Владимир Бобров - 1001 день в Рио-де-Жанейро Страница 45

Здесь начинался город

Отсюда четко виден вход в бухту. Он очень узок. По обеим сторонам старые каменные крепостные стены. Наивные каменные стены, построенные, наверное, еще солдатами Эстасио де Са. Прямо перед входом крохотный островок весь в бетоне. Надо полагать, батарея. Строго говоря, под нами военная зона — крепость святого Жуана. Она как на ладони. Основной объект — футбольное поле. В нескольких местах от бровки ясно различимая белая окружность с небольшим столбиком в центре. Это и есть марка города. То самое место, где 1 марта 1565 года Эстасио де Са вбил в болотистую землю деревянный кол и провозгласил рождение нового города назло надменным соседям-французам, которые обосновались в бухте на местах, где ныне раскинулся Рио-де-Жанейро, десятком лет раньше.

Вблизи, судя по рисункам и фотографиям, марка города представляет собой каменный монумент в форме обелиска с полукруглой вершиной высотой около трех метров.

Отсюда, с полукилометровой высоты, океан представляется каким-то взлохмаченным. Наоборот, поверхность Гуанабары — словно отполированной. Гуанабара — внутреннее море Бразилии. Естественная гавань, окруженная горами, способная вместить и укрыть флоты всех стран. Если повернуться к бухте спиной, то можно увидеть небоскребы Копакабаны, отделенные от океана узкой полоской прибоя, сверкающей и изогнутой, как сабля. Правее — нагромождение крыш, переплетение улиц, острова зелени — основной массив Рио-де-Жанейро. А над всем этим: над бухтой, над крышами, футбольными полями и даже вершиной Пао-де-Асукар — стоит облако, которое зацепилось за шпилеобразную гору Корковадо, и на белом облаке плывет воздушная фигура — фигура Христа.

«Scha’her! Scha’her!» — закричал вдруг стоявший неподалеку от нас рыжеватый верзила и показал своим спутникам вниз. Под нами была очень небольшая каменная площадка, ограниченная с одного края зданием, а с трех других — пропастью. Именно оттуда, как будто из-под земли, показалась детская голова. Через минуту мальчишка вскарабкался на площадку, повернулся к нам спиной и спокойно начал выбирать тянувшуюся за ним веревку. Еще через некоторое время показалась вторая голова, принадлежащая еще более юному скалолазу, а вскоре на сцене появился и последний член связки. Вся троица направилась к нашей башне и исчезла в дверях.

Встретились мы в баре. Альпинисты выглядели обычными мальчишками и с нескрываемым удовольствием угощались кока-колой. Старшему из них, как оказалось, было 14. а младшему — 12 лет. Обмотанные веревками, с рюкзаками за спиной, ребята всем своим видом показывали, что такие прогулки им нипочем, обычное дело.

Как мы узнали потом, высота для здешних альпинистов не самое страшное. Страшное — змеи. Их водится здесь гораздо больше, чем надо. И увернуться на отвесной стене от ядовитой твари не так-то просто.

Тишину, царящую на вершине, время от времени сокрушает рев авиамоторов. Самолеты проходят совсем рядом. На берегу бухты, в самом что ни на есть центре Рио, примерно в двух километрах на юг от подножия Пао-де-Асукар, разместился аэродром внутренних авиалиний Сантос-Дюмон. При взлете машины идут точно на скалу. Надо успеть вовремя свернуть. Как правило, это пилотам удается. Но, как и все другие, и это правило имеет исключения.

Мы покидаем вершину Сахарной Головы тем же способом, каким и поднимались, — в кабинке канатной дороги (14 новых крузейро туда и обратно). И опять на крыше нашего вагончика ехал какой-то гражданин. Уже другой, но тоже не интурист.

Может быть, это делается для рекламы?

Если ты заболеешь…

Болеть неприятно везде, но в тропиках особенно. Духота заставляет сбрасывать одеяло, потом простыню. Мокрое от пота тело моментально мерзнет, начинается озноб. Лезешь под одеяло, и все начинается сначала. В окна вливается яркий, почти раскаленный солнечный свет и режет глаза. Страшно хочется вдохнуть прохладного, свежего и, самое главное, сухого воздуха. Но его нет. Можно, конечно, включить так называемый кондишн — охладитель воздуха — помесь холодильника с вентилятором, но это верный способ усилить простуду. Термометр, висящий на стене, и термометр под мышкой показывают одинаково: 39 °C. Надо вызвать врача. Он приезжает часа через полтора. Средних лет. Элегантен. Нетороплив. Никаких халатов. Никаких «историй болезни». Традиционный стетоскоп. «Дышите. Не дышите. Дышите глубже. Еще глубже. Отчего на груди шрам? Пуля? Во время войны? Теперь пульс. Ну, что же… Очевидно, острая простуда. Ничего страшного. Я выпишу три рецепта. Лекарство очень сильное. Принимать его надо строго по назначенным дозам и точно в указанные часы. Вы хорошо меня понимаете?»

На всякий случай переспрашиваем. Он снова повторяет и для верности пишет на листе бумаги часы приема порошка. Видимо, он придает большое значение точности.

«А вот это микстура. Принимать по ложке через четыре часа. Теперь третье лекарство. Опять порошок, но его принимать следует только завтра, с утра. Все зависит от точности исполнения предписаний. И побольше жидкости. До свидания. Буду завтра, в промежутке между тремя и четырьмя часами».

Визит врача длился минут двадцать. Примерно столько же времени продолжалась и вторая встреча. Еще менее продолжительной была третья. Лекарство оказалось действенным, а пациент, очевидно, исполнительным. Болезнь шла явно на убыль. При последнем своем посещении доктор сказал:

«Все в порядке. Можете ходить. Через четыре дня покажетесь. Приходите к пяти часам».

Мы были у него два раза. Его апартаменты: приемная, кабинет, лаборатория с рентгеновской установкой — расположены на втором этаже нового дома в самом центре Копакабаны. Одна арендная плата за такое помещение, по нашей прикидке, должна была составлять не менее пятисот долларов в месяц. Это недешево. Характерно, что весь обслуживающий персонал клиники нашего доктора, не считая его самого, состоял из одного-единственного человека, совмещающего должности секретаря, кассира, регистратора.

При последнем нашем визите после тщательного просмотра грудной клетки под рентгеном он сказал:

«Ваше счастье, что болезнь захватили в самом начале. Сейчас могу сообщить: крупозное двустороннее воспаление легких. Вас спасло, — он произнес название лекарства. — Это новейшее, очень хорошее средство, но весь секрет в том, что надо знать, когда и как его употреблять. Советую некоторое время не курить и не купаться…»

На слова благодарности усмехнулся и ответил просто: «Это моя профессия и мой хлеб».

Конечно, это врач преуспевающий, с обширной клиентурой, хорошо знающий себе цену. Его три визита к нам и два приема были оценены суммой около ста долларов.