Владимир Чивилихин - Серебряные рельсы (сборник) Страница 6

К чему эти муки?

Есть у изыскателя идеал, к которому он постоянно стремится: кратчайшее расстояние и минимальные уклоны. Удлинишь дорогу – поезда будут пробегать лишнее расстояние, заложишь крутой подъем – потребуется снижать вес составов, вводить толкача, двойную тягу. А сокращение длины дороги всего на один километр дает при среднем грузообороте сто тысяч рублей экономии в год. За это стоит побороться! И вот изыскатель перебирает множество вариантов, отыскивая самый выгодный.

Рассказ о том, будто дорога между Москвой и Ленинградом построена точно по царской линейке, не больше как анекдот. Это было бы слишком дорого. Самый выгодный вариант не должен удорожать и задерживать строительство дороги, усложнять ее эксплуатацию. Далеко ли местные строительные материалы, вода? Не будут ли полотну угрожать оползни, каменные осыпи, снежные окаты и вешние потоки? Все это должен учесть изыскатель. Этот инженер обязан иметь обширные знания и опыт в проектировании, строительстве, организации работ. В середине тридцатых годов Александр Кошурников выбрал очень сложный горнотаежный участок Рубцовка – Риддер, который должен был строиться сразу после изысканий, и несколько лет проработал здесь в качестве начальника изыскательской экспедиции, автора проекта и главного инженера стройки.

Идеала достичь невозможно. Ведь дорога состоит из множества отрезков. И направление каждого из них может иметь свои варианты. Взорвать перевал или пробить тоннель? Построить акведук через падь или засыпать ее? Переходить мостом на другой берег реки или рубить полку в утесе, преградившем путь? И как можно меньше мостов и тоннелей, резких поворотов и полок, выемок и подъемов! На основании бесконечных расчетов, инженерной интуиции изыскатель выбирает какой-то один вариант и дерется за него. Изыскатель должен бесконечно верить в свой вариант – ведь он предлагает его на века, и подтвердить правоту этого инженера могут только потомки, потому что дорога строится обычно лет через двадцать-тридцать после того, как ее наметили.

Многие варианты Александра Кошурникова считаются классическими образцами изыскательских решений. Он первым в Сибири сел на самолет для проведения рекогносцировочных изысканий. Его метод попыток при поисках лучшего варианта требовал много работы, зато давал желаемый результат. О творческой силе и работоспособности Михалыча ходили среди сибирских изыскателей легенды. Ради счастья инженерного поиска он мог несколько ночей подряд делать работу за товарища, не требуя ни благодарностей, ни наград. Вот один отрывок из его письма: «Последние дни в основном помогал ребятам. Подсчитал, что применение двойной тяги на двух перегонах дает сокращение длины на 14 километров. Разве можно было упустить этот вариант? Распутал также перевальные петли – чрезвычайно интересное и трудное было дело! Сейчас чувствую полное удовлетворение, а это высшая награда».

Если его насильно оттаскивали от чертежной доски, когда работа еще не была закончена, он с мукой смотрел на друзей своими серыми детскими глазами и говорил:

– Я же вечно буду думать, что здесь построят не то, что надо!

Самое верное дело – ценить человека по его отношению к работе, по тому вкладу, который он вносит в общий труд. Как работник Александр Кошурников был бесценным человеком, однако люди подчеркивали и другие его качества. Причем каждый, в зависимости от своего взгляда на вещи, сам судил, плохие это были качества или хорошие. Во всяком случае, до сего дня сибирские изыскатели, зная Михалыча во плоти и крови, возмущаются, если кто-нибудь стремится преподнести его как идеального человека, этакого бестелесного трудящегося херувима.

Приземистый, почти квадратный, Михалыч при встрече очень крепко жал руку, смотрел широко открытыми глазами прямо в зрачки собеседнику, быстро увлекался и начинал хлопать его по спине, ощупывать плечи. Рука у него была кургузая, тяжелая, сильная. Он принципиально писал только длинные письма, любил, трассируя ход в тайге, петь во весь голос, самозабвенно резаться до утра в преферанс, ненавидел охоту, свирепел, если при нем били лошадь, и мог показать свою удаль там, где не следовало бы. Ему ничего не стоило самым невыгодным образом обменять мыло экспедиции на барана, выписать завхозу такой счет, что вся бухгалтерия умирала со смеху, отдать, конечно, без возврата, часть получки попавшему в беду полузнакомому человеку.

К деньгам он вообще относился снисходительно. Однажды в глухой приленской тайге встретил однорукого тунгуса с древней кремневкой. Угостил махоркой, расспросил о ближайших речках и тропах.

– Куда путь-то держишь, старина?

– На медведя, начальник. Купи шкуру.

Михалыч от смеха едва не вывалился из седла.

– Сколько просишь?

– Однако, пятьдесят рублей, начальник.

– Бери, – сказал Александр и стал подробно объяснять, как разыскать в тайге изыскательскую партию.

– Найду, – оборвал его тунгус, пряча деньги.

И он долго стоял, не понимая, почему этот здоровенный начальник в глянцевой кожаной куртке хохочет на всю тайгу, запрокидывая кудрявую голову.

Через неделю тунгус принес свой товар в лагерь. Он недоуменно оглядывал хохочущих людей и страшно рассердился, когда кудрявый начальник предложил ему забрать шкуру обратно. Изыскатели потом рассказывали, что Михалыч отвел тунгуса в кусты, угостил спиртом и долго уговаривал поступить к ним завхозом, однако выяснилось, что тот не умеет ни считать, ни писать…

Перед войной Михалыча пригласили в Новосибирский институт инженеров транспорта на студенческое собрание. Он вышел на трибуну и сразу заявил, что никого не будет уговаривать в изыскатели, хотя его за этим позвали. Похохатывая, он рассказал о работе молодых инженеров на дороге Тайшет – Братск – Лена, на трассе Янаул – Шадринск. На следующий день вдруг обнаружилось, что весь поток хочет специализироваться на изыскателей.

Начальство не раз пробирало Михалыча за то, что он чересчур много возится с молодыми специалистами и студентами-практикантами, доверяет им слишком, хотя не раз имел из-за этого неприятности. В этой связи постоянно вспоминали один случай.

Партия ушла «в поле», а студент, которого оставили дежурить в лагере, томился от безделья. Он пробовал читать в палатке, но не было спасу от комаров. Недолго думая, новичок взял в костре головешку и стал выгонять ею комаров из палатки. Убедившись, что это мартышкин труд, ушел в гарь есть малину. А в это время отскочивший от головешки уголек спалил все хозяйство. Ни жив ни мертв ожидал «поджигатель» возвращения изыскателей. Главное, полопались от огня линзы теодолита и дорогой инструмент пришел в негодность. Никаких стипендий не хватит, чтобы рассчитаться…