Фердинанд Врангель - Очерк пути из Ситхи в С. Петербург Страница 6

Опасная болезнь нашего сына заставила нас продлить наше пребывание в Гвадалахаре. Ребенок лежал при смерти; мать не отходила от него, и мысль, что мы и этого второго дитяти лишимся вдали от отчизны, терзала нас. Участие, оказанное нам в это печальное время Доном Мануэлем, Европейскими знакомцами и особенно Ганноверцем, Г-м Франке, было для нас несказанно приятно; хозяйка дома, в котором мы жили, Испанка, пособляла жене моей ухаживать за больным, а врач, дон Тамес, Мексиканец, был очень услужлив, и принимал участие в нашей печали. Опасность миновалась, и, кроме милости Божьей, обязаны мы еще искусству и ранению врача выздоровлением нашего сына. Если доктор Тамес был столько благоразумный и деятельный губернатор, как искусный врач (пока конфедерация еще существовала, он сделался губернатором Штата Халиско), то должно жалеть о стране, которая лишилась сего достойного мужа.

Ты легко можешь представить себе, любезный друг, что в расположении духа, в каком тогда были, мы не могли принять участия в карнавальных увеселениях. Мы едва выходили из дому, и только взглядывали на балкон, чтобы несколько рассеяться видом живого движения на улице Разные фокусники с шумною музыкою, сопровождаемые толпою черни, проходили по вечерам мимо нашего дома, к великому увеселению наших островитян с Уналашки; иди народ спешил на бой быков или петухов, для которого проводили и проносили мимо нас сотни гордых бойцов; далее показывалось шествие церковной процессии с Католическим великолепием, и свистящие ракеты возвещали возвращение её в церковь; в Воскресенье, многочисленная толпа преступников, гремя цепями, тащилась на Пасео, для поливки земли, чтобы не было пыли, а в пять часов по полудня потянулось туда высшее общество в экипажах и верхом, чтобы показать себя и лошадей. Рано утром поселяне с навьюченными ослами, поденщики и женщины, с товаром своим на голове, плодами, глиняною посудою, сладостями (dulces) — шли и кричали на распев; или нищие с корзинами, наполненными букетами прекраснейших цветов, которые они раздавали за милостыню; все это чрезвычайно оживляло улицу.

Прожив в Гвадалахаре двенадцать дней, мы, с позволения врача, могли отправиться далее, хотя наш больной был еще очень слаб. В наемной карете на мулах, которые не переменяются, совершают переезд до Мексики в пятнадцать дней, а в дилижансе в шесть дней: девятидневная разность побудила нас предпочесть дилижанс. Между Веракрусом и Мексикою учреждены дилижансы уже несколько лет; но по сю сторону Мексики до Гвадалахары, только за три месяца. Экипажи, упряжь и кучера из Северо-Американских Штатов, и соответствуют требованиям путешественников; лошади меняются на каждых четырех милях (leguas), красивы и рослы; до наступления темноты останавливаются на определенные ночлеги, где путешественник находит постель, пищу и все удобства, которые до того были вовсе неизвестны в этой стране; экипаж с кучером тотчас возвращается, и путешественники продолжают путь в другом дилижансе, до следующей ночи. За место в карете (вне её есть только одно место, подле кучера) платят 70 пиастров до Мексики; расстояние составляет 175 лег.

Приятель наш, Дон Мануэль Луна, вмел намерение ехать с нами в Мексику; но губернатор дружески объявил ему, что в следствие повелений Сантаны, добрые граждане верных Штатов должны дать денег на войну в Техасе, и что потому Дон Мануэль не иначе может получить паспорт, как ссудив Правительству 35,000 пиастров. Он отложил путешествие. К счастью, в шестиместной карете был у нас только один спутник, Австриец, приехавший по торговым делам из Сан Луи Потози, для собрания долгов, и возвращавшийся без успеха, человек приятный, вежливый и услужливый.

В пять часов утра мы сидели уже в дилижансе, который тотчас отправился с быстротою, удивившею и почти испугавшею нас, ибо в этой стране без дорог, ленивому Мексиканцу и его мулам скорая езда кажется невозможностью, и по справедливости. Но наш Северо-Американец погонял четырех бодрых коней с такою неустрашимостью, и правил ими по пням и каменьям с такою ловкостью, что мы летели по едва проезжей дороге, как по лучшему шоссе в Европе. Пока мы не удостоверились в неимоверной прочности дилижанса, нам казалось, что он неминуемо разлетится в тысячу кусков, и ежеминутно опасались, что он опрокинется. Я два раза ездил из Петербурга в Иркутск, и один раз из Иркутска в Петербург, и довольно знаком с опасностями пешего путешествия сухим путем; но мне еще не случалось видеть ничего подобного езде в дилижансе из Гвадалахары; казалось, что кучер бежал из дома сумасшедших, и пассажиры обречены на гибель. Но судьба была к нам благоприятна, и мы достигли Мексики, не испытав ни малейшего приключения, хотя с учреждения дилижансов редко проходит неделя, чтобы не было рассказов об опрокинутом дилижансе и ушибленных пассажирах.

Окрестности были не такого свойства, чтобы приятными видами хотя несколько вознаградить вас за эту адскую езду; первые два дня дорога шла на север по безлесной, пустой, дурно возделанной стране, с немногими дрянными деревушками. В первый день проехали мы через каменный мост на арках, la puente de Calderon, сделавшийся знаменитым в летописях тамошней войны, в 1811 году, совершенным поражением инсургентов под командою Дона Мигуэля Гидальо; рассказывают, что тут побито более 20,000 Индейцев, которые, повинуясь Гидальо, бросились на пушки, чтобы шляпами заткнуть их жерла. Спутник наш жалел, что не все народонаселение, 6 миллионов Мексиканцев, было тут побито, ибо нельзя было оказать лучшей услуги человечеству: надобно только подумать, говорил он, что эти мошенники Мексиканцы никогда не платят долгов честным Европейским купцам, грабят и обманывают, и не смотря на то, не умеют пользоваться землею. Это дурное расположение духа и на ночь не покинуло нашего Австрийца. Из Логоса пришел дилижанс с пассажирами, из коих один, брат военного министра Мексики, всю ночь продекламировал о своем патриотизме, рассказывал любовные похождения, одним словом, никому не дал покою; это так раздражило нашего спутника, что на следующее утро, когда уехал дилижанс из Лагоса с говорливым Мексиканцем, он громко закричал ему, что первой церкви принесет в дар 100 пиастров, если опрокинется дилижанс и укоротит дни брата военного министра.

Посреди каменной и песчаной степи стоит город Сан Хуан де Лос Лагос. Здешняя церковь, одна из богатейших и красивейших в Мексике, и в нее приходят богомольцы из отдаленнейших краев республики. В Декабре сходятся сюда более 40,000 человек, и располагаются лагерем; при этом случае бывает ярмарка, на которой в течение двух недель, приводится в оборот более 50 миллионов пиастров торговлею и азартными играми. Пообедав очень дурно, и осмотрев знаменитую церковь, мы на вторую ночь приехали в красивый город Лагос, стоящий в плодороднейшей стране, нежели песчаные холмы и голые скалы Сан-Хуана. Сюда выходит дорога из горного округа Сакатекаса и Дуранго, с севера, в Мексику, и в дилижансе только что прибыло шесть пассажиров, из коих четверо желали продолжать путь с нами; нам посчастливилось добыть карету, в которой могло поместиться умножившееся число наших спутников, без особенного для нас беспокойства. Так как по воскресным дням дилижансы здесь не ходят, то мы принуждены были остановиться на день, и сын наш, еще не оправившийся, мог отдохнуть. Хозяин гостиницы, Испанец, служил Офицером в экспедиции Малеспины, и много рассказывал про Алеутов и Русских, которых видел на С. З. берегу Америки; но этот общий интерес нового знакомства нашего не помешал ему позаботиться о своем собственном, и потребовать с нас 21 пиастра (104 р.) за две ночи и один день.