Игорь Голубятников - По банановым республикам без охраны. Роман-путеводитель Страница 6

«А как же насчет пообщаться с народом?» – спрашиваю я Леопольдо.

Тот меня успокаивает – мол, всему свое время.

Ладно, приглашаю я его в Pol o отведать этих самых цыплят, поджаренных местными поварами по американской технологии, с картошкой фри и кетчупом в пакетике. Он с видимым удовольствием соглашается, и мы, таким образом, убиваем еще час праздности. Потом отправляемся в невзрачный отель неподалеку, где с меня молча берут 20 баксов, без просьбы предъявить паспорт и «прочих формальностей», и выдают ключ от комнаты на втором этаже. А там уже и вечереть начинает, так что нам пора выдвигаться к католическому колледжу, где будет проходить ежегодная церемония избрания королевы майя – Rumiàl Maya BÒko. Пока идем туда неспешным шагом по немощёной улочке, я со всей очевидностью начинаю осознавать, почему Гватемалу считают самой густонаселенной страной этого региона. Рабочий день только что закончился, и подходящие один за другим автобусы ежеминутно извергают из себя толпы наемных тружеников, торопящихся домой к своим семьям. Они все для меня на одно лицо – низкорослые, черноволосые, в одинаковых рубахах и соломенных сомбреро (только у Леопольдо импортный вариант!), двигающиеся в неизменном режиме по своим ритуальным тропам уже несколько веков. Японские авто и американские рестораны вторглись в их быт, как ледокол в торосы Арктики, или, если хотите, как римский акведук в жизнь Владимира Владимировича Маяковского – «весомо, грубо, зримо», но так и не смогли поменять их жизненный уклад. А еще я пытаюсь понять, почему в Латинской Америке индейцы всегда предпочитали жить в горах с их гораздо более суровым климатом и каменистой землей? Так происходит и в соседней Мексике, и в далеких Боливии, Перу и Эквадоре. То ли климат тому причиной, то ли непроходимая сельва с ее избыточно-кислотными почвами, но население горных частей этих стран всегда преобладало над равнинным. Отсюда, кстати, и причина межплеменных конфликтов всех времен, доколумбовых и послегринговых – нехватка земель для посева при постоянно растущем населении. Леопольдо пережил все прелести гражданской войны, тлевшей в этой стране, точно торфяники под подмосковным Воскресенском, десятилетиями. Сейчас, после падения берлинской стены и окончания идеологического противостояния между США и СССР, бравые американцы и уставшие от соревнований россияне более не поддерживают марионеточные правительства инкубационных диктаторов, и это снижает общий накал страстей. И, хотя нынешние «генералы банановых республик» и по сей день продолжают успешно использовать наработанные технологии контроля вечно недовольных чем-то простолюдинов, времена, тем не менее, меняются в лучшую сторону. А уж после присвоения Нобелевской премии мира чистокровной индейке майя Ригоберте Менчу, бдительное око правозащитных организаций зрит в оба и, чуть что, сразу подымает волну в СМИ, не позволяя местной элите вволю, как бывало в незабвенные 70—80е годы прошлого века, покуражиться над простым людом.

Доходим с Леопольдо до колледжа. Оттуда доносятся звуки маримбы, инструмента, похожего на ксилофон, только гораздо более массивного и сложносоставного. И длинного настолько, что играют на нем сразу несколько человек! Ее предок приехал сюда из Африки вместе с чернокожими рабами, да так понравился выведенным впоследствии путем скрещивания с местным населением креолам и метисам, что стал воистину их народным инструментом. И напрасно негры-гарифуна претендуют на выплату им авторских прав по родовым патентам – всем многочисленным ансамблям маримбистов на их притязания глубоко наплевать. Внутри колледжа, а, если точнее, на его баскетбольной площадке, сооружен обширный деревянный подиум, роскошно задрапированный уже знакомыми мне тканями ручной работы и полотнами с национальной символикой Гватемалы. Подиум сделан в форме буквы «Т», на одном конце головы которой расположилась трехчастная маримба, вкупе с метровым тамбором и маракасами, а на другом стоит стол для жюри, или как оно там в таких церемониях называется. Претендентки должны пройти от основания «буквы» до ее макушки и там остановиться и постоять в ожидании всестороннего осмотра приемной комиссией. Какой-то мужик в белой рубашке с расстегнутым воротом что-то говорит в микрофон, стоящий у жюри прямо на столе. Звучат слова на непонятном мне языке, и я прошу Леопольдо перевести мне их смысл.

«At Tzáqol, at Bítol!» – это обращение к нашим богам, – поясняет он. – Мы просим их о мире, о помощи, о прямом пути, о рассвете, о продолжении жизни и так далее.

Это молитва». Так, понятно.

– А кто мужик? – Алькальд Чимальтенанго.

– А где же конкурсантки?

– Терпение, еще даже жюри не вышло. Тоже понял.

Ждем-с..

Выступают с приветственным словом еще несколько человек, выходит и представляется персонально жюри, занимают свои места победительницы прошлогоднего контеста (как здорово, что теперь они не участвуют в сакральных ритуалах!) и объявляется, наконец, выход первой претендентки. Она неторопливо поднимается по ступеням на подиум, подобрав подол своей длинной юбки, и ждет, когда маримба начнет ей аккомпанировать. Мы с Леопольдо сидим во втором ряду трибуны, прямо напротив середины подиума и посему имеем великолепный обзор. Девушки, поясняет мне мой гид, должны сами сшить себе конкурсные облачения из ими же сотканного полотна. Наряд этот закрывает скромниц от людских взоров полностью, от легких сандалий из свиной кожи – caitas – вплоть до самой головы. Снаружи буквально остается только одна эта самая голова, и даже глаз на ней, ну, никакой возможности разглядеть нету, поскольку они стыдливо потуплены в пол!

Конкурсантка темвременем дождалась начала музыкального сопровождения и медленно двинулась по помосту навстречу своей судьбе. Шаг ее замысловат, с пританцовыванием в такт музыке, с полуоборотами на обе стороны подиума – ни дать, ни взять Царевна-Лебедь!

Только что крыльями, то есть, пардон, рукавами не взмахивает. При полуоборотах из-под накинутой на плечи шали приоткрывается белоснежная блуза или, точнее, верхняя часть нательной рубахи – uipiĺ, а огромные золотые серьги, нещадно оттягивающие мочки ушей индейской красавицы, слегка покачиваются. Чтобы серьги эти были хорошо видны всем присутствующим, черные волосы не просто убраны в тяжелые косы, но еще и аккуратно уложены поверх головы.

А венчает эту Эйфелеву башню сложноописуемый головной убор, больше всего напоминающий мне причудливо уложенную штуку полотна в текстильном магазине. Такая конструкция заставляет юную деву держать свою голову в строго вертикальном положении, в точности так, как это делали придворные дамы на версальских куртагах Короля-Солнца! Дойдя, таким манером, примерно до середины помоста, претендентка неожиданно останавливается. Музыка тоже замирает на полуфразе, с поднятыми над маримбой палочками (наверно, все-таки волшебными!), и на этом взмахе маримбистов в зале возникает неожиданная тишина. Что-то сейчас будет? Я забываю до конца закрыть свой, только что говоривший о чем-то рот, и жду что-нибудь типа «алле, ап!» Но, вместо каскадерского трюка, красавица делает пол-оборота в сторону жюри, медленно нагибается в полупоклоне, и в тот момент, когда серьги полностью закрывают ее щеки и кажется, что Эйфелева башня вот-вот рухнет с головы на подиум, грациозно выпрямляется! Маримбисты тут же опускают замершие палочки на инструмент, зал взрывается ревом восторга и аплодисментами, а красавица, как ни в чем ни бывало, делает два меньших полупоклона в сторону трибун и продолжает свой путь с отрешенным видом. Класс! Жюри одобрительно кивает, причмокивает губами, объявляет следующий выход и откидывается на спинки стульев с осознанием выполненного долга. Новая претендентка уже поднимается по лестнице, подобрав до щиколоток тяжелую юбку. С маленькими вариациями юная леди повторяет путь предыдущей кандидатки, а вслед за ней его повторяют еще две или три такие же похожие одна на другую, на мой неискушенный взгляд, девушки. Я постепенно начинаю понимать, что никаких интервью о мире во всем мире, а уж тем более дефиле, в чем мать родила, в данном мероприятии не предусмотрено строгим протоколом. Да и зачем, в самом-то деле?! Похоже, весь остальной мир со всеми его достижениями и безумствами мало волнует этих потомков легендарных майя. Оно понятно, что от него, как от скандального соседа, не избавишься, и жить все равно придется вместе, бок о бок, но вот приглашать его к себе в гости особого желания как-то тоже нет. Что ж, может, так оно и лучше, думаю про себя. Леопольдо уже давно ушел по своему делу, и я тоже не хочу быть не прошеным гостем на этом празднике жизни. А посему отправляюсь в отель.

Тикаль

Самолет летит из столицы страны до Флореса около часа. Сразу на выходе из аэропорта несколько гидов зычно зазывают народ в свои микроавтобусы. Они похожи один на другой, как две капли воды, и я несколько минут тщетно пытаюсь найти критерий, по которому можно было бы выбрать наиболее подходящий моему статусу busito. Вижу группку белой молодежи, говорящую по-испански с кастильским акцентом и спрашиваю, откуда они, будучи уверен в ответе. Так и есть. Эти тинэйджеры прибыли из Валенсии. Наверно, хотят посетить места боевой славы своих далеких предков! Впрочем, меня это не касается. Нужна просто безопасная компания.