Андрей Сидоренко - Молитва для Эльзы (быль в трех частях) Страница 5

Последовали годы переписки. Французский я не знал, а английским владел еще хуже, чем она. Вскоре Моник начала писать на своем родном языке, а я в ответ легко перешел на русский. Ее письма хранил как талисман вечной любви для возбуждения воображения молодости вплоть до третьего курса института, пока не удалось их в конце-концов толком перевести. Только тогда выяснилось, что она долго писала мне про какого-то венгра, с которым познакомилась сразу, стоило только расстаться со мной.

Рухнул железный занавес и развалился Советский Союз. Я сильно повзрослел, выучил английский и написал письмо в Париж, как в прошлое. Но там ее уже нет, а где — неизвестно.

Сейчас запросто могу сорваться на поиски своей первой любви, например, на велосипеде. Но не делаю этого, потому что ей, как и мне, за сорок, и я боюсь сильно разочароваться, хотя сама идея кажется привлекательной.

Прошлое. Его не вернуть. Ведь так очевидно. А я много раз пытался, и никогда ничего хорошего не выходило. Бестолковое и вредное это занятие, как пить вчерашний чай.

ЧАСТЬ 2

Люблю политическую карту Советского Союза. Глобус не возбуждает до такой степени даже сейчас, когда все те далекие страны и континенты, которые на нем изображены, доступны для посещения.

Когда впервые увидел фильм про доктора Айболита, мне сразу же захотелось в Африку, туда, где тепло и много бананов. Я вырос, выучил диалектический материализм и понял, что Африка — это очень далеко, как другая планета, и я перестал думать об Африке. Мне стало грустно, но совсем ненадолго потому, что страна, откуда меня никуда не пускали, оказывается, очень огромная. И я перестал чувствовать себя птицей в клетке, а стал чувствовать орлом, который не знает, в каком направлении лететь.

Лежу на железной кровати в общежитии Московского физико-технического института и смотрю в потолок, потом на политическую карту Советского Союза, потом опять в потолок. Мысли улетают в космос, потом возвращаются назад и я снова гляжу на карту. Взору ума открываются обширные территории с великим многообразием мест для осуществления подвига. Вижу себя полярным первопроходцем, отважным исследователем кратера действующего вулкана, искателем затонувших сокровищ и первым в мире, поймавшим живьем снежного человека. Мозги рождают шальные мысли, которые носятся в голове, не давая покоя ни днем, ни ночью. Водка и студентки Института легкой промышленности не успокаивают.

Каждый человек чего-то постоянно хочет: явно или в глубине души, но хочет. И если хочется по-настоящему, то это "чего-то" вовсе не то, что мы достигаем и приобретаем стандартными способами, а то, что из ряда вон. Хочется бегать голым в полнолуние, хочется полететь в космос, хочется, чтобы в тебя влюбилась самая красивая женщина в мире, хочется море переплыть.

Я читал много книжек о путешествиях по морям и океанам. В детстве обнаружил у себя дома "Путешествие на Кон-Тики" Тура Хейердала. Я не мог нарадоваться, перечитывая книгу снова и снова, кажется, несчетное количество раз. Почему так увлекают обычные записки путешественника? Наверное, просто потому, что все было на самом деле, и я верю написанному. И когда представляю себя в гуще книжных событий, мне кажется, будто все случилось и со мной тоже. "Путешествие на Кон-Тики" — волшебная книга. Я сразу полюбил ее, потом надолго забыл, а сейчас вдруг вспомнил и обрадовался заново.

Хочу переплыть море, хочу настоящего путешествия. От напора приключенческой страсти вдруг тяжело задышалось, и я вышел на улицу. Серые свинцовые тучи заволокли небо, ветрено и холодно — это поздняя подмосковная осень, но мне все равно — мысли мои далеко, в тепле мечты.

После целого ряда умственных упражнений над политической картой Советского Союза и прочтения путевых записок знаменитых путешественников я начал произносить в публичных местах восторженные речи во славу дальних и опасных странствий.

Люди! Человечество в опасности, ему не хватает подвига. Без подвига жизнь на земле зачахнет и исчезнет бесславно и бесследно. Земля будет существовать порожняком, она погибнет со скуки. Этого допустить нельзя. Мы должны суметь, мы должны, во что бы то ни стало, совершить. Лично я хочу!

— Я тоже хочу совершить. Я думал об этом и раньше, только сказать стеснялся, — это мой друг Женя Ковалевский. Он вышел из толпы и встал рядом со мной, решительно повернувшись грудью к народу.

То, что получилось в результате полугодового труда и энтузиазма молодости, было нечто из старых камер от казенных грузовиков и стальных, стянутых со строительства советских домов, водопроводных труб диаметром один дюйм с четвертью. Плавсредство размером 6 метров в длину и 4 в ширину весило около тонны. Как все это хозяйство доставить на море — не знал никто. Но нам все равно. Молодость слабо соображает, что будет дальше. Ее цель — только вперед.

Из погрузки в поезд нашего экспедиционного инвентаря можно составить сильно захватывающий сюжет. Поездной персонал, узбекские проводники, очень слабо реагируют на русскую речь и совершенно не желают входить ни в чье положение. Почувствовал себя на эшафоте, где мне вот-вот должны снести голову, но я, наивный, пытаюсь уговорить угрюмого палача не делать этого. Лицо того палача из средневековья и лица тружеников железнодорожных путей сообщения из солнечного Узбекистана в 1980 году были одинаковы.

Поезд трогается в то время, как мы продолжаем закидывать свой негабаритный груз морских путешественников в вагон, а проводники, нехорошие люди, старательно выбрасывают его обратно на перрон. Одна половина экспедиционеров едет в вагоне, принимая груз — другая бежит по перрону с неподъемным инвентарем. На ходу обе половины договариваются, на всякий случай, встретиться за 3500 км южней, в том месте, которое никто никогда не видел, а только догадывался на основании политической карты Советского Союза. В результате мы все-таки загрузились и через три дня оказались среди пустыни в городе Аральск.

Дунул попутный ветер, сначала слегка и неуверенно, но скоро крепко и решительно. Мы подняли парус и понеслись в открытое море. Появились волны, которые к ночи достигли 5 метров.

Годы спустя, бороздя океанский простор на большом пароходе, я видел волны куда как более. Но чувства мои при этом не сравнить с теми, которые испытал в ту ночь. Нечто существенное происходит, когда живешь с водой на одном уровне, среди волн выше головы. Вода над тобой, если она не комфортабельный душ, очень интересно действует на психику. Как будто через миг канешь в пучину, и окажешься в очень непривычной обстановке: среди рыб и прочих легендарных подводных обитателей.