Борис Островский - Великая Северная экспедиция Страница 6

Определение южных границ Камчатки, открытие прохода из Тихого океана в Охотское море имело огромное значение для последующих экспедиций, в частности и для Великой Северной. Припомним, каких огромных трудов стоило Берингу перетаскивание на себе всех грузов экспедиции и строительных материалов поперёк Камчатки из Большерецка в Нижнекамчатск. С открытием нового пути все эти тяготы исчезли; не мало времени и сил было благодаря этому сбережено.

Обратный путь в Петербург совершали на 78 лошадях. Выехав 29 июня, Беринг ровно через два месяца прибыл в Якутск. Отсюда поплыл он по реке Лене, но 19 октября река замёрзла, и продолжать далее путь пришлось на санях, минуя Илимск, Енисейск и Тару, до Тобольска. 1 марта 1730 года, после пятилетнего путешествия, Беринг прибыл домой.

В Петербурге его постигло глубокое разочарование, Адмиралтейств-коллегия, куда Беринг представил свои отчёты и произведённые измерения, отнеслась к нему с недоверием и даже не ходатайствовала о выдаче ему чрезвычайной награды, которая обычно выдавалась по окончании экспедиции её начальникам. Причиной такого несправедливого отношения к моряку была излишняя доверчивость коллегии к сведениям, почерпнутым ею из самых неблагонадёжных и сомнительных источников, преимущественно иностранных, расходившихся с материалами, доставленными Берингом. Сильно повредил ему и некий казачий полковник Шестаков. Этот воинственный «завоеватель» авантюристской складки обещал правительству покорить землю чукчей и исследовать весь северовосток Сибири. Он требовал для этого лишь полномочий, средств и 400 казаков. Двор согласился и дал полному воинственной отваги казаку, не умевшему, к слову говоря, ни читать, ни составлять карт, все, что он просил. Незадолго до отъезда Беринга в экспедицию Шестаков вернулся из Якутска и представил собственного изготовления вполне фантастические карты, не сходные одна с другою, ошибки на которых доходили до 12 градусов; против же устья реки Колымы и Чукотской земли Шестаков начертил таинственную полосу якобы увиденной им земли. Карл Бер выражает полную уверенность, что Шестаков признал Медвежьи острова, расположенные к северу от устья Колымы и давно известные в Якутске, за американский берег. Хуже всего, что неверные карты Шестакова попали и за границу, и одна из них была издана в Париже. Этого было достаточно, чтобы за Шестаковым утвердилась слава «замечательного» путешественника, сведения же, доставленные Берингом и расходившиеся с шестаковскими, остались под сомнением: характерный штрих того некритического времени и тех условий, в которых приходилось работать многим выдающимся людям!

В последующую свою экспедицию к чукчам, весною 1730 года, в одной из стычек Шестаков был убит ими. Его заместитель, капитан Павлуцкий, осенью того же года отправил к американским берегам, к «Большой Земле», новую экспедицию под начальством подштурмана Ивана Фёдорова совместно к геодезистом Михаилом Гвоздевым. За год до начала Великой Северной экспедиции, осенью 1732 года, оба путешественника благополучно достигли американских берегов и высадились в месте, носящем ныне название мыса Принца Уэльского. Фёдоров с Гвоздевым также открыли и описали здесь ряд островов. Составленная ими карта была утеряна. Но, тем не менее, доставленные ими сведения повидимому попали в один из сибирских архивов, и ими воспользовался Миллер при составлении изданной Академией Наук в 1758 году карты, где азиатский и американский материки мы находим разделёнными проливом, а против острова Диомида американский берег оканчивается под 66° с. ш. мысом, обозначенным на карте следующей подписью: Côte découverte par le géodesiste Gwosdew en 1736 (год этот проставлен, разумеется, ошибочно потому, что, как мы видели, Фёдоров с Гвоздевым высадились на берег в 1732 году).

Приходится заключить поэтому, что Фёдоров с Гвоздевым были первыми европейцами, открывшими северозападный берег Америки и высадившимися на него.

Насколько географические познания в ту эпоху были несовершенны и недостоверны, ясно из того, что даже знаменитейшие географы того времени считали, что Камчатка и северный японский остров Иессо — одно и то же, и лишь по недоразумению возникли два эти названия. На картах и глобусах Камчатка занимала колоссальное протяжение, покрывая собой все Курильские острова и имея своей южной оконечностью Иессо. Из двух земель была создана таким образом одна. Но зато воображение учёных создало другую землю, совершенно мифическую, так называемую Компанейскую землю (Terra de la Compagnie ), восточную границу которой изображали открытой, допуская таким образом её соединение с Америкой. Были придуманы также и другие не существующие в природе земли.

Камчатская экспедиция Беринга, точно определившая южные границы Камчатки и доказавшая, что остров Иессо не имеет с ней ничего общего, не могла сразу поколебать твёрдо сложившегося убеждения, имевшего следствием издание соответствующих карт. Странным показалось тогдашним учёным и то, что Беринг не только не встретил Компанейской Земли, но и ничего не слыхал о её существовании. Сторонником приведённых ложных мнений был между прочим и известный французский астроном-географ Иосиф Делиль, состоявший на службе у нас в Академии Наук. К сожалению, его авторитету придавалось слишком большое значение; в дальнейшем мы убедимся, к каким последствиям приводило слепое доверие к фантазиям самоуверенного француза.

Повсюду встречая сомнение и недоверие, Беринг энергично и обстоятельно доказывал правильность произведённых им открытий и наблюдений, но, когда и это не помогло, он стал предлагать для разрешения всех возникших недоумений организовать второе путешествие на Камчатку. Уже через месяц после своего возвращения в Петербург Беринг представил краткую записку, в которой предлагал обойти и подробно исследовать море на юг от Камчатки до Японии и устья Амура, обойти весь северный берег Сибири и произвести его съёмку; и, наконец, отправиться на восток от Камчатки для отыскания вероятно недалеко расположенных от неё берегов Америки, после чего завести там торговые сношения с туземцами.

Свои соображения о близости Америки к Камчатке Беринг подкрепил следующими главнейшими и неоспоримыми доказательствами:

1. Около 1715 года на Камчатке жил некий инородец, который рассказывал, что его отечество находится к востоку от Камчатки, его же самого несколько лет тому назад захватили на Карагинском полуострове, где он промышлял. Он передавал далее, что в его отечестве растут громадные деревья, и вливается в море множество больших рек; для выезда в море они употребляют такие же самые кожаные лодки, как и камчадалы.