Сергей Обручев - В неизведанные края Страница 45

19 сентября мимо нас вниз по реке проходят катера с кунгасами. Внезапно от одного из них отделяется моторная лодка, и в ней мы узнаем нашего радиста Бизяева. Оказалось, что наш мотор как раз в это время пришел в Средне-Колымск и Бизяеву удалось получить для него лодку и горючее.

20 сентября мы двинулись обратно. Первая наша ночевка – немного выше Конзобоя, на правом берегу, в уединенной заимке Горнице. В этой заимке провел свою последнюю ночь, 24 июня 1892 года, Черский…

Первые два дня мы наслаждаемся быстрым ходом моторной лодки, но на третий температура воздуха сильно падает, и мотор начинает пошаливать.

На следующий день мы проходим всего несколько километров: по реке уже плавает тонкое сало, мотор замерзает и совсем перестает работать. Бизяев разбирает его до последнего винтика на берегу, на замерзшей няше[6]. При этом общими усилиями мы выломали часть цилиндра, но Бизяев нас утешает, что это даже к лучшему, потому что как-то особенно удачно будут выходить газы. День этот кончается печально – ночевкой на берегу в одном-двух километрах выше места ремонта мотора.

25 сентября надежды на быстрое достижение Средне-Колымска становятся еще более слабыми: местами забереги достигают уже 100 метров ширины. Мы решаем забыть про мотор и идти бечевой. Но возле заимки Быстрой, в самом опасном месте, где нельзя идти бечевой и надо подниматься по быстрой протоке, мотор вдруг начал работать и помог нам на протяжении нескольких километров. Но потом он снова забастовал, и нам пришлось идти бечевой еще два дня до заимки Жирковой.

Утром неожиданно снизу подошел караван судов, и мы, не дожидаясь, пока заведется мотор, подъехали к катеру на веслах. Караван, состоящий из вереницы маленьких кунгасов, тянули два моторных катера.

По Колыме можно плавать не только на катерах, но и на больших судах, и вскоре здесь появились пароходы.

29 сентября с караваном судов мы подошли к Средне-Колымску. Через несколько дней река стала, и город был отрезан от всего мира.

Снова олени

В Средне-Колымске мы провели самые тяжелые и холодные месяцы – до начала февраля. Горсовет отвел нам для зимовки юрту на окраине города, в которой мы устроились с большими удобствами. После восьми месяцев почти беспрерывной езды было приятно отдохнуть в теплом помещении, разобрать и привести в порядок свои материалы, проявить фотоснимки.

Зима в Средне-Колымске по сравнению с Оймяконом и Якутском теплая; за то время, что мы пробыли здесь, только три раза температура спускалась ниже 50 градусов.

В середине декабря скрылось солнце. Город лежит немного к северу от полярного круга, и настоящей полярной ночи здесь нет. Солнце скрывается на двадцать дней, но и в это время в продолжение четырех часов среди дня бывает достаточно светло, чтобы можно было читать у окна. Это скорее сумерки, чем ночь.

При сильных морозах столбы дыма над городом поднимаются прямо кверху, горизонт становится темно-серым. Вскоре за лесом на юге начинает вырисовываться красный полукруг солнца.

Как только появилось солнце, нам надо было думать о поездке на юг.

Для того чтобы изучить возможно полнее бассейн Колымы, необходимо было сначала подняться по одному из больших правых притоков Колымы – выйти по нему куда-нибудь в верховья Омолона и затем спуститься по последнему до Нижне-Колымска. Наибольший интерес в первой части пути представлял Коркодон. По Коркодону в 1900 году прошел этнограф В. Иохельсон. Попал Иохельсон в эти края не по своей воле: в конце XIX века он был сослан на Колыму. Так же как и другой политический ссыльный – В. Богораз, он в течение нескольких лет производил этнографические исследования в составе экспедиции Восточно-Сибирского отдела Географического общества.

Летом 1900 года Иохельсон вышел из Гижиги на лошадях верхом, перевалил через хребет и проехал до среднего течения Коркодона. Отсюда он спустился на плоту в Верхне-Колымск. Съемки пути при этом он не вел и описания маршрута не давал, интересуясь только этнографическими исследованиями, так что после его экспедиции вся эта область изображалась на карте по-прежнему по расспросам.

С Колымы проникнуть по Коркодону к Омолону очень трудно, и из местных торговцев никто не ездил торговать в верховья Коркодона. Точно так же никто из якутов не поднимался вверх по Коркодону с Колымы, и из числа эвенов, общавшихся с русскими и якутами, не было ни одного, который знал бы реку в ее среднем и верхнем течении. Таким образом, среди всего населения Колымы не было ни одного проводника, который мог бы повести нас по Коркодону и найти перевал на Омолон. На Коркодоне, конечно, не может быть никакой зимней накатанной дороги, и ее придется прокладывать самим.

Единственный человек, который, как полагали, может найти дорогу на Омолон, – это якут Дьячков, по прозванию Бека. В середине зимы, во время его приезда в Средне-Колымск, мне удалось повидать его. Бека ездил несколько раз по другому притоку Колымы, Сугою, на Охотское побережье. На самом Коркодоне он был только в низовьях, но ему были знакомы в горах многие эвены, ион надеялся, что удастся отыскать среди них проводников. Он согласился взять на себя организацию оленного каравана для переезда на Омолон. Мы должны были явиться в середине февраля в Верхне-Колымск и оттуда уже на заготовленных Бекой оленях двинуться дальше вверх по Колыме и затем по Коркодону. Бека уехал обратно еще в декабре, и после этого мы не имели от него никаких известий до самого отъезда из Средне-Колымска.

Зимой нас покинул радист Бизяев, которому надо было вернуться в Москву, и К. А. Салищев кроме топографической съемки и астрономических работ взял на себя также и прием сигналов времени, необходимый для определения астрономических пунктов.

Нам предстояла, казалось, сравнительно простая задача – собрать в Средне-Колымске продовольствие и затем отправиться с ним до Верхне-Колымска. Но и то и другое оказалось очень трудным.

Продовольствие, отправленное нам Академией наук, лежало еще в Нижне-Колымске, куда его доставил осенью пароход. Нам с большим трудом удалось получить от Якутгосторга в счет этого продовольствия необходимые продукты. Оленей для проезда из Средне-Колымска в Верхне-Колымск мы могли собрать очень малой большею частью истощенных. В конце января я отправил вперед с партией груза колымчанина Ваню Березкина (ездившего с нами в низовья Колымы), а 12 февраля мы вышли сами с остальными оленями.

Найти на Колыме проводника для Омолона так же трудно, как и для Коркодона: колымчане ездят только в низовья этой реки.

Один лишь Березкин в прошлом году вместе с экспедицией гидролога Б. Зонова прошел через среднее течение Омолона в Гижигу и, выйдя оттуда обратно в верховья Омолона, проплыл весной по нему около 700 километров. Таким образом, он являлся здесь единственным человеком, знающим Омолон.