Джером Джером - Трое за границей Страница 47

Мы всегда желаем того, чего не имеем. Одна свинья, курица, девять человек и кот по мнению нашего пса потеряли всякую ценность, лишь только речь зашла о добыче, которая грозила исчезнуть. Пес бездумно метнулся вслед; Джордж захлопнул дверь и задвинул засов. Хозяин поднялся и оглядел все живые и неживые предметы, лежащие на полу.

— Игривая у вас собачка, — обратился он к посетителю с кирпичом.

— Это не моя собачка, — отозвался тот мрачно.

— Тогда чья же?

— Я не знаю, чья это собачка.

— Расскажите кому-нибудь другому, — сказал хозяин, подбирая портрет кайзера и вытирая с него рукавом пиво.

— Да ладно, — ответил незнакомец. — Я и не думал, что вы мне поверите. Я устал всем говорить, что это не моя собака. Мне никто не верит.

— А зачем вы с ней возитесь, если это не ваша собака? Что в ней такого хорошего?

— Я с ней не вожусь. Это она со мной возится. Она нашла меня сегодня в десять и не отстает. Когда я сюда зашел, мне показалось, что она от меня, наконец, отвязалась. Она осталась убивать утку, отсюда минут пятнадцать... Боюсь, мне придется за нее платить, когда буду идти обратно.

— А вы бросались в нее камнями? — спросил Гаррис.

— Бросался камнями? — переспросил человек презрительно. — Я бросался в нее камнями пока не заболела рука. Она думает, что я с ней играю, и приносит все камни обратно. Я битый час таскаю с собой этот дурацкий кирпич, все надеюсь, что смогу ее утопить. Только близко она не подпускает, не схватишь никак, сядет — вот она, каких-то шесть дюймов, — раззявит пасть и пялится.

— Давно не слышал ничего смешнее, — покачал головой хозяин.

— Рад, что хоть кому-то весело.

Когда мы уходили, он помогал хозяину подбирать разбитые вещи. У входа, в дюжине ярдов, верное животное поджидало своего друга. Вид у пса был усталый, но удовлетворенный. Очевидно, это была загадочная и непредсказуемая натура, и мы вдруг испугались, как бы терьер не проникся симпатией к нам. Но он равнодушно дал нам пройти. Его неразделенная верность к этому человеку нас тронула, и мы не стали искушать ее.

Покончив, к нашему удовольствию, со Шварцвальдом, мы проехались на своих колесах по Альтбрайзаху и Кольмару до Мюнстера, откуда предприняли небольшой осмотр Вогезских гор (где, по мнению нынешнего германского императора, кончается все человеческое).

Альтбрайзах, каменная крепость, которую река омывает то с одной стороны, то с другой (Рейн в молодые неискушенные годы никогда, кажется, не представлял в точности куда ему течь), как место обитания издревле привлекал, должно быть, исключительно любителей перемен и искателей острых ощущений. Кто бы ни воевал, из-за чего бы ни воевали — Альтбрайзах неизбежно был обречен. Каждый его осаждал, почти каждый его занимал, большинство теряло опять; удержать город не удавалось, кажется, никому.

Кому принадлежит его город, в чьем подданстве он находится сам — достоверно житель Альтбрайзаха не знал никогда. Сегодня он проснется французом, и не успеет выучить нужных фраз по-французски, чтобы общаться со сборщиком податей, — как вдруг станет австрийцем. Пока он будет наводить справки, как стать хорошим австрийцем, — узнает, что он уже не австриец, а немец (причем каким именно из всей дюжины немцев — этот вопрос, должно быть, ставил его в тупик каждый раз). Сегодня выясняется, что он католик, завтра — истовый протестант. Единственное, что сообщало его существованию некоторую уверенность в завтрашнем дне, — однообразная необходимость тяжелых выплат за привилегию быть на данный момент чьим-либо подданным. (Стоит над этим задуматься, как начинаешь удивляться, зачем в средние века человек, не являясь ни королем, ни сборщиком податей, брал на себя труд жить вообще.)

По разнообразию и красоте Вогезы не идут ни в какое сравнение с горами Шварцвальда. С точки зрения туриста, преимущество этого края — его великолепная бедность. Вогезский крестьянин не отличается тем прозаическим духом покойного процветания, каким испорчен его визави из-за Рейна. Деревни и фермы обаятельны скорее своим разорением. Также превосходны Вогезы своими руинами. Многочисленные замки прилепились в таких местах, где станут строиться только орлы. По крепостям, которые начинали возводить римляне, а заканчивали трубадуры и которые занимают лабиринтами стоящих до сих пор стен огромную площадь, можно бродить часами.

Торговля овощами и фруктами в Вогезах — занятие неизвестное. Большинство овощей и фруктов растет в диком виде, их нужно только собрать. Когда гуляешь по Вогезским горам, никаких планов лучше не строить — искушение сделать привал и насытиться в жаркий день дарами природы слишком, как правило, велико. Малина, вкуснее которой я никогда не пробовал, лесная земляника, крыжовник, смородина растут здесь прямо по склонам, как у нас ежевика вдоль троп на задворках. Вогезский мальчишка не должен шнырять по садам: получить расстройство пищеварения он может без нарушения заповедей господних. Фруктовых садов в Вогезах не счесть, но лезть воровать туда фрукты так же глупо, как рыбе платить за право попасть в аквариум. Хотя недоразумения случаются все равно.

Однажды, поднимаясь в гору, мы вышли на плато, где задержались, возможно, слишком надолго, увлекшись фруктами больше чем следовало — вокруг было столько всего и всякого. Начав с поздней клубники, мы перешли к малине. Затем Гаррис нашел сливу-венгерку, на которой уже созрело несколько слив — в самый раз.

— А вот такого нам еще не попадалось, — воскликнул Джордж. — Такого упускать нельзя.

Возразить, казалось бы, было нечего.

— Жалко, — сказал Гаррис, — что груши еще не поспели.

Какое-то время он по этому поводу горевал, но вскоре набрел на замечательные желтые сливы, которыми отчасти утешился.

— По-моему, для ананасов все-таки еще слишком северно, — вздохнул Джордж. — Я бы сейчас съел свеженького ананасика. Все эти сливы да груши быстро надоедают.

— Вообще, здесь слишком много ягод и слишком мало фруктов, — откликнулся Гаррис. — Лично я поел бы еще этих венгерок.

— А вон кто-то идет, — сообщил я, — похоже, местный. Он, может быть, знает, где нам найти венгерок.

— Он неплохо двигается для своих лет, — заметил Гаррис.

Старик действительно карабкался в гору с поразительной скоростью. Вдобавок, как нам казалось на таком расстоянии, он был необычайно весел и оживлен: пел, кричал во весь голос, жестикулировал.

— Веселый старик, — покачал головой Гаррис, — просто приятно смотреть. Но зачем он держит палку на плече? Почему он на нее не опирается?