Открытие Норильска - Николай Николаевич Урванцев Страница 6

гидрографическая экспедиция полковника А. Вилькицкого, проводившая морскую опись Енисейского залива, входа в него и низовьев реки. Эта экспедиция купила большую часть угля, добытого Сотниковым. А. Вилькицкий отозвался о норильском угле с большой похвалой: «Дудинский уголь совершенно такой же, как английский. Содержит влаги не более 2%, дает мало золы и не спекается» [Вилькицкий, 1895] [11]. Что касается количества добытого угля, то наиболее достоверные сведения на этот счет имеются в журнале «Вестник золотопромышленности» за 1894 г., N 17, где сообщается, что «на Александро-Невской копи [12] до отобрания ее от Кытманова самовольно добыто в 1894 г. казаком Сотниковым 2000 пудов каменного угля, из которого 1500 пудов приобретено от Сотникова гидрографической экспедицией для надобности последней по 25 коп. за пуд». Оставшийся уголь, видимо, в следующую навигацию забрал английский капитан И. Виггинс, приходивший на Енисей из Англии с грузом промышленных товаров.

Летом 1915 г. сын упомянутого Сотникова, А.А. Сотников, тогда студент первого курса горного отделения Томского технологического института, во время своей побывки на родине в с. Потаповское, близ Дудинки, съездил в Норильск, где собрал образцы горных пород и угля, которые вместе с записями передал мне с просьбой обработать. Я тогда был студентом уже третьего курса горного отделения института и владел методикой петрографо-минералогического исследования горных пород.

Мой отчет в качестве отдельной главы «Геологический и петрографический очерки» Сотников потом включил в свою брошюру «К вопросу об эксплуатации Норильского (Дудинского) месторождения угля, графита и медной руды в связи с практическим осуществлением Северного морского пути», изданную лично Сотниковым в Томске в 1919 г.

На месторождениях А.А. Сотников поставил заявочный столб, но, передавая мне материалы для обработки, ничего об этом не говорил. Потом, в 1920 г., при начале разведочных работ в Норильске, я нашел этот столб по соседству со старым заявочным столбом Кытманова-Сотникова. На затеси нового столба было вырезано: «С. 1915 сент.9».

Не сбылись чаяния Сотниковых. Великая Октябрьская социалистическая революция открыла широкую дорогу социалистическому переустройству страны. Началось изучение горных богатств Норильска, а потом и их промышленное освоение.

В ПОИСКАХ УГЛЯ

ДЛЯ СЕВЕРНОГО МОРСКОГО ПУТИ

Морской путь в Сибирь вдоль северного побережья русские люди начали осваивать за несколько столетий до того, как они проникли за Урал с юга Камско-Иртышским речным путем. В первой новгородской летописи сообщается, что в 1052 г. новгородская дружина под начальством посадника Улеба ходила от устья Северной Двины на восток к Железным Воротам. По мнению одних историков (В.Ю. Визе), это был какой-то проход через Полярный Урал, других же (М.И. Белов) - пролив Карские Ворота Новой Земли. В другой новгородской грамоте - 1137 г. сообщается, что «ходиша люди старии воевати на Югру и Самоядь» [Визе, 1948, с. 14] [13], т. е. в Приобье. Имеются летописные сведения о ряде других походов новгородских дружин на Югру, Большеземельскую тундру и в Зауралье в течение всего ХII в.

Походы эти преследовали не только военные дели - присоединение новых земель и сбор дани, но имели также торговые задачи - обмен товаров на пушнину. Меха всегда являлись одним из важнейших предметов торговли Новгорода с Ганзейским Союзом Западной Европы. Особенно привлекало новгородцев в этом отношении Зауралье и Приобье, тогда весьма богатые меховым зверьем: соболем, куницей, песцом. Туда с давних пор предпринимались подчас крупные походы. Например, в IV новгородской летописи сообщается, что в 1363-1364 гг. «той зимы с Югры Новгороду приихаща дети бояршин и молодшии люди и воеводы… воеваша по реке Оби до моря, а другая половина рати на верх Оби воеваша» [Белов, 1956, с. 35] [14].

Не приходится сомневаться, что вместе с военными дружинами, а иногда даже и вперед их шли промысловые ватаги вольных людей новгородских. Эти предприимчивые смелые люди уже давно, еще в ХI-ХII вв., проникли далеко в глубь Большеземельских и Кольских тундр, вплоть до побережья. Там при устьях таких рек, как Онега, Северная Двина, Мезень, Печора, первопроходцы нередко оседали, создавая промысловые зимовья и становища. Суровый климат и каменистая почва не благоприятствовали земледелию, и основным занятием поселенцев стало рыболовство и промысел морского зверя. Это способствовало быстрому развитию у жителей мастерства судостроения и искусства плавания среди льдов «Студеного» моря. Мореходство стало одним из основных занятий русского поморского населения. Особенно быстро пошло заселение севера после основания в 1417 г. вблизи устья Северной Двины Николо-Карельского монастыря, а в 1435 г. на о-вах Белого моря - Соловецкого. В те отдаленные времена монастыри являлись не столько религиозными общинами, сколько крупными промысловыми хозяйствами и военными форпостами на окраинах государства. Опираясь на них, по всему побережью - на запад до границ с Норвегией и на восток до Зауралья - выросли многочисленные поселки с крепким промысловым населением, которое на своих ладьях ходило не только вдоль всего побережья, но и смело пускалось в открытое море навстречу полярным льдам. В этих походах были открыты и освоены Новая Земля, Грумант (Шпицберген) и другие полярные острова, ставшие известными русским задолго до того, как о них узнали западноевропейские мореплаватели. Последние в поисках морского пути в Индию появились на беломорском севере только во второй половине ХVI в. В 1553 г. англичанин Ричард Чанслер достиг устья Северной Двины, а в 1596 г. голландец Вилем Баренц дошел до Новой Земли. Здесь, огибая льды, он уклонился к северу и встретил ему неизвестную землю, которую назвал Шпицбергеном. А это был Грумант русских людей, куда они ходили, промышляли и даже зимовали до Баренца.

Семья мезенских зверобоев Старостиных промышляла на Груманте целыми поколениями, по преданию, со времен основания Соловецкого монастыря. Один из Старостиных, Иван, зимовал на Шпицбергене с перерывами 32 года, там и умер. Голландские и английские зверобои, начавшие на Шпицбергене промысел после Баренца, встретили там не только отдельные избы, но и целые становища, издавна поставленные русскими промышленниками. Английский мореплаватель Стифен Барроу, один из тех эападноевропейцев, что безуспешно искали путь в Индию севером, писал, что, зайдя в 1556 г. в Колу, он встретил там до 30 русских ладей, а в Мезенском заливе - до 20. Все они направлялись промышлять зверя на север. Из Колы С. Барроу, взяв в качестве лоцмана русского кормщика, приплыл к неизвестной земле, которую кормщик назвал Новой Землей. Там тоже были встречены русские промысловые суда.

Надо полагать поэтому, что к середине ХVI в. весь Европейский, да и Зауральский, Север