Наталья Притвиц - Саянский дневник Страница 6

Но скоро высокотравье кончается, мы вступаем в тайгу. Сквозь кроны деревьев просвечивает ослепительно голубое небо, на траве и поваленных стволах, на оленях и людях прыгают солнечные блики. Сегодня великолепная погода, несмотря на мрачное предсказание инструктора: «Ясное утро — верный признак плохой погоды».

Наконец-то тайга пошла такая, как мы ее себе представляли: с поваленными деревьями, с буреломом, с сырой каменистой почвой. После дневки все идут довольно бодро. Впереди Николай Петрович верхом. Две наши собаки носятся по лесу, то забегая вперед, то отставая, временами прыгая вокруг деревьев и заставляя белок и бурундуков проворно взбираться ближе к вершине. Скоро тропа выходит на безлесный склон, покрытый густыми зарослями круглолистой березки, майского дерева и других кустарников. После кустарника опять вступаем в тайгу. Вот, наконец, и Средняя Кишта. Через нее перекинуто бревно. Олени переходят вброд.

Теперь при взгляде по долине реки все ближе синеет поперечный хребет — левый берег Казыра.

Спускаемся и переходим последний приток Средней Кишты — малюсенький ручеек в довольно глубоком каньончике. После этого идем низом. Все уже порядком устали, объявляется привал. Хочется помыться, попить. Рядом канавка с какой-то гнилой водой, но зато совсем недалеко слышен шум воды. Лезем напролом через чащу и выходим прямо к точке слияния Казыра и Средней Кишты. Перед нами Казыр, тот самый грозный Казыр, на котором, по рассказам тофаларов, пятнадцать порогов, из них семь непроходимых.

Но сейчас он голубой с белыми бурунами, от него веет свежестью и прохладой. Почти посередине реки лежит огромная глыба, уже обточенная водой, на берегах тоже набросаны большие обкатанные камни, живые свидетели того, что Казыр не всегда такой голубой и безмятежный.

Мы ложимся на камни и опускаем в воду руки, лица, пьем, брызгаемся, обливаем друг друга. Мы — это Мика и я, остальные занимаются делом. Танюшка тут же принимается за мытье головы, Владик общелкивает фотоаппаратом все берега, Петя перелезает на большой камень и ложится на нем, так, что нам видна только его рыжая голова с красной повязкой на лбу; а грозный инструктор, встав на фоне слияния Казыра и Кишты, старается придать своей небритой физиономии еще более дикий и суровый вид, чтобы восхищенные потомки не подумали, что Саяны были покорены каким-то мальчишкой-студентом. Таким его и запечатлевает фотоаппарат.

Однако привал есть привал. Возвращаемся к своим рюкзакам и снова пускаемся в путь. Но скоро движение почему-то расстраивается. Идущим сзади представляется необычайная картина — в лесу, насквозь пронизанном солнцем, движутся в различных направлениях олени и люди, последние… почти на четвереньках. Но и идущие сзади тут же принимают такое же положение. Кругом, у каждого пня, под каждым бревном, красуется и манит черника, краснеет брусника, еще издали пахнет черная смородина, призывно выглядывает из-под листьев спелая малина.

Где уж тут думать о тропе! Я до того увлекаюсь, что в погоне за ягодами падаю в кучу бурелома и рву штаны.

Когда, наконец, далеко впереди раздались крики Николая Петровича и почти так же далеко сзади — инструктора и все очнулись, то оказалось, что в своем преступном увлечении мы забрались в такие местечки, откуда выбраться с оленем нет почти никакой возможности — кругом деревья, ямы, бурелом. И прошло еще порядочно времени, пока все олени были выведены на тропу и можно было продолжать путь.

Тропа снова уходит выше. Судя по карте, скоро мы подойдем к мосту через каньон, в котором протекает Большая Кишта. Не доходя метров 500 до каньона на более или менее ровном месте находим остатки балагана. На дереве затеска и надпись: «Здесь, 6.VII.55 г. был лагерь «Спартака». Привет туристам вообще, и мисийцам в частности».

До чего же приятно вдруг получить привет в глухой Саянской тайге! Вероятно, эту надпись сделала группа Рогальского. Сразу после их лагеря начинается спуск.

Перед нами открывается грозное и величественное зрелище. В узкой щели с совершенно вертикальными скальными стенками, на самом ее дне в полумраке ревет и пенится поток. А с берега на берег переброшен легкий деревянный мостик длиной метров шесть, который кажется еще ненадежнее, когда смотришь вниз в кипящую и пенящуюся воду.

У моста надпись: «Мост проверен. Выдерживает оленя и человека». Глубина каньона в этом месте около 25 метров, на дне его темно, но хорошо видны бешеные прыжки воды и острые черные выступы нависающих над потоком скал. Метрах в ста ниже по течению стены каньона расходятся, и Большая Кишта вырывается из каменного плена, чтобы где-то в таежной глуши слиться с могучим Казыром.

Фотографы весьма сожалели, что на фотографии каньон никак не получается. И тут у нашего инструктора родилась гениальная мысль: спуститься в каньон по канату и сфотографировать оттуда. Ему устроили грудную обвязку, и стали на натянутом канате понемногу опускать его в каньон. Когда Сашка, наконец, повис, болтаясь в воздухе и не доставая до стены, ему пытались с моста кричать: «Выдвини объектив! Поверни его направо! Ставь сороковку!»

На обратном пути его тащили дружными мощными рывками, как бабу, которой заколачивают сваи. Один раз даже слегка тюкнули головой об карниз как раз в тот момент, когда Алик крикнул «Стоп!»

16 августа

Несколько десятков метров прошли по тропе, а потом свернули с нее. Ведь тропа идет к устью Прямого Казыра, нам же надо в его верховья, и делать крюк нет смысла.

Только теперь мы поняли, что такое тайга и отсутствие тропы. Всего несколько шагов в сторону — и дорогу преграждает ствол упавшего дерева с угрожающе торчащими во все стороны сучьями. Обходишь это дерево и попадаешь в сплошной завал. На крутом склоне, точно рукой великана, набросаны друг на друга стволы деревьев. Одни топорщатся сухими сучьями, упругими, как стальные пружины и немилосердно рвущими одежду, кожу людей и даже шкуру оленей; другие, уже давно упавшие, превратились в труху, заросли зеленым мхом и предательски проваливаются под ногой; третьи еще прочны, но уже покрылись какой-то слизью и влагой, так что ступившему на них наверняка грозит падение; четвертые, падая, ухватились за соседей и так и остались висеть в наклонном положении, готовые вот-вот рухнуть вниз и все-таки стоящие в ожидании удобного момента. И они повалены в невообразимом беспорядке, громоздятся друг на друга, вздымают кверху вывороченные с землей корневища, переплетаются сухими сучьями — и все вместе образуют такую чертовщину, через которую с трудом пролезает человек, а что делать, когда за спиной рюкзак, а в поводу навьюченный олень.