Лариса Матрос - …Называется жизнь Страница 6

— Да, история… А что же «подруги»?! — спросил взволнованно Данила Иванович.

— Ой, я и сама не знаю. Я, естественно, пробыла несколько дней в больнице, но никого не хотела видеть. Нонна сразу улетела, а с Ингой я двадцать пять лет не общалась, хотя жили на соседних улицах в Академгородке.

— Ну ладно, забудьте обо всем, Галина Петровна, — сказал Данила Иванович и снова предложил выпить. — Это было так давно.

Лина от волнения почувствовала сухость в горле и залпом выпила полбокала шампанского.

— Нет, это только начало драмы, и раз уж я начала, хочу высказаться, — сказала Лина, утирая слезы накрахмаленной салфеткой. — Я так долго держала все это в себе.

— Но, Галина Петровна, зачем вам расстраиваться сейчас, ведь столько лет прошло. Чего в жизни не бывает… Пора забыть все. Это я виноват, что подтолкнул вас к этим воспоминаниям. Давайте лучше потанцуем снова.

«А мне не надо от тебя любви, дарованной как милость,А мне не надо от тебя того, что с нами не случилось…»

— снова зазвучало танго, под которое, прижимаясь друг к другу, на танцплощадке медленно двигались мужчины и женщины.

— Нет, Данила Иванович, — сказала Лина с мольбой, совсем расслабленная алкоголем, — я хочу высказаться… пожалуйста… Так вот, то только было началом драмы… Спустя 25 лет мой муж поехал в четырехмесячную командировку в США и там в какой-то эмигрантской компании познакомился с девкой, влюбился, потеряв совершенно голову. Он сразу признался мне в этом, как только вернулся домой. Олег (так звали мужа) пригласил свою пассию в Городок. При этом к ее приезду он разделил нашу сдвоенную квартиру, и когда любовница прилетела спустя несколько месяцев, он с ней там обустроился.

— Какая жестокость, однако! — с выражением угрюмости на лице перебил Лину Данила Иванович. — А как же вы, дети, когда она приехала?

— Это был август, дети все были в отпусках, а я… обо мне лучше не говорить, потому что пересказать мои страдания невозможно… Невозможно еще и потому, что его возлюбленной оказалась… — Лина остановилась на мгновенье, чтобы дать расслабиться горлу, сдавленному нервным спазмом, и, глотнув шампанского, продолжила: — ею оказалась… дочка подруги Нонны!

— Это рок какой-то! — воскликнул Данила Иванович, невольно ударив кулаком по столу так, что зазвенела посуда. — Одна подруга сама на мужа вашего, а другая — дочь подставила вашему мужу. Но почему же они именно вас выбрали своей жертвой, эти монстры?! И где они сейчас?

— Ничего я не знаю о них… Сейчас они обе в Америке, но я ничего о них не знаю. Не знаю, общаются ли они как-то друг с другом… Но… Многое осталось для меня загадкой по сей день. Все же я их знала с детства. Это были хорошие, порядочные девочки.

— Да уж точно порядочные, — с сарказмом вставил Данила Иванович. — А что же было, когда эта дрянь приехала в вашу квартиру?

— Как было… — Лина так расстроилась от воспоминаний, что начала даже всхлипывать. Она видела, что Данила Иванович очень смущен ее состоянием и готов что-то предпринять, чтобы ее успокоить. — Ничего, ничего, не обращайте внимания, Данила Иванович, я уж доскажу — сказала Лина, глядя в стол и вертя в руках испачканную черной тушью с ресниц салфетку. — Когда он ее привез из аэропорта, я была дома, а куда было деваться? Олег меня ей представил, так, как будто я железная, без каких-либо чувств, и они удалились на его половину квартиры. Они в первый же вечер куда-то ушли. Вернулись очень поздно. А через пару дней они должны были уехать в путешествие по стране с заездом в ее родной город Одессу.

— И как же вы могли, Галина Петровна!? — воскликнул Данила Петрович.

— А что мне было делать?! Я отупела от безысходности, от стыда и желания скрыть свой позор от детей и окружающих…

— Но ведь это же прежде всего его позор, вашего мужа! — горячо вставил Данила Иванович.

— Да, это так, — согласилась Лина. — Потому муж меня просил держать это все до поры до времени в секрете. За это он был готов остаться моим лучшим другом и во всем мне помогать. В общем. это трудно все объяснить. Я была в отчаянье и оцепенении. И уже сама хотела, чтобы они поскорее уехали в это путешествие, чтобы я осталась одна и опомнилась. Но… но… на третий день после ее приезда случился путч…

— Ну и история, хоть мыльную оперу ставь, — сказал Данила Иванович, энергично плеснул в свою опустевшую рюмку водку и, сделав несколько глотков, попросил Лину продолжать исповедь.

— Спасибо вам, Данила Иванович, за то, что даете мне эту возможность. Может, завтра я пожалею, что вот так все наизнанку… Но сейчас мне это необходимо, — сказала она, вертя салфетку.

Данила Иванович дружелюбно, как бы для поддержки, взял в свою ладонь ее похолодевшие от волнения пальцы, слегка сжав, и тут же убрал руку.

— Продолжайте, — сказал он с нотками нежности в голосе.

— Так вот, они прилетели в субботу 16-го августа, а в понедельник 19-го… Помните все это: болезнь Горбачева, трясущиеся руки Янаева, «Лебединое озеро»… И тут началось что-то невероятное. Она, эта девка-американка, эмигрантка, испугалась, что застрянет в России, и потребовала, чтобы Олег ее немедленно отправил в Америку. Представляете, в первый день путча, когда мы все не знали, что нас ждет, она его загоняла, чтобы он ей достал билет, несмотря на то что у него в этот день случился сердечный приступ от волнений и стрессов. У мужа, замечу, с юности было нездоровое сердце, и я его очень берегла всю жизнь. А тут такое… Уж не знаю как, но он все же отправил эту… в Америку… После этого он стал просить прощения у меня и обещал золотые горы, новую сказочную жизнь. Мне его стало жаль. Он словно стал для меня пятым ребенком. Но его сердце не выдержало…

— Ну и несчастье вам принесли ваши подруги… — с негодованием сказал Данила Иванович.

— Я так и не знаю по сей день: обе подруги или только Нонна. Дело в том, что в те трагические дни мне не с кем было поделиться. Я с ума сходила от отчаянья и одиночества, но не хотела ни с кем из наших семейных приятелей говорить об этом. Я не хотела, чтобы по Городку поползли слухи, которые бы могли дойти до детей. И я… — Лина снова стала всхлипывать… — Представляете?! Я позвонила Инге, от которой отреклась 25 лет назад! Представляете, чего мне это стоило…

— И что же ваша Инга? — спросил он с ноткой сарказма в голосе…

— Представляете, она услышала мой голос и отреагировала так, как будто ничего между нами плохого не произошло. Она пришла в тот же день и очень меня поддерживала морально. Она была единственным человеком, посвященным в эту драму. Но в то же время она очень ранила мое сердце, когда сказала, что тогда на новоселье ее вины не было. Она зашла в спальню, где спали наши девочки, чтобы проверить, закрыты ли форточки… И там застала Нонну в объятиях моего мужа. Нонна в испуге выскочила, а Олег прижал к стене Ингу, требуя от нее дать слово, что она ничего не расскажет мне. И в тот момент, когда она пыталась от него вырваться, в спальню зашла я… И представляете, если Инга ни в чем не была виновата, каково ей было жить с этим несправедливым обвинением с моей стороны столько лет?!

— И что же получается, если верить Инге, — с озлобленностью в адрес обидчиков вставил уже тоже слегка захмелевший Данила Иванович, — всю вашу жизнь исковеркала одна семья — Нонна с дочкой! Что вы им плохого сделали?

— Я ничего не знаю, Данила Иванович, — сказала совершенно подавленная Лина. — Я многого не поняла в этой истории.

— А как сложились ваши отношения с Ингой после перемирия? Вы снова подружились?

— Вначале — да, мы подружились. Она приходила ко мне домой, приглашала к себе, чтобы поддержать, давала мне советы… Но… Когда после похорон мужа, — Лина снова всхлипнула, — Инга мне сообщила, что уезжает с мужем в Америку, во мне взыграла ненависть к этой стране. Америка стала для меня олицетворением зла. Там, в этой стране мой муж влюбился до потери сознания, и эта страна разлучает меня с подругой, которую я вновь обрела. Причем обрела тогда, когда более всего в ней нуждалась. И вот я всю эту ненависть выплеснула на Ингу. Чтобы сделать ей больно из-за ее отъезда, я ей дала понять, что не поверила в ее рассказ о том страшном вечере… и продолжаю думать, что она флиртовала с моим мужем в тот трагический вечер. Вот видите, какие узелки иногда свивает жизнь…

— А вы будете пытаться выйти на контакт с подругами в Америке? — спросил Данила Иванович, проявляя признаки усталости от запутанного рассказа Лины.

— Да что вы! Никогда! Да и зачем?! Жизнь развела нас навсегда. Так судьбе было угодно…

Лина замолкла, опустила хмельную голову на ладони упертых в стол локтями рук, и ее лицо приняло глуповатое выражение.

Она показалась Даниле Ивановичу совершенно незащищенной и потерянной. А Лина вдруг, к его удивлению, налила себе в рюмку водки и залпом выпила. Данила Иванович стал опасаться, что она совсем опьянеет, и предложил поехать домой. Лина встала со стула, едва держась на ногах.