, в коричневых платках вокруг их загорелых лиц. Солдаты, марширующие один за другим в чистых белых гимнастерках с красными нашивками на плечах, выглядели гораздо более щегольски, чем на парадах. Все они по очереди подошли к благословению, и жандармы очень официально блюли порядок. Наконец, все прошли. Наступила трехминутная пауза, и священник стоял неподвижно, как ангел на закате, ожидающий последних кающихся. Но никто больше не подошел и он снова стал на колени, помолился, а затем присоединился к другим священникам — присоединился к Богам на Небесах. Человек снова стал Богом.

Святая православная церковь удивительна; она по-настоящему искушала меня в ту поразительную ночь. Это единственная горячая, живая церковь в Европе. Она жива добродетелью людей, которые ее составляют. Если бы священники были из дерева, она все равно была бы великой. Молящиеся всегда находятся здесь в едином согласии. В церкви всегда есть чужие, всегда есть богомольцы. Бог — Слово, которое охватывает всех мужчин России как братьев, всех женщин как сестер. За этим словом бьет фонтан гостеприимства и доброжелательности.

На паперти церкви расположены были старые иконы и реликвии. Меня особенно заинтересовали два изображения — одно царствия небесного, другое — ада. Изображение ада состояло из большого змия, обвившегося вокруг миров; ангелы длинными зубцами заталкивали осужденного в пасть змия.

Представление царствия небесного напомнило мне книги моего приятеля-старообрядца и показалось похожим на театр, где на сцене находилось Святое семейство. Совершенно очевидно, что здесь не было места Свободе, Равенству, Братству: одни люди там были в гораздо лучшем положении, чем другие. Исторические святые владели большими пространствами, располагаясь, так сказать, в ложах, в то время как простые смертные были рады месту на галерке. В Судный день все Иваны и Василии окажутся вместе перед вратами — посох в руке, котомка на плече. Перед ними засверкают купола и шпили, горящие в лучах заходящего солнца, как все монастыри, соборы и церкви России, собранные вместе. И они будут полны

религиозного энтузиазма и общего возбуждения. И как же они будут все счастливы, и не продырявят ни одной дырочки и не найдут ни малейшего изьяна во всем представлении.

Почти никто из мужиков не попадет в ад; они соответствуют всем требованиям Рая. Они и не ожидают плохого обращения в Судный день. Праведный человек редко попадает в серьезные неприятности даже в России, да мужик и не идеализирует свой Рай. Рай просто немного получше, чем его родная земля. Это и есть его родная земля, только без дела и без водки. Но там много начальства и полиции, и некоторые люди будут баре и сидеть впереди, а другие — рабы и стоять сзади.

Прошли те времена, когда считалось, что суеверия крестьянства достойны презрения, а поклонение священным символам религии идолопоклонничество. Что такое идолопоклонничество? Это значит объяснить необъяснимое, определить неопределимое, дать Богу форму, местоположение, имя. Мы на Западе возвели слова и поклоняемся им, обоготворяем их, а что касается идолопоклонничества, то скорее нас надо побить камнями, чем нам их в кого-то бросать.

Простой человек посредственного ума, изо дня в день взирающий на Природу, узнает больше правды о жизни и ее чудесах, чем блестящий горожанин, крутящийся в вихре коммерции. Более того, развеялись наши иллюзии относительно великой роли англичан среди других народов. Роль наша — коммерция. Мы похвалялись цивилизацией, которую несли другим, а она оказалась одной видимостью. Мы думали, что идет развитие цивилизации, а это двигалась коммерция. Литература, искусство, религия, философия — все было поглощено коммерцией. Обращение язычников оказалось на поверку окрещением в коммерцию.

Я говорю это потому, что Россия не организована, не превращена в великолепную машину, не "развита", и человек ведет здесь более свободную жизнь. У здешнего человека есть шанс. Я бы сказал молодому англичанину, стоящему на пороге жизни и вслушивающемуся в искушающие, неотразимые голоса: "Не дай себя обмануть, не входи в эту машину, не отдавай свою душу, свою человечность. Уйди оттуда, стань скитальцем, странником. Если у тебя нет денег, отдайся на волю Господа и природы. Каждое деяние, каждое лишение сделает тебя сильнее, решительнее, более готовым..."