СЕРГЕЙ ОБРУЧЕВ - НА САМОЛЕТЕ В ВОСТОЧНОЙ АРКТИКЕ Страница 46

Снова в Усть-Бельскую. Мы подходим к селению почти одновременно с катером, он подползает снизу. Весь эффект его прибытия, ожидаемого с нетерпением, — ведь он первый после прихода первого парохода, везет новости, почту, новых людей, новые продукты—испорчен нами. К самолету сбегается все население. Камчадалки, которые только что вязали юколу, успели уже накинуть праздничные платья, и берег пестреет яркими тканями.

 Усть-Бельская издавна место ежегодной ярмарки, на которую съезжаются с Чауна и с верховьев, и снизу, теперь приобретает все большее значение. Это почти американский город, по здешним масштабам, строятся "небоскребы", в один этаж, но обширные: здание Райисполкома, все из нумерованных бревен, привезенных с "материка" (т. е. из Владивостока"), и второе, еще недостроенное, уже из местного леса. А рядом жилища — будки из каких то кусочков. Большие вешала, сплошь увешанные юколой и икрой в сетках: путина нынче необыкновенно хороша, А юкола—основа здешней экономики, обеспечение собачьей жизни, обеспеченный транспорт и значит, завоз муки, чая, табака и пр. И хотя минувшая зима была для собак ужасна, занесенная с юга собачья чума уничтожила собачье поголовье на 50 %, а местами на 75 %, все же местная жизнь более благополучна будет этой зимой, чем прошлой, когда было много собак, но мало юколы.

В тот же вечер, забрав с катера несколько бочек бензина, мы перелетели в Чекаево. Ветер дул навстречу и Куканов спустился прямо в узкую протоку, где стояла наша палатка. Самолет сел с точностью необыкновенной и только несколько листочков с соседнего куста зацепились за элерон.

23 В ТЕСНИНАХ ВЭЭГИ

Вся Чукоция есть не что иное как громада голых камней.

Поверхность ее везде шероховата и покрыта каменьями,

а из сих камней есть такие, что всякую меру превосходят.

Биллингс, 1791 г.

На берегу протоки лежит 17 бочек, — и сегодня, после полета на юг, мы опорожним последние, чтобы улететь в Анадырь, домой — как мы говорим. А с катера мы взяли еще 4 бочки — это за 3 дня. Ужасно прожорлива наша птица, но зато и работает безукоризненно. Уже дряхлая, (ведь по летам своим она могла бы выйти в отставку) — и с такими многочисленными недостатками, как, например, отсутствие необходимейших приборов — и все же она работает изо дня в день, безотказно. Моторы заводятся, как часы — нет случая, чтобы мы тоскливо сидели на реке, пока борт-механик ковыряет что-то в Бристоле или в моторе, и ругается сквозь зубы. И в воздухе ни разу не слышали мы предательских перебоев, изменений равномерного звука, которые сразу заставляют настораживаться и терять доверие к машине. А у нас с каждым днем все большее спокойствие в работе, все большая уверенность в том, что самолет полетит туда, куда надо, и столько, сколько надо-И наши маршруты прокладываются все с большей и большей правильностью, как математические линии, заполняющие с правильными промежутками пространство, а не так, как в прошлом году — как линии спортивных достижений, непрестанного горения, неуверенной надежды — "а вдруг удастся".

 Уверенность этого лета, конечно, эфемерна, — стоит случиться одной вынужденной посадке, и снова полеты превратятся в то, что они есть еще на самом деле — в своего рода лоттерею, где счастливый выигрывает.

Для сегодняшнего полета небо не приготовило благосклонного приема — на юге опять облака, но нам нельзя выбирать, это единственный полет, который остался из Чекаева. Но облака высоко, выше тысячи метров, а горы на этом маршруте не очень значительны.

Мы набираем высоту, отдельные кучевые облака — кучки белого дыма — летят навстречу. Приходится против обыкновения пойти над ними. Кажется на западе, куда мы направляемся, облака кончаются.

Холодно, — мы забрались на 1 700 метров. Светло, нестерпимо ярко отражается солнце от сплошных белых масс на юге.

Внизу знакомый уже Майн, а вдалеке милая Крепость. Надо повернуть на юг, и спуститься под тучи — на юге сплошной их покров. Идем под самыми облаками, и как всегда, начинает кидать самолет. По прокладке мы должны итти вдоль Майна, но вот странно: Майн отходит все дальше и дальше к западу. А между тем все учтено: и девиация компаса, и магнитное склонение, и угол сноса самолета ветром Опять то-же, что было при полете на Пенжину—Майн не хочет оставаться там, где ему показано на картах. Придется подчиниться его желанию, и перенести его в то место, где ему хочется течь.

Но это меняет наши планы — радиус действия самолета не позволит нам достигнуть самой вершины Майна, где широкая его равнина незаметно переходит в равнину Пара-польского дола, — как видно было с Пенжиной. Жаль, — это место в географическом отношении очень интересно. Но все равно, — там низкие тучи, и попасть к горе Пал-пал не удастся.

Мы вознаградим себя другой рекой — Взэги, притоком Майна, которая течет как раз там, где показан Майн. Идем по окраине узкого хребта, который странной, взъерошенной множеством острых сопочек, грядой тянется непрерывно к югу. Вээги должна его пересечь и там может быть найдем мы проход на восток к реке Большой.

Долина Вээ и все больше суживается — впереди открываются проходы, и не просто разрезы в хребте, а теснины, живописные и небывалые в стиле надуманных гор художника Богаевского. Представьте себе лагерную военную четырехугольную высокую палатку, но со стенками почти вертикальными, высотой больше 1000 метров, коричнево-черную. И поставьте несколько таких чудовищных палаток, отдельных квадратных гор, под низкими свинце-серыми тучами, которые обволакивают их вершины. А между ними глубокие ущелья речек, и в одно из этих ущелий нам нужно юркнуть, чтобы перейти в широкие долины, которые сереют на востоке в прорезах гор.

Я наклоняюсь к Куканову и спрашиваю: "можем-ли пройти?" Куканов, как всегда спокоен и немногословен: "Пройдем" и самолет направляется в главное ущелье.

Метрах в 900 под нами — речка, серые галечники, занимающие все дно ущелья. Шадрин с недоверием смотрит через борт: если сдадут моторы, то садиться надо прямо на гальку, парашютируя, чтобы раздавить шасси и спасти людей.

Против наших крыльев — черные утесы, непрерывная стена базальтов, которая увенчивает каждую гору. Поток базальта — это тот скелет, который слагает верхнее карни зы этих гор, и предохраняет их от разрушения. Справа относит тучи и видны вершины, снова базальтовые карнизы, наверно до 1300 м высоты.

 Медленно летит самолет, как будто касаясь крыльями базальтовых карнизов. Конечно, ущелье очень широко, но когда смотришь на длинные, вибрирующие крылья, кажется, что они должны упереться в эту стену.