Александр Балыбердин - Притяжение Царства Небесного. Статьи и эссе Страница 5

Все священнодействия, сопровождающие Никулицкий ход, тоже неслучайны.

В наши дни Никулицкий ход совершается 15 мая, в период между Пасхой и Вознесением Господним, и потому сопровождается пасхальными песнопениями и многократно повторяющимся приветствием Христос Воскресе! В старину этот ход совершался по другому маршруту – из Никульчино в Хлынов. Но и тогда паломники приходили в вятскую столицу также в пасхальные дни – накануне праздника Преполовения Пятидесятницы, отмечаемого в среду четвертой недели по Пасхе (в 2012 году – 9 мая). А это означает, что наши предки – участники старого Никулицкого хода также пели в пути пасхальные песнопения10.

На пути в Никульчино, во время первой остановки на берегу лесной реки, духовенство совершает водосвятный молебен, после чего предстоятель хода освящает воды Никульчинки, а кое-кто из трудников даже решается окунуться в ее холодные воды. В прежние времена, придя в Хлынов, паломники также участвовали в крестном ходе на реку Вятку, где совершалось малое освящение воды, после чего горожане, по традиции, обливали друг друга освященной водой, бывало и первое купание. И снова – совпадение традиций!

В наши дни на выходе из Никульчино, на сельском кладбище, совершается панихида, за которой паломники молятся об упокоении жителей села и всех скончавшихся православных вятчан. Примечательно, что и в старые времена Никулицкий ход также был связан с поминовением усопших. Он приходил в Хлынов на четвертой неделе по Пасхе и предварял собой праздник Свистуньи, посвященный поминовению новгородцев, суздальцев, устюжан и других предков вятчан11.

Тот факт, что традиции нового хода имеют столько смысловых пересечений с традициями хода старого, не может не удивить. Особенно, если учесть, что они не были ни кем навязаны, и складывались постепенно. Сегодня уже не вспомнить, кто из предстоятелей хода впервые решил петь в пути пасхальный канон, совершать водосвятие на Никульчинке или панихиду на сельском кладбище. Главное – все эти священнодействия оказались исторически оправданными, что позволяет нынешний ход преемником старого Никулицкого хода, древнейшего на Вятке. Хотя их сроки и маршруты не совпадают.

И это не уникальный случай. Известно, что сроки и маршруты Великорецкого паломничества также не раз менялись. «И сказал Сидящий на престоле: Се, творю все новое» (Откр. 21, 5) – это ведь сказано и о крестных ходах тоже. Прошлое дорого, но оно несовершенно и потому не может быть образцом. Однако оно может быть образом, как конкретное историческое событие – воскрешение Лазаря явилось образом всеобщего воскресения мертвых – общее Воскресение прежде Твоея страсти уверяя, из мертвых воздвигл еси Лазаря12. Поэтому Церковь, хотя и хранит память о важных исторических событиях, но, тем не менее, устремлена не в прошлое и земное, а в вечное и небесное.

Никулицкий крестный ход также родился из конкретных событий вятской истории – взятия новгородцами Болванского городка, основания «града Никулицына» и Хлынова. Но его смысл не исчерпывается одним лишь напоминанием об этих событиях.

Ключ

Чтобы открыть для себя этот смысл, мы должны возвратиться к началу пути – в Троицкую церковь села Волково и вглядеться в старинный образ святых Бориса и Глеба, который через несколько минут поплывет на плечах паломников во главе крестного хода.

Казалось бы, программа этого житийного образа должна представлять святых князей, прежде всего, покровителями воинов. Ведь это именно с их помощью новгородцы смогли овладеть Болванским городком и Кокшаровым. Однако в среднике иконы князья изображены пешими и безоружными. Святой Борис держит в руках пальмовую ветвь – символ праведности, победы мученика над смертью. Праведник яко финикс процветет, яко кедр, иже в Ливане, умножится (Пс. 91). И даже стрела в руке святого Глеба – не воинское оружие, а духовное – символ мученичества за Христа13.

Последнее удивительным образом перекликается с существовавшим в старину обычаем брать в этот крестный ход небольшие деревянные стрелы, которые, по возвращении в Троицкую церковь села Волково, паломники обменивали на церковные свечи. Некоторые историки видели в этом обычае напоминание о победах над язычниками, некогда населявшими Вятский край. Но он мог также служить и напоминанием о том, что в мире есть более сильное оружие, которое единственное может превратить врагов в союзников – это жертвенная, христианская любовь.

Отправившись на поиски безмятежной страны, новгородцы нашли ее на берегах реки Вятки. Однако и ее история началась также с пролития крови – разорения вотяцких поселений на Чепце и вельми жестокого взятия Болванского городка. Потребовались столетия, чтобы жизнь в далекой и чужой стране, в окружении нерусских народов смирила русских переселенцев и научила их, по слову Апостола, насколько это возможно быть в мире со всеми людьми (Рим. 12, 18) – независимо от происхождения, цвета кожи, разреза глаз и даже вероисповедания.

Чем же могли русские жители Вятской страны заслужить понимание и уважение местных племен, не понимающих русского языка и не знающих русского Бога? Только любовью! Той жертвенной, христианской любовью, которая не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла (1 Кор. 13, 4—5). Любовью, которую тысячу лет назад, на заре русской истории, явили миру святые Борис и Глеб, отказавшись поднять руку на старшего брата Святополка. Именно об этой любви рассказывают клейма Никулицкой иконы, и именно в свете этой любви Никулицкий ход, не теряя связи с вятской историей, исполняется более глубокого смысла, становится интересен не только вятчанам или историкам, но всем людям. Потому что именно этой жертвенной, христианской любви так не хватает всем нам сегодня.

Небесное

Каждый год, 15 мая вятчане отправляются на поиски страны, где можно было бы отойти от междоусобия, жить по правде и любви. В XII веке новгородцы искали и нашли землю, где не было бы князей, которые казались им главной причиной междоусобиц. Наш опыт богаче, и он подсказывает, что на карте такой страны не найти, потому что она не от мира сего. Эта страна – Царство Небесное. И именно в это Царство Отца и Сына и Святаго Духа призывает нас священник первым возгласом Божественной литургии. Неслучайно многие паломники стараются приехать в село Волково заранее, к началу литургии и причастится за ней Святых Христовых Таин.

Но вот звучит отпуст, и крестный ход начинает движение. Какое странное ощущение! Как будто литургия не закончилась, а все еще продолжается. Только уже не в храме, а среди вятских лесов, на узкой тропе, струящейся вдоль берега Никульчинки или весенними лугами. Переливаются звоном колокола Троицкой церкви. По-прежнему звучат пасхальные песнопения. Развеваются на ветру хоругви. Кресты и иконы плывут во главе колонны. Светятся радостью лица паломников. Повсеместно звучит Христос Воскресе! Воистину Воскресе! Как будто мы и не выходили из храма!

А ведь и на самом деле – мы не покинули Царства Божьего, которое приблизилось и теперь живет внутри нас (Лк. 17:20, 21), как праведность и мир и радость во Святом Духе (Рим. 14:17).

Когда-то первые христианские общины жили именно этим ощущением приблизившегося Царства Небесного. Но, как заметил прот. Александр Шмеман, «со временем христиане стали все меньше воспринимать Царство Божие как приблизившееся и все больше разуметь под ним потусторонний, загробный мир. Поэтому, мир сей и Царство Божие стали мыслиться почти исключительно – в хронологической последовательности: сейчас только мир сей, потом – только Царство. Тогда как для первых христиан всеобъемлющей реальностью и потрясающей новизной их веры было как раз то, что Царство приблизилось и, хотя и незримое, и неведомое миру сему, уже пребывает посреди нас, уже светится, уже действует в нем»14.

Никулицкий ход никого не оставляет равнодушным. Его удивительная атмосфера захватывает сразу и не оставляет до конца пути. И, думается, что это поразительное влияние Никулицкого хода (как, впрочем, и Великорецкого и других) основано, прежде всего, на том, что крестный ход обновляет и возвращает нам понимание Царства Божия, свойственное первым христианам. Когда, с выходом из храма, это Царство не исчезает, но, наоборот, расширяется и, здесь и сейчас, вбирает в себя весенний лес, мирно текущую реку, согретые майским солнцем заливные луга, пылящую лесную дорогу – весь окружающий мир, проснувшийся после долгой вятской зимы, хрупкий, свежий и чистый, пахнущий ладаном, звучащий пасхальными песнопениями и оттого еще более похожий на Царство не от мира сего, Страну Божией любви.