Жюль Верн - Миссис Бреникен Страница 6

Приехав в Сан-Диего, Лен Баркер открыл контору на Флит-стрит — одно из тех сомнительных заведений, где всякая идея, дурная или хорошая, непременно воплощается в какое-нибудь предприятие. Умеющий весьма искусно соблазнить рискованной махинацией, нимало не стесняясь в средствах, лихо превращающий словесные уловки в аргументы, склонный смотреть на собственность других людей как на свою, он не мешкая затеял ряд спекуляций, которые провалились одна за другой, частично нанеся ущерб и ему самому.

В те времена, когда началась эта история, Лен Баркер испытывал крайнее затруднение, в его дом проникла нужда. Тем не менее, поскольку он держал свои махинации в строжайшем секрете, он еще пользовался некоторым доверием и употреблял его на то, чтобы, затевая новые дела, вновь вводить людей в заблуждение.

Однако такое положение вещей ни к чему, кроме катастрофы, привести не могло. Недалек тот час, когда мистеру Баркеру придется отвечать за свои темные делишки. Может, снова этот авантюрист-янки, оказавшийся на американском Западе, будет вынужден покинуть Сан-Диего, так же как когда-то он покинул Бостон? И все-таки в этом городе с оживленной торговлей, богатом на здравомыслящих людей и год от году процветающем, умному и честному человеку сотню раз представляется случай преуспеть. Но для этого нужно иметь то, чего у Лена Баркера не было: а именно благородные чувства, верные идеи и честные намерения.

Стоит особо отметить, что ни Джон Бреникен, ни мистер Уильям Эндрю, ни кто-либо другой и не подозревали о делах Лена Баркера. В среде промышленников и коммерсантов не было известно, что этого авантюриста — дай Бог, чтобы он заслужил только это имя! — ждет близкий крах. Произойди катастрофа — возможно даже, в нем увидели бы просто неудачливого человека, а не одного из тех безнравственных типов, которые не брезгуют ничем ради своего обогащения. Поэтому Джон Бреникен, не питавший к свояку[40] глубокой симпатии, не испытывал к нему и недоверия. Он был совершенно спокоен относительно того, что, пока он будет отсутствовать, Баркеры, если обстоятельства вынудят Долли обратиться к ним за помощью, окажут ей необходимые услуги. Их дом открыт для его жены, и она там будет принята не только дружески, но и по-родственному.

Что касается Джейн Баркер, то в ее чувствах сомневаться не приходилось. Любовь, которую она испытывала к кузине, была и безграничной и бескорыстной. Лен Баркер отнюдь не порицал искренней дружбы, связывающей двух молодых женщин, напротив, даже поощрял ее, без сомнения смутно предвидя будущее и те выгоды, которые она могла бы ему принести. К тому же он знал, что Джейн никогда не скажет того, чего не должна говорить, что она, проявляя осторожную сдержанность, умолчит о его положении, о тех материальных трудностях, с которыми им пришлось столкнуться, о тех предосудительных делах, в которые ввязался ее муж и в которых она ничего не понимала. Ни слова жалобы не слетит с ее губ.

Джейн подчинялась мужу беспрекословно, хотя и знала, что он человек бесчестный, утративший всякое понятие о нравственности, способный на непростительные поступки. Но как могла она после стольких разочарований сохранить к нему хоть толику уважения? Главная причина — и о ней всегда будет нелишне помнить — заключалась в том, что бедная женщина боялась своего мужа, и достаточно было одного слова, чтобы она последовала за ним в любую часть света, если ради своей безопасности ему снова придется бежать. Наконец, просто из гордости Джейн не хотела рассказывать о переносимых ею тяготах даже своей кузине, которая, возможно, догадывалась о них, но никогда не слышала ее признаний.

Итак, теперь обстоятельства жизни Джона и Долли Бреникен, с одной стороны, и Лена и Джейн Баркер, с другой, в достаточной мере определены для понимания дальнейшего хода событий. Насколько эти события, так нежданно и так скоро нахлынувшие, изменят их жизнь, никто и представить себе не мог.

Глава III

ПРОСПЕКТ-ХАУС

Тридцать лет назад Нижняя Калифорния, составлявшая треть всего штата, насчитывала только тридцать тысяч жителей. Ныне же ее население исчисляется ста пятьюдесятью тысячами, а в ту пору земли этой провинции, расположенные на окраине американского Запада, были совсем не возделаны и считались пригодными разве что для разведения скота. Кто мог предугадать, какое будущее уготовано этому заброшенному краю, когда средствами сообщения на суше служили лишь малочисленные дороги, проложенные колесами повозок, а на море — единственная пассажирская линия, корабли которой делали остановки у береговых населенных пунктов?

И все-таки с 1769 года в нескольких милях от берега севернее бухты Сан-Диего уже существовал некий зародыш города. Таким образом, нынешний Сан-Диего может отстаивать честь считаться самым давним поселением Калифорнии.

Когда новый континент, связанный со старой Европой обычными колониальными узами, которые Соединенное Королевство упорно стремилось сохранить, сделал мощный рывок, узы разорвались. Под знаменем независимости образовался союз североамериканских штатов[41]. У Англии остались лишь клочки, Доминион и Колумбия, но присоединение их к конфедерации[42], без сомнения, дело не столь отдаленного будущего. Что касается сепаратистского[43]движения, то оно распространилось среди населения центра, мечтающего только об одном — скинуть с себя какие бы то ни было путы.

Калифорния, однако, не находилась под англосаксонским[44] гнетом. До 1846 года она принадлежала Мексике. Затем, став свободным, чтобы войти в состав федеративной республики, муниципалитет[45] Сан-Диего, созданный одиннадцатью годами ранее, сделался американским.

Бухта Сан-Диего великолепна. Ее можно сравнить с Неаполитанским заливом, но более точным было бы сравнение с бухтами Виго и Гуанабара (на берегу последней находится город Рио-де-Жанейро). Двенадцать миль в длину и две в ширину составляют пространство, пригодное для якорной стоянки торгового флота, а также для маневров эскадры[46], поскольку Сан-Диего является еще и военным портом.

Напоминающая по форме овал, с узким входом с запада, зажатая между мысами Айленд и Лома, или Коронадо, бухта защищена со всех сторон. Ветры с моря в нее почти не проникают, океанская зыбь едва тревожит водную гладь, корабли без труда выходят из бухты, минимальная глубина которой достигает двадцати трех футов[47]. Это единственный надежный и доступный порт, благоприятное место для стоянок судов на западном побережье между Сан-Франциско и Сан-Кинтином.