Исидор Кацнельсон - По неизведанным землям Эфиопии Страница 55

Другой очевидец этого сражения, монах Николай Протопопов, так напишет об этих событиях: «Был великий бой с обеих сторон. Сперва кулаками, а потом один другого давай таскать за волосы. Это было чудное зрелище! Внизу руки, ноги, туловища, а вверху виднелась одна шерсть (т. е. волосы). И начали вытаскивать (иеронимовцев) из этой кучи по одному человеку в коридор, где братия стояла в две шеренги, получая добычу и провожая (иеронимовцев) кого за волосы, кого под бока и с приговором, кого за что бьют, чтобы он знал. Таким образом провожали до лестницы, а по лестнице спускали кто как угодил одни шли вниз головой; другие спускались ногами книзу, а затылком считали ступеньки… Провожали их до самой соборной площадки, а там с честью брали под руки и выводили за порту (ворота)». Вообще драки в Афонских монастырях были не в диковинку. Монахи издавна прибегали к такому способу «вышибания ереси» и выяснения отношений. Но в Андреевском скиту был подлинный бунт. Отец Антоний, вспомнив былые годы, одержал блистательную победу. Отец Иероним и семнадцать его приверженцев «под руки» были выведены за ворота монастыря. Под монашеской рясой отца Антония продолжал таиться неукротимый дух боевого офицера.

Пока в скиту еще шла потасовка, греки побежали к губернатору и сообщили ему, что в скиту бунт с убитыми и ранеными. Губернатор немедленно выслал для усмирения монахов роту греческих солдат.

Когда солдаты прибыли в скит, их встретила тишина. Настал час вечерней молитвы, и братия, покончив с земными делами, вновь обретала душевный покой. Лишь столяры исправляли в кельях имяборцев поломанные двери.

22 января из Константинополя прибыл в Андреевский скит вице-консул Щербина. Это был безусый юноша, но он был уверен, что перед ним еретики, и проявлял суровость. Иноков, собравшихся его встретить, он назвал «драчунами», «бунтовщиками» и потребовал объяснений, на каком основании был свергнут игумен.

Братия кротко ответствовала, что Ватопедский монастырь признал законным низложение Иеронима, и показала в подтверждение своих слов бумагу.

Щербина не стал ее читать, ибо она была написана по-гречески, и заявил, что документ подложный.

Пришлось позвать в скит ватопедского эпитропа отца Аркадия, дабы он подтвердил; что на бумаге — печать Ватопедского монастыря. Но, к изумлению всех иноков, отец Аркадий заявил, что монастырь никакой бумаги в скит не посылал и вообще не признает законным низложение отца Иеронима.

Такой поворот Ватонеда во взглядах на события в Андреевском скиту объясняется довольно просто. Ватопед узнал, что русское посольство в Константинополе расценивает события в Андреевском скиту как бунт, и, не желая ссориться с русскими властями, предпочел переменить отношение к потасовке братии. Имяславцев объявили еретиками и бунтовщиками.

Планы Синода были определенны послать на Афон военную экспедицию со штыками и кандалами.

Русский посол в Константинополе Гирс поддерживал имяборцев и очень благоволил к отцу Иерониму. Через Щербину он потребовал от Булатовича подписку о немедленном выезде с Афона. Булатович ответил, что подписки никакой не даст, но против выезда с Афона ничего не имеет и «выедет на одном из ближайших пароходов.

К бунтовщикам же были применены репрессии. Гирс потребовал, чтобы братия приняла Иеронима обратно. Но скит отказался возвратить на игуменство «еретика», и посол распорядился, чтобы русская почта прекратила выдавать скиту денежную корреспонденцию и направляла ее экс-игумену отцу Иерониму.

Греческим береговым властям Гирс приказал не выдавать Андреевскому скиту его собственной провизии, которая хранилась в складах на берегу моря.

Началась блокада Андреевского скита. Бунтовщиков хотели взять измором.

13 февраля Булатович навсегда покинул Святую гору.

Скандал на Афоне получил широкую отласку, и с января 1913 года в газетах то и дело появлялись сообщения о взбунтовавшихся монахах и об их главаре. Почти два года имя Булатовича не сходило со страниц газет. О нем сообщали разные небылицы, его рисовали ярым бунтовщиком с громадными кулаками, хотя на самом деле он был мал ростом и слаб. Писали, что он женат на эфиопке, и в конце концов с трибуны Государственной думы он был назван «экспроприатором».

Именно тогда в приложении к «Русскому слову» — еженедельнике «Искры» — в номере 9 за 1914 год на первых двух полосах появились фотографии Александра Ксаверьевича «с подписями, которые были использованы почти дословно И. Ильфом и Е. Петровым в «Двенадцати стульях» для начала вставного рассказа о «гусаре-схимнике» графе Алексее Буланове.

Так рождалась вторая легенда о Булатовиче — легенда о гусаре-схимнике, бунтовщике.

На протяжении двух десятилетий Булатович дважды был в центре внимания отечественной и зарубежной прессы, с тем чтобы потом быть совершенно «забытым.

В Константинополе русские власти хотели арестовать А. К. Булатовича. Но ему удалось тайно сесть на греческий пароход.

По приезде в Одессу, к изумлению А. К. Булатовича, к нему явилась полиция и подвергла его обыску не увез ли он с собой миллионы Андреевского скита? С этого времени полиция не спускала с отца Антония недреманных очей.

С большим трудом добрался А. К. Булатович до Петербурга и поселился в родном подворье. И здесь его ожидали «новые волнения и новые скорби». Газета «Русское слово» писала 12(25) марта 1913 года, что на заседании Синода обсуждался вопрос об изыскании мер для воздействия на монаха Афонского монастыря Антония Булатовича, который способствовал возникновению беспорядков на Святой горе. «Узнав о моем прибытии, — жалуется А. К. Булатович, — меня не только не пожелали выслушать в Синоде, но немедленно явился благочинный монастырей и потребовал, что я дал подписку о немедленном выезде из столицы, куда я якобы не имел права приезжать…»

Именно тогда появилось в газетах сообщение о «загадочном исчезновении иеромонаха». Это «сообщение ввело в заблуждение некоторых нынешних журналистов 1913 год они стали считать последним годом жизни А. К. Булатовича.

Но иеромонах не исчез. Если газеты на какое-то время утеряли его след, то полиция и духовные власти зорко следили зa каждым шагом отца Антония.

Он живет в Петербурге у своей сестры М. К. Орбелиани на 9-й Рождественской улице в доме № 39. И в документах полиции появляется «совершенно секретная справка» о М. К. Орбелиани и ее муже.

Отец Антоний, взяв на себя роль защитника имяславцев в России, развивает бурную деятельность пишет полемические статьи и брошюры, рассылает письма приверженцам имяславия, рекомендует им быть стойкими и не поддаваться противникам. Об этом мы тоже узнаем из документов полиции. Одно из таких писем, адресованное в Одессу Николаю Абрамовичу Курлову для Сергея Борисова, было ею перехвачено и скопировано.