Георгий Холопов - Докер Страница 45

Вся жизнь жильцов нашего дома проходила на виду друг у друга, и сохранить какую-нибудь тайну никому не удавалось. У нас во дворе все и всё знали о каждом вплоть до самых интимных подробностей. Это был южный двор, с жизнью, выплеснутой наружу.

Да, сегодня ночью счастье изменило Парижанке. Она проиграла человеку с фанерным чемоданом почти все свое состояние. Вскоре мы уже знали всё о нем. Он был землемером, работал на персидской границе. Приехал в Баку в отпуск. Попадая раз в год в город, он прежде всего шел в «Казино». Обычно в одну или в две ночи он проигрывал все свои сбережения и отпускные деньги. Но на этот раз ему повезло. Он делал небольшие ставки, легко выигрывал, вовлек Парижанку в опасную и затяжную игру, и среди ночи, думая отыграться, она стала увеличивать ставки, и это неожиданно решило исход поединка.

Эту печальную новость Парижанка во всех подробностях потом сама рассказала моей матери, горько плача и размазывая слезы по щекам.

— Странный и необыкновенный случай: я впервые проиграла, а он впервые в своей жизни выиграл.

— Что же ты теперь будешь делать? — после долгой паузы спросила мать.

— Не знаю. Я ничего не знаю. Одно пока ясно: не видать мне Парижа, моего Шарля! — Она застонала и снова начала горько плакать.

Тут к нашему окну подошли соседи, стали успокаивать Парижанку. Но сделать это было невозможно, каждый это хорошо понимал.

Она ушла к себе. Я заглянул в окно. Землемер дремал за столом, положив голову на руки.

До открытия банка еще оставалось больше часа. Не зная от отчаяния, куда себя деть, Парижанка велела мне взять зембиль, и мы пошли в магазин, чтобы купить что-нибудь к завтраку. Но когда мы возвратились, я увидел поразившую меня картину: землемер спал, завалившись на белоснежную постель Парижанки, положив ноги в пыльных сапожищах на спинку хрупкого кресла красного дерева.

Я не знаю, какие отношения потом установились между ними, только хорошо помню, что землемер, которого у нас во дворе сразу же окрестили Каменные Скулы, остался у нее. Парижанка велела мне обойти всех ее заказчиц и сказать им, что она больна и в ближайшие дни не будет работать. Я исполнил ее просьбу.

Что же будет с Парижанкой? Об этом думал весь двор.

О ней говорили разное. Много всяких небылиц рассказывали про землемера.

А через день весь наш двор облетела необыкновенная новость: Парижанка выходит замуж за землемера!

— Что же мне делать? — слышал я ее разговор с моей матерью. — Я ведь теперь осталась нищей. У меня ничего не осталось. Ничего!

— И мережечной машины? Ты очень глупо поступила. Разве можно так играть в карты? — сказала мать.

— Трудно поступить глупее, — ответила Парижанка и заплакала.

После свадьбы — это была печальная свадьба, иные похороны бывают веселее — Парижанка слегла. Кто мог знать, что навсегда? К ней приходило много докторов, но никто толком не мог разобраться в ее болезни.

Невыполненные заказы мне пришлось разнести по мережечным и красильным мастерским. Мережечную машину покрыли чехлом. Печально и тихо стало в квартире Парижанки.

А землемер с утра до вечера, один, мрачный и нелюдимый, пил. На столе перед ним стояла бутылка водки и тарелка с солеными огурцами.

Из разговора матери с Парижанкой я знал, что землемер строит всякие планы в жизни, думает заняться коммерцией и открыть зверинец.

Парижанка болела. За короткое время она так похудела, что ее трудно было узнать. Доктора выписывали ей всякие лекарства, я целый день только и бегал по аптекам, но она ничего не принимала и не ела ничего.

Потом Парижанка стала кашлять. До этого она никогда не кашляла, это могли бы подтвердить все жильцы нашего дома. А тут вдруг стала кашлять и харкать кровью…

Похороны Парижанки были такие же скромные, как и свадьба. Проводить ее собрались все те же соседи и владельцы красильных мастерских: мадам Штибен, мадам Тихомирова, мадам Самойлова…

Продав за большую сумму мережечную машину, землемер сильно запил и теперь часто буйствует в пустой квартире. Иногда слышно, как он бьет посуду.

Как-то он заходит к нам и о чем-то беседует с матерью. Потом, вытащив из кармана мешочек из замшевой кожи, в котором Парижанка хранила театральный бинокль, землемер высыпает на ладонь полную горсть сережек, колец и других драгоценностей. На какое-то мгновение его глаза загораются алчным безумным огнем, точно это отсвет от сверкающих камней, и тотчас же угасают, как только он прячет бриллианты в мешочек, а мешочек — в карман.

— Гарегин, подойди-ка ко мне! — зовет он меня.

Я подхожу.

— Вот тебе на завтраки. — И протягивает мне золотую пятирублевку.

Выйдя на балкон, землемер созывает к нашему окну соседей и говорит им, что он умирает в городе от тоски, а потому возвращается в милые его сердцу степи. Все имущество Парижанки он оставляет соседям. Пусть выберут комиссию и поделят между собой.

Он накидывает на плечи свой видавший виды брезентовый плащ с капюшоном, берет фанерный чемодан и, распрощавшись со всеми за руку, даже с детишками, уходит, гремя тяжелыми сапогами на железных подковах.

Минут пять на балконе царит тишина.

Первым нарушает ее Мармелад.

— Мне холодильничек, пожалуйста! Холодильничек! — кричит он, вышагивая по балкону. — Мне его обещала сама мадам из Парижа!

— Никакой дележки! — протестует Люся, гневно сверкнув зелеными глазами. — Имущество мы продадим и на вырученные деньги выкачаем воду из подвала. И это будет лучшим памятником Парижанке.

Смертельно побледневший Нерсес Сумбатович говорит:

— Ну зачем память о ней связывать с подвалом? Эти деньги можно потратить на что-нибудь более основательное… Потом, у нас во дворе столько нуждающихся!

— Вот выкачаем воду из подвала — и это будет самым основательным из всего того, что можно придумать! — отрезает Люся, приняв боевую позу и сдвинув косынку, как папаху.

Еще пуще побледнев, Нерсес Сумбатович говорит:

— Что ж это выходит: одной — память, а другому — гроб? Так вы меня по миру пустите. Мне тогда придется прикрыть «Поплавок». Какой же это к черту будет «Поплавок», если под ним не будет воды?

— Вот и хорошо, вот и хорошо! — радуется Мармелад, только сейчас сообразив, что предлагает Люся. — Я даже готов отказаться от холодильничка! — И он весело вышагивает по балкону, потирая от удовольствия руки.

— Соседи! — трагическим голосом произносит Нерсес Сумбатович, видя, что все начинают расходиться. — Вы режете меня без ножа.

— И очень хорошо! С нэпмачами пора кончать, — твердо отвечает Люся. — Завтра мы арендуем морской насос. Он мигом выкачает всю воду, до последней капельки!