Жюль Верн - Кораблекрушение «Джонатана» Страница 45

К этому времени в поселок возвратилось более семисот пятидесяти человек; как уже говорилось, их ослабленные организмы представляли собой прекрасную почву для всевозможных болезней. Кау-джер буквально изнемогал в борьбе с эпидемиями. Зимой смертные случаи участились. Смерть косила всех подряд — мужчин, женщин, детей.

Да, много людей погибло… Но много и осталось, так что продуктов, привезенных чилийским судном, не хватало. Слишком поздно решился Боваль ввести в колонии паек. Запасы уже кончались. Кроме того, он не предвидел такого катастрофического роста населения и понял свою оплошность только тогда, когда выхода уже не было. 25 сентября на складе выдали последние галеты. Перед потрясенными колонистами явственно возник ужасающий призрак голода.

Неужели эмигрантам, спасшимся при кораблекрушении «Джонатана», суждено погибнуть медленной и мучительной смертью от жестокого, неумолимого голода?

Первой жертвой пал Блэкер. Бедняга умер в ужасных страданиях на третий день после выдачи последних продуктов. Кау-джер, которого позвали слишком поздно, ничего не мог сделать. На этот раз Паттерсона ни в чем нельзя было обвинить. Он голодал наравне с остальными колонистами.

Чем же теперь питались либерийцы? Никто не мог на это ответить. Те немногие предусмотрительные люди, которые накопили запасы, стали уничтожать их. Ну, а остальные?

Кау-джер совершенно сбился с ног. Ему приходилось не только лечить больных, но и кормить голодных. Со всех сторон неслись к нему мольбы о помощи. Люди цеплялись за его одежду, матери протягивали к нему истощенных младенцев. Кау-джера преследовал хор проклятий, жалоб и просьб. И никто не обращался напрасно. Он щедро оделял всех едой, припасенной в Новом поселке, совершенно забывая о себе самом и не желая сознавать, что затаившаяся опасность, от которой он временно избавлял других, вскоре неумолимо настигнет и его.

А этого следовало ожидать в ближайшем будущем. Соленая рыба, копченая дичь, сушеные овощи — все исчезало с неимоверной быстротой. Если бы в течение месяца ничего не изменилось, среди жителей Нового поселка тоже наступил бы голод.

Положение стало настолько угрожающим, что друзья Кау-джера начали оказывать ему сопротивление и перестали отдавать свои запасы. Ему приходилось долго и мучительно пререкаться с ними, чтобы получить что-нибудь для голодающих.

Гарри Родс не раз пытался доказать бесполезность приносимой Кау-джером жертвы. На что тот надеялся? Всем ясно, что ничтожного количества продуктов не могло хватить для спасения всего населения острова. А что он станет делать, когда припасы кончатся? И есть ли смысл отодвигать неотвратимую и близкую катастрофу за счет тех, кто доказал свое мужество и дальновидность?

Однако Гарри Родс ничего не добился, Кау-джер даже не возражал ему. При виде окружающего горя он просто не считал нужным приводить какие-нибудь доводы и философствовать. Чтобы не допустить гибели множества людей, надо было делиться с ними всем, до последнего куска хлеба. А потом? Там видно будет… Когда продуктов больше не останется, Кау-джер с друзьями уйдут отсюда, подыщут другое место для поселения и станут жить охотой и рыбной ловлей. К этому времени Либерия, наверно, уже превратится в кладбище. Но, по крайней мере, у них будет ощущение того, что они сделали все возможное и невозможное. Нельзя же сознательно и хладнокровно обрекать всех эмигрантов на гибель.

Гарри Родс предложил раздать колонистам сорок восемь ружей, спрятанных Хартлпулом. Может быть, их используют для охоты? Но его предложение отвергли. В это время года дичь встречалась чрезвычайно редко, а в руках неопытных охотников оружие представляло большую опасность. По некоторым признакам — угрожающим жестам, злобным взглядам, частым ссорам — нетрудно было угадать, что среди колонистов назревает буря. Они уже не скрывали взаимную вражду и то и дело упрекали друг друга в постигшей их неудаче. Каждый считал, что в теперешнем бедственном состоянии колонии виноват его сосед.

При этом все единодушно проклинали одного человека — Фердинанда Боваля, так опрометчиво возложившего на себя рискованную обязанность управлять себе подобными.

Однако, хотя потрясающая бездарность губернатора вполне оправдывала ненависть эмигрантов, они все еще терпели его власть.

Вполне вероятно, что колонисты и не пошли бы дальше тайных сборищ и беспредметных угроз, если бы один из них не увлек остальных на путь действия.

Удивительное дело: даже в таких ужасных условиях призрак власти возбуждал у него зависть! Жалкая власть, заключавшаяся в чисто номинальном владычестве над погибавшими от голода людьми!

И все же Льюис Дорик решил, что не стоит пренебрегать даже видимостью власти, чтобы — как образно гласит народное выражение — «урвать кусок от казенного пирога».

До сего времени ему приходилось терпеть возвышение соперника, но, считая, что настал удобный момент, Льюис Дорик начал борьбу. Поводов для справедливых упреков и нападок на губернатора было больше, чем достаточно. Конечно, он очутился бы в весьма затруднительном положении, спроси у него кто-нибудь, как поступил бы он сам на месте губернатора. Но, поскольку никто не задавал такого нескромного вопроса, Дорику не приходилось задумываться над ответом.

Боваль не мог не знать о деятельности противника. Из окна «дворца» губернатора он часто наблюдал за метаниями возбужденной толпы. Чем ближе была весна, тем больше и больше росла эта толпа, и по ее поведению Боваль понимал, что кампания, проводимая Дориком, дает неплохие результаты. Но, не желая покидать свой пьедестал, он подыскивал способы защиты.

Конечно, Боваль прекрасно видел, что колония пребывает в состоянии развала. Но он обвинял в этом чисто внешние причины, в частности климат. Его самоуверенность ничуть не поколебалась. Если он ничего не сделал, то только потому, черт возьми, что ничего нельзя было сделать. И никто на его месте не сумел бы чем-нибудь помочь делу.

Боваль цеплялся за свою должность не только из-за честолюбия. Его иллюзии о блестящих преимуществах положения губернатора частично рассеялись, и теперь он беспокоился и радовался лишь при мысли о том, что сумел накопить обильные запасы продовольствия. Разве удалось бы сделать это, не будь он губернатором? И что произойдет с ним в случае потери власти?

Поэтому губернатор вступил в ожесточенную борьбу за сохранение не только должности, но и жизни. Он сделал ловкий и хитроумный ход — не стал опровергать ни одного предъявленного Дориком обвинения. Боваль понимал, что тут он потерпит полное поражение, и сам начал обличать свои недостатки и указывать на промахи. Из всех недовольных он оказался самым озлобленным.