Рене де Баржи - В стране минувшего Страница 44

— Хорошо сейчас выкупаться, — подумал он, и эта мысль заставила его вспомнить Мечу.

— Этот примитивный ребенок, кажется, сильно привязался ко мне. Но при той степени развития, в каком находится его мозг, впечатления подобного рода долго не держатся. Мое отсутствие в последние дни, вероятно, направило ее мысли совсем по другому направлению. Я уверен, что в настоящий момент она отдается радостям охоты.

Он вспомнил ее безукоризненную фигуру, живо представил себе красоту ее телодвижений.

— Какое чудеснейшее животное, — подумал он… — Животное… впрочем, нет, это слишком сильно сказано. У ней замечательная понятливость, если принять в расчет, на какой ступени развития она стоит. Но ее бессознательная наивность иногда все же бывает стеснительна.

Несмотря на жару, он шел быстро и скоро достиг пляжа.

Крик удивления вырвался у него.

Меча сидела у бананового дерева, где она обычно любила отдыхать. Она услыхала его шаги и, повернувшись, посмотрела на него большими глазами, в которых отражалась глубокая печаль.

Остановившись на миг, он подошел к ней и спросил ее на местном языке:

— Меча купалась?

Молодая девушка отрицательно покачала головой. Ее обычная улыбка была грустна и не открывала ее жемчужных зубов. Она продолжала смотреть на своего товарища по прогулкам тихим, но крайне меланхолическим взором.

Взволновавшись больше, чем он сам в том себе признавался, Леон Беран сел около нее, положив рядом с ней свой карабин.

В глазах молодой девушки, следившей за каждым его движением, он прочел оттенок презрения.

— Она недовольна мной, — сказал он себе, — конечно, за то, что за ее услугу, за возвращение мне оружия, я так плохо отплатил ей неожиданным проявлением полного равнодушия.

Эта мысль была ему очень неприятна.

— Но, черт возьми, ведь не могу же я объяснить ей, почему я уклонился от встреч, — раздраженно подумал он.

Однако он тотчас же подавил в себе раздражение.

— В конце концов во многих отношениях это сущий ребенок. Так и будем с ней обращаться.

Он протянул руку молодой девушке, не прерывавшей своего молчания. Она охватила ее своей и сказала:

— Меча думала: Вао сердится…

Леон Беран покачал отрицательно головой и улыбнулся ей. На этот раз в ее глазах и на губах показалась улыбка. Мягким движением она привлекла к своей груди голову молодого человека и покрывала ее своими обычными ласками — одновременно и неловкими, и грациозными.

Через некоторое время она отодвинула от своей груди голову Берана и стала долгим взглядом в него всматриваться, как бы желая прочесть его мысли. Затем она быстро поднялась, разделась, бросилась в воду и позвала туда и его.

Беран последовал за ней. Около часу они вместе плавали и ныряли и, забавляясь, как дети, брызгали друг в друга.

Леон Беран первый вышел на берег. Меча как будто бы стала понимать, что, слишком интимно касаясь его своим телом, она стесняет молодого человека, и потому она еще немного поплавала и вышла только тогда, когда он уже оделся, и сама немедленно одела свою короткую тунику. Затем она сейчас же пригласила молодого человека следовать за ней и, несмотря на ранний еще час, провела его прямо в пещеры.

Но вместо того, чтобы расстаться с ним при входе, как это бывало обыкновенно, она повела его в коридор, прошла с ним через большую общую залу и галерею, доселе ему неизвестную, привела его в грот меньших размеров, где благодаря большому отверстию сверху было достаточно светло.

— Меча спит здесь? — спросил Беран, думая, что она хотела показать ему свою комнату.

Жестом она дала отрицательный ответ.

Приведя его к самому светлому месту, она велела ему сесть, а сама порылась в более темном углублении и вынесла оттуда ряд небольших предметов, которые и разложила перед ним.

— Смотри, Вао, — оказала она.

С большим удивлением Леон Беран начал рассматривать их один за другим.

Здесь были грубейшей работы статуэтки, высеченные или вырезанные из порфира, нефрита, слоновой кости, рога, — статуэтки, в которых художник старался представить человеческую фигуру или голову с воспроизведением черт лица… были здесь цветочные венчики, сделанные довольно тонко, с явным желанием верно передать природу, вырезанные пластинки, то с неправильными линиями, выражающими какой-то декоративный мотив, то с профилями людей или животных.

При тех первобытных орудиях, какими располагал художник, можно было только дивиться полученным результатам, и молодой человек искренне восхищался ими. Полулежа на полу, Меча с улыбкой забавлялась удивлением Берана.

— Это все один человек сделал, Меча?

— Много людей, — ответила она.

Коллекция была довольно значительная.

— Это все принадлежит вождю?

— Нет, племени, — объяснила она.

Леон Беран не скрывал своего удивления. Итак, эти первобытные люди имели в своей среде настоящих артистов. И самое любопытное было то, что они сознавали ценность этих изделий, которые составляли как бы особого рода сокровище, коллективную собственность всего племени, свидетельствующую о его благородных вкусах.

— Да, это сокровище, — проговорил Леон Беран. — И какую необъятную ценность представляет оно, если подумать о глубочайшей старине некоторых из этих предметов.

— Я не моту говорить о нем, — решил он, — моим ученым до нашего бегства. Они могли бы оказаться такими варварами, что в состоянии были бы ограбить наших хозяев и лишить их части сокровищ под предлогом собирания необходимых вещественных документов.

Затем, взглянув на Мечу, которая с почтением относилась к его размышлениям, не спуская с него блестящего взора, он подумал:

— Чтобы показать свое ко мне доверие, зная, что это доставит мне удовольствие, этот ребенок, наверное, нарушил какой-нибудь строгий приказ. Ее привязанность ко мне прямо поразительна.

Он погладил ее по волосам. Меча потрясла головой и улыбнулась счастливой улыбкой, показав все свои зубы.

Затем она тщательно переложила все эти произведения искусства на то место, откуда их взяла. И потом через узкий проход, минуя общую залу, она привела Берана к его помещению.

Здесь она повторила свои странные жесты, которые она проделывала уже два раза. Они состояли в том, что Меча поочередно клала свою руку на грудь молодого человека, а затем его руку на свой лоб. На этот раз она проделала церемонию жестов в обратном порядке. Затем она остановилась в каком-то ожидании.

Леон Беран, не понимая значения такого ритуала, оставался неподвижным и только разводил руками. Тогда улыбка снова исчезла с ее губ, и, понурив голову она удалилась, не оглядываясь.