Тео Варле - Остров Фереор Страница 6

Двое из моих новых компаньонов (кроме Лефебура) казались мне особенно симпатичными: минералог Исидор Грипперт, молодой человек, лет тридцати, с круглыми очками на близоруких глазах, который интересовался также астрономией — моя «скрипка Энгра»[15] и геолог-палеонтолог Максим Вандердааль, северянин[16], как и я.

Прежде чем провести на якоре у Бельгийской набережной свою первую ночь на судне, которое должно было качаться теперь на разбушевавшихся волнах Средиземного моря, я воспользовался этой отсрочкой, что-бы послать «Гансу Кобулер, отель «Кларидж», Париж», длинную, очень любезную телеграмму. По какой-то административной тонкости почтовое отделение «Эребуса II», которое, между прочим, получило беспроволочную на мое имя, не имело права передавать частных телеграмм с тех пор, как судно было задержано. Пришлось бежать на городской почтамт.

С семи с половиной часов утра, машины были под парами и ждали только посланного из министерства и приказа сняться с якоря. Мистраль дул с прежней силой, но на этот раз зевак на набережной было мало: ни одного журналиста, никаких официальных представителей.

Ровно в восемь часов полным ходом подлетел такси и остановился перед мостками «Эребуса II». Капитан корвета в полной форме взошел на борт и, раскланявшись с нами холодно, но учтиво, исчез в каюте капитана Барко.

Пятью минутами позже оба взошли на мостик, оживленно беседуя: Преобразившийся капитан Барко казался веселым несмотря на теоретическое разделение своего авторитета с морским офицером. Но последний, заложив руки. в карманы, подчеркивал свое равнодушие к производимым маневрам.

Прозвенел звонок в машинном отделении. Раздались приказания. Выбрали якорную цепь, винт заработал в жирной воде порта, набережная стала потихоньку удаляться, и с постепенно возрастающей скоростью заскользила перед нами панорама обоих берегов, и Каннебиера, все уменьшаясь, виднелась лишь в перспективе за кормой.

Элеватор протянул на минуту над нашими головами свою футуристическую арку; прошли мимо форта Сен-Жана; первый толчок боковой качки заставил меня зашататься на ногах. Телеграфные звонки регулировали ход судна, согласно приказаниям капитана: «Левый борт… Усилить… Полный ход…», и «Эребус II», носом на юго-запад, пошел нормальным ходом по пятнадцати узлов в час, несмотря на все усиливающуюся боковую качку.

Уцепившись за носовую платформу верхней палубы, забрызганный пеной, с горящими от бешеных порывов мистраля глазами, я смотрел на удаляющиеся берега Франции и думал о Фредерике.

Я начал испытывать первые приступы морской болезни, когда раздался резкий свисток. Матрос, тронув меня за плечо, попросил спуститься на нижнюю палубу.

Там я нашел в сборе весь штаб и весь ученый персонал. В центре стояли морской офицер и капитан Барко.

— Господа, — объявил последний, окинув нас блестящим гордостью взглядом, — господа, мы не идем к южному полюсу. Республиканское правительство поручает нам другую миссию, и я имею честь представить вам господина де-Сильфраж, капитана корвета, который является носителем министерских приказаний,

Нам поручено исследовать новый остров, временно названный островом N, который вынырнул три дня тому назад среди Атлантики благодаря подводному вулканическому извержению,

IV. ОСТРОВ N.

Первые четыре дня плавания оставили во мне воспоминание лишь об ужасно мучительной дурноте. Меня трясло в моей койке, как на тех колесницах с сумасшедшими движениями, которыми изобилуют ярмарочные карусели. Я как сейчас вижу перед собой полупортик моей каюты, вздымающийся к белесому небу и в ту же минуту опускающийся в какую-то бездонную пропасть на дно морское, погружающую мою каюту в жуткий могильный мрак. Я вижу лицо юнги, который навещал меня, тщетно уговаривая поесть, и Лефебура, с непромокаемого плаща которого ручьями текла вода. Лефебур бросал мне в приоткрытую дверь:

— Ну что, дружище, все такой же кислый? Ты не расположен еще притти полечить этих господ, твоих товарищей по науке?

Все могли бы скончаться, и в то время это меня ничуть не обеспокоило бы. Единственным серьезным несчастьем за эти четыре дня было исчезновение геолога Вандердааля, которого волной смыло в море. Но тут я все равно ничем бы не мог помочь и только искренно пожалел, когда узнал о безвременной гибели моего симпатичного и несчастного земляка.

Не я один испытал мучения морской болезни, которая произвела большие опустошения в рядах ученых; три места за столом в кают-компании пустовали еще, когда я наконец 12 сентября явился к завтраку. Море было еще не спокойно, но меня больше не укачивало, и я чувствовал волчий аппетит.

Согласно господствующему на всех судах во время дальних зимних плаваний обычаю, в целях теснейшего объединения всех членов экспедиции, для более успешного сопротивления холоду и для создания атмосферы товарищества и сплоченности людей против враждебной им природы, все семнадцать членов штаба (за исключением находящихся на вахте) и весь ученый персонал кушали за одним столом, возглавляемым то капитаном корвета, то капитаном Барко.

— А я думал, что вы не боитесь качки, доктор? — заметил последний с иронией при моем появлении.

Но этим только и ограничилась вся его месть, и я должен сказать, что впоследствии его недовольство моим назначением скрылось под безукоризненной вежливостью, обычно свойственной ему, за исключением редких приступов гнева, когда он становился необыкновенно груб, и в ругани, — он ругался исключительно на английском языке, — превосходил любого американского боцмана.

Мой насмешливый друг Лефебур стоял на вахте, а соседи, минералог Грипперт и радиотелеграфист Мадек, ограничились безобидными шутками.

Открытие острова, к которому мы плыли, было, на первый взгляд не менее героической целью, чем наше первоначальное назначение, и интерес предприятия поддерживал в публике миролюбивое и терпимое настроение. Кроме того, ученые видели во мне собрата, а моряки относились к судовому врачу, лицу, почитаемому почти наравне с «командиром, после бога», с уважением, к которому мы не привыкли на суше.

Мы подходили к вероятному месту нахождения острова. Но указания долготы и широты, данные пароходом «Шамплайн», оказались ложными; втечение двух суток тщетно продолжались наши поиски наугад, в северном направлении…

Несмотря на то, что буря ослабела, и лишь мертвая зыбь волновала водную поверхность, море было совершенно пустынно под черным небом. Трансатлантическое сообщение еще не было восстановлено после циклона; да, впрочем, если верить радио, морские силы Соединенных штатов были «практически уничтожены», а силы европейских стран сильно пострадали.