Владимир Афанасьев - Тайна золотой реки (сборник) Страница 47

Ритуальный обрядовый танец шамана с криками, с гримасами и кривляниями выстраивал программу Ысыаха. Если шаман трясся всем телом, то это походило на смертельную агонию подстреленного стерха, а если же издавал гортанные устрашающие звуки и пританцовывал на коротких скрюченных ногах, то означало, что он отгоняет злых духов. Грозный шаман не позволит никому омрачить торжество людей.

Запел древний хомус. Звуки волнами покатились по самоцветному простору, переливаясь и искрясь в изум — руде снегов. И будто ожила, пробудилась Ексекю — мифическая птица якутских сказок, на могучих крыльях принесла людям радостное настроение чудесного весеннего утра.

Традиционный ёхарь по душе молодым и старикам. Широкий пёстрый круг покачивается из стороны в сторону. У навесов расположились торговые люди, тут же идёт и попойка — казаки и прочий бочкарёвский сброд хлещут водку, закусывают ливером, строганиной. Местные тойоны трясут мошной, ведут договорные сделки.

Два захмелевших приятеля из цапандинского отряда — здоровенный рыжий казак по прозвищу Хлыщ и скрюченный выпивоха Сенька Зыбин шушукались у распивочной стойки, не обращая внимания на рядом остановившихся Шошина и Волкова.

— Не выбраться отселя, — шипел Зыбин.

— Бежать некуда, — хмурил густые брови Хлыщ.

— То-то и оно…

— А може, Сень, к Советам?

— Будя…

— Аль мы кого сгубили?

— Не поверят.

— Советы простят. — Хлыщ с надеждой смотрел на Сеньку. — Гутарят, что Советская власть землю крестьянам за так даёт. Вот ведь, ядрёна корень, что получается. Надоела, Сенюха, собачья жизня. К мамке хочу. На Дону всё в цвету. Хлебушек заиграл…

— Бочкарёва боязно.

— Бочкарю каюк скоро.

— Ишь ты?.. — изумился испуганно Зыбин.

— А ты гляди, Сенюха, как якуты да чукчи весело шаманствуют. Это, брат, делом крутым вертанётся. Бежать отселя надо подале.

— Слыхал? — Шошин задумчиво посмотрел на Волкова. — Вот с кем надо работать.

— Да, им помощь наша необходима, — согласился Волков.

— Однако опоздали мы, наверное. Пойдём, Ефим, подойдём к зыряновским охотникам, что-то они с торгашом никак не сговорятся.

— Понятно чего — обдурить хочет.

— Прямо зла не хватает!..

Прижимистый купчик с Горно-Филипповской фактории ощупывал песцовые шкурки, разложенные на прилавке зыряновскими охотниками, и, зная настоящую цену товару, хитрил:

— Песец нехороший, — он жадно поглаживал шелковистый волос, — бутылка спирьта дать могу… Шибко мал песец.

— Ума в тебе мало, — рассерженно ворчал охотник, — а ещё купец.

— Честно меняю! — не обращал внимания на обидный упрёк купец. — Больше других даю!

— Мы знаем цену своему товару, — настаивал охотник… — За эту пушнину мы возьмём сахар, чай, табак, патроны к винчестеру и иголки.

— Чего захотел! — Купец встряхнул шкурку и бросил на прилавок. — Казаки за водку деньгами платят, а не такой драниной!

— Пьяницы — народ прибыльный, — второй охотник указал на пьянствующих казаков, — что украли, то продали.

— Вот они и сдерут с тебя шкуру, — огрызнулся купец.

— Волк в капкане сам себя ест, — спокойно сказал охотник и стал запихивать шкурки обратно в мешок. — Другой купес найдём, а ты спирт пей, совсем подурнеешь.

— Не сторговались? — стараясь обратить на себя внимание, сказал Шошин.

— Пожалуйте, торговые люди! — меняясь в лице, учтиво раскланялся торгаш. — Водочки отведайте…

— Ысыах нынче весёлый, можно и отведать, — согласился Волков. — А вы, торговый человек, никак сомневаетесь в сортности песцов? Нехорошо, — посовестил он помрачневшего торгаша, — такой товар!..

— Королевский! — восхищённо подхватил Шошин, встряхивая играющую серебром шкурку.

— В январе добыт? — спросил Волков охотника.

— Сразу видно, что торговый человек! — воскликнул охотник.

— Зверь крупный, выходной, — Ефим поглаживал шкурку, — остевой волос аспидный, а по брюшку шелковистость — первый сорт по стандарту!

— Правильно! — расплылся в торжественной улыбке охотник. — A у этого купца ум евражкин — глупый человек.

— Надо угождать охотникам, а они вам благодарностью отплатят, — посоветовал Шошин купцу.

— От них жди… — неопределённо отмахнулся купец.

— Торговля должна быть выгодной для торгующих сторон, — поучал Шошин. — Честная торговля приятна всем.

— Ничего, купец, всё на своё место встанет, — заметил Волков, отходя от прилавка. — Ещё поторгуемся!

«…Неужели меняются времена?» — спрашивал себя недовольный обменом купец, когда зыряновские охотники, приветливо разговаривая с русскими, отошли к прибывшей группе походчан. Прежде он не стал бы торговаться с этими голодранцами. А теперь? За несколько шкурок отвалил уйму товара и в такое шаткое для торговли время. Если Бочкарёв будет править в Приколымье, тогда ладно, а если атамана раздавят красные комиссары, то куда податься? Вон они, охотнички, позволяют себе даже хамить с торговым человеком и ничего не боятся. Что с ними стало? А эти русские совсем непохожи на торговых, хотя сам Соловьёв принял их за купцов. А ведь Соловьёв купец большого размаха… И всё равно о поведении русских надо донести Седалищеву.

— Ей, щипала! — Подвыпивший казак таращил на купца хмельные глаза, протягивал смятые в грязном кулаке кредитки. — Бутылку!..

— На залейся! — сунул казаку бутылку, выхватил деньги.

— Тям-тям-тирь-ям… — забрюзжал пьяно казак, прижимая бутылку к груди. — Тям-тирь-ям…

— Постой, служивый! — окликнул казака купец.

— Ещё чего? — озлобился казак.

— Вон те, — он показал на Шошина и Волкова, — тебе ведомы?

— Я себя-то не помню, а ты… — Казак утробно икнул. — Ух, как в глаз двину!

— Бочкарёву скажу! — пригрозил казаку обиженный купец.

— Есаул в тухлой норе квасится. — Казак небрежно махнул в сторону яранг на краю косы и двинулся, пошатываясь, к ожидающим его приятелям. — Дурак! — И плюнул напоследок в сторону обалдевшего купца.

Цапандин ещё накануне поставил на устьевой пологой террасе две просторные яранги. Одну для себя, другую гостевую.

Бочкарёв разместился в гостевой яранге, туда же были приглашены его помощники и прибывшие с побережья, от генерала Полякова, два офицера.

— Евфросинию не видели? — Недовольный, взвинченный Бочкарёв расхаживал по яранге, жадно курил.

— Объявится, — отозвался Седалищев.

— Небось по тундре блукает, — ухмыльнулся Цапандин. — С керетовскими торгашами якшается, шельма.

— Сам разберусь! — зашипел есаул.