Луи Жаколио - Парии человечества Страница 5

Трупы животных в каждой деревне по обычному праву принадлежат так называемым тотти, т. е. батракам-работникам. Эти люди, зная вкусы париев, продают им мясо палого скота. Парии, если они не в состоянии сразу съесть всю приобретенную партию говядины, остаток провяливают на солнце и сохраняют в своих хижинах на черный день, когда станет нечего есть. В редкой хижине париев не увидишь целые гирлянды этих отталкивающих клочьев мяса. Но гнилой запах, который от них исходит, нимало не беспокоит хозяев, и только человек, которому случайно приходится быть около жилища парии, слышит этот запах и по нему тотчас же узнает, на чью обитель он случайно набрел. Этой ужасной пище я и приписываю большую часть тех заразных болезней, которые часто свирепствуют среди париев, в то время как жители соседних индусских селений этими болезнями не поражаются.

Молодая девушка, выросшая в такой среде, выходя замуж, в сущности не испытывает никакой перемены в своей жизни. Раньше она работала на своего отца и братьев и терпела побои от них, а выйдя замуж, будет работать на мужа и терпеть побои от него, а впоследствии и от своих собственных детищ мужского пола.

В день, назначенный для свадебной церемонии, выступает на сцену и играет главную роль так называемый валлува. Это своего рода жрец, хотя вся его специальная выучка состоит только в том, что он знает наизусть несколько заклинаний против злых духов. Он и сочетает новобрачных. Самый же чин бракосочетания состоит в том, что он кладет им в рот по щепотке соли и мажет им лоб грязью из золы, изготовленной из коровьего помета. При этом он бормочет какие-то заклинания и через известные промежутки времени бьет в там-там, этими звуками и заклинаниями от сочетающихся удаляются всякие пагубные влияния.

Как только церемония окончена, начинается оргия в самых изумительных размерах. Родители, родственники, приглашенные гости, численность которых соображается с запасами яств и питий, доставленных новобрачным, принимаются объедаться и опиваться, а при наступлении ночи разбредаются по соседним зарослям и там предаются чудовищному разгулу, в подробности которого нет никакой возможности вводить.

Чаще всего случается, что провизии, запасенной якобы на целый месяц, на самом деле хватает едва лишь на неделю. Но так как каждый из участников пиршества всю эту неделю пил и ел до отвала, то все чувствуют себя удовлетворенными и не жалуются на неисполнение обещанного. Все мирно расходятся по домам, давая тут же обещание ровно через год, в годовщину свадьбы, устроить вскладчину пир для новобрачных.

Пария — человек не столько невежественный, сколько глубоко испорченный, и притом испорченный под давлением могучих внешних обстоятельств, совершенно от него не зависящих, сопротивление которым было бы под силу разве только совершенно исключительной натуре, достигшей высшего духовного просвещения. Поэтому все их пороки и внешние, и внутренние было бы в высшей степени несправедливо ставить им в личный счет.

Заметим в заключение, что развод у париев совершается с такою же легкостью, как и брак.

VI. Рождение

Почти у всех народов, на какой бы низкой ступени развития они не стояли, рождение ребенка обязательно сопровождается хоть какими-нибудь религиозными церемониями. У париев не приводилось наблюдать ничего подобного. Родительская любовь не присутствует в этом событии, и отцу оно не причиняет ничего, кроме затруднений.

Можно утверждать, что не менее половины новорожденных детей у париев погибает в течение первого месяца жизни, главным образом оттого, что их бросают почти на произвол судьбы, некоторая часть новорожденных прямо истребляется самими родителями.

После разрешения мать роет ямку где-нибудь в углу хижины, бросает туда охапку сухой травы и листьев и кладет на это ложе своего новорожденного. Его отчаянные вопли, по-видимому, мало беспокоят ее, да если бы и беспокоили, так она все равно не в состоянии была бы уделить ему много внимания, потому что супруг даже и в этот день не склонен оказывать ей ни малейшего снисхождения и заставляет ее исполнять все обычные работы. Чаще всего ей удается покормить грудью новорожденного лишь на следующий день.

Для того, чтобы в ее отсутствие младенца не беспокоили мухи, комары и другие насекомые, она прикрывает его колыбель-нору большим камнем, оставляя лишь маленькое отверстие для свежего воздуха, чтобы ребенок не задохся. Покончив с этим делом, мать уходит на несколько часов, иногда на весь день за своею добычею в леса и джунгли. Случается, что, вернувшись домой, она находит камень отодвинутым в сторону и пустую ямку. Это означает, что в ее отсутствие в хижину наведались шакалы, привлеченные воплями ребенка, и, не встретив никакой помехи, овладели им, как законной добычей.

Такое зрелище, конечно, приводит в отчаяние бедную мать, потому что материнское чувство у жалких существ не могли начисто вытравить никакие притеснения. Но все-таки она не смеет очень громко жаловаться, ее вопли и стоны могли бы обеспокоить супруга, вкушающего сладостный отдых, и тогда ей пришлось бы круто.

Тяжкие работы, которые несет на себе женщина у париев, и столь же частые побои, которым она ежедневно подвергается, не дают ей возможности долго сохранить добрые качества кормилицы. Обычно через два месяца после родов, а иногда и через месяц, молоко у нее иссякает. Поэтому часто уже через две недели после рождения она начинает подкармливать своего малютку кашею из риса или из проса. Но иногда она так бедна, что не в состоянии добыть этих продуктов, и тогда она заменяет зерно кореньями и травами, которые варит или печет, пока они не превратятся в такую мягкую массу, чтобы малютка мог ее легко проглатывать. Иная трудолюбивая и заботливая мать путем долгих и кропотливых сбережений успевает прикопить деньжонок, чтобы купить себе тощую козу, которую она и пасет где-нибудь по соседству в джунглях. Такая жалостливая мать некоторое время подкармливает своего малыша козьим молоком, конечно, в строжайшей тайне от мужа, который, узнав об этой козе, не только будет сам выпивать ее молоко, но под пьяную руку или под давлением усиленного аппетита и самую козу не задумается зарезать и съесть. Судьба же собственного детища навряд ли будет им принята в соображение. Повсюду, где мне удавалось наблюдать женщину в Индии, в Океании, на равнинах дальнего Запада в Америке, я видел материнскую нежность более высокой степени, нежели нежность отцовская. И в других областях духовного развития женщины у дикарей сплошь и рядом опережают мужчин. Из этого можно заключить, что издревле начавшееся порабощение женщины вовсе не явилось результатом ее низшей натуры, а должно быть рассматриваемо как следствие свирепой тирании со стороны мужчины.

Таким образом у париев ребенок растет, почти всецело предоставленный самому себе. Наступает день, когда он, опираясь на свои слабые ручонки и колени, вылезает из своей норы, а затем выползает из хижины, чтобы погреться на солнышке. Мало-помалу он привыкает бегать на четвереньках, как животное. Равнодушие к нему родителей простирается до таких пределов, что они и не подумают обучать его ходьбе на ногах, и он продолжает ползать на четвереньках иной раз до четырех и пяти лет. Но на шестом, седьмом году его уже можно использовать, как рабочую силу. Тогда отец, наконец, обращает на него некоторое внимание, стараясь извлечь из него возможную пользу и с этою целью потратит некоторые усилия на его дрессировку. Но чем только не делаются несчастные дети париев с самого нежного возраста!

Пария не различает добра от зла.

Он не почитает своих предков, не почитает и родного отца.

Он не служит охранителем своей жены.

Он развращает своих детей.

Не прав был поэт париев Тируваллува, утверждая в своих звучных стихах, что пария такой же человек, как и все другие люди. Пария — не человек.

VII. Различные племена париев

Индусы в своем презрении смешивают всех париев в одну сплошную массу, и не устанавливают между ними никакого различия по племени и по происхождению. На самом же деле парии носят разные имена, смотря по местности, где они обитают, и по занятиям, которым предаются. Все они вместе взятые внушают одинаковое отвращение людям полноправных каст, но между собою парии проводят совершенно определенные разграничительные черты, почти такие же резкие и глубокие, как и та, которая их отделяет от остальных индусов.

Самый распространенный на юге Индии класс париев — это курубару. Эти люди занимаются многими ремеслами, которые в силу религиозных предрассудков индусов считаются оскверняющими и позорными. Так как люди из других каст чуждаются этих ремесел, то курубару являются в них монополистами. Это обстоятельство многим из них дает возможность достичь некоторого благосостояния, если только глубоко укоренившаяся, можно сказать, племенная склонность к пьянству не отшибает у них всякой охоты к сбережениям. По какому-то странному излому мышления те товары, которые выделывают курубару, свободно обращаются на рынках и не считаются нечистыми, каковым казалось бы должно было считаться все, что выходит из их нечистых рук. Люди из каст купцов и ремесленников могут спокойно пользоваться этими вещами. Однако же представители двух высших каст — браминов и воинов — не могут пользоваться этими вещами.