Генри Мортон - Ирландия. Прогулки по священному острову Страница 61

В отличие от всех американцев, с которыми ранее приходилось иметь дело шоферу, его пассажир был «яростным противником алкоголя». Он даже приглядывал за водителем, и когда в Лимерике молодой человек выпил пинту пива, американец сурово отчитал его и приказал отказаться от алкоголя, пока он находится у него в услужении.

Они приехали в Мэйо, и американец явно разволновался. Он пошел в старый дом, открыл дверь, но его поприветствовал чужой человек:

— Уж не старину ли Пэта Мэрфи вы ищете, того, кто держит салун?

— Салун? — возмутился американец.

— Да, — подтвердил человек.

Они пошли в салун Пэта Мэрфи, на маленькую улочку. Там за стойкой сладко спал его брат. Сердце американца растаяло при виде родственника, и он забыл о затхлом запахе алкоголя, типичном для всех ирландских кабаков.

— Пэт! — сказал он зайдя за стойку и тихонько тронув брата за плечо. — Пэт, ты меня узнаешь?

Пэт лишь пробормотал что-то и сполз на пол. Он был мертвецки пьян.

— Он стоял, смотрел на него, — сказал шофер, — а потом повернулся и сказал: «Отвези меня обратно в Корк. Я уеду на ближайшем корабле…»

Молодой человек выпил и поправил фуражку.

— На обратном пути он не проронил ни слова. И подумать только, ради этого человек приехал сюда из Америки. Он, я думаю, жестокий человек. И все же мне его жаль. Я очень ему сочувствую…

Американец сел в автомобиль. Его лицо выражало пуританскую суровость.

За горами Туэлв-Пинс находится очаровательная земля Джойсов. Эта семья валлийского происхождения поселилась на западе в последний год тринадцатого столетия.

Коннемара живет за счет моря и морепродуктов, а Джойсы поселились в горах. Их маленькие резвые овечки пасутся на великолепных пастбищах, и шерсть, состриженная с них, вымытая и спряденная на ручных прялках, превращается в ирландский твид. Было бы легко спутать землю Джойсов с Коннемарой: на карте они рядом друг с другом, но разделяет их не только разница в национальной принадлежности. Огромная пропасть в укладе жизни разделяет рыбаков и горцев.

Дорога Клифден — Леттерфрак — Линейн, на мой взгляд, одна из самых красивых на западе Ирландии. Я проехал по ней в солнечный день. Море поражало яркой синевой, над горами плыли большие золотые облака. Подпирали небо вершинами три монстра — самая высокая гора северо-запада Муилрей, а рядом с нею Бен-Бури и Бенлангмор.

Городок Линейн приютился среди гор на краю большого фьорда Киллари. Кажется, что Коннемара тебе просто приснилась. Земля здесь другая. Высокие горы заканчиваются голыми вершинами, и уже не звон лопаты, долбящей каменистую почву, тревожит слух, а блеяние овец да щелканье челнока. Рядом с почтовым отделением стоит деревянный сарай, где день напролет стучат ткацкие станки. Это шерсть из земли Джойсов превращается в домотканую материю. Твид здесь лучше, чем в Керри. Он похож на донегол, правда, в нем отсутствуют цветные вкрапления. Это отличная грубая ткань, она вобрала в себя цвет родной земли.

Подъехав к восточной оконечности бухты Киллари, я увидел пятерых молодых людей, вытаскивающих сеть. Возможно, так выглядели рыбаки на заре человечества. На них была одежда из домотканого твида. Закатанные рукава обнажали мускулистые руки. Шеи покраснели от ветра и солнца. Работая, они громко переговаривались друг с другом по-гэльски, а сеть медленно ползла на берег.

Это был волнующий миг. Я едва не вывернул шею, чтобы увидеть это. Когда сеть приблизилась к берегу, вода примерно в пятнадцати ярдах от суши неожиданно закипела. Солнце осветило четыре фута живого серебра. Мужчины взволнованно закричали, один из них отдавал распоряжения. Лосось подпрыгнул на солнце, и я увидел серебряное чудище, фунтов на восемнадцать, с крупным телом и хвостом, которым он колотил не хуже мула.

Эти минуты я никогда не забуду: солнце на горах, запах дикого тимьяна, плеск воды, гэльские возгласы, звучавшие, словно военные кличи; яркое рыбье тело в сети, и над всем этим простое великолепие потерянного мира.

В Коннемаре и в горах земли Джойсов женщины быстро стареют, но в расцвете юности они воистину королевы.

Падрейк Колум прекрасно описал женщин Коннахта:

Суровые условия жизни Коннахта помогли женщинам в полной мере проявить себя. Размеры земли не позволяют мужчине развить свои творческие и организаторские способности. Женщина-крестьянка доминирует в обществе. Цивилизация — дело ее рук. Это цивилизация домашнего очага. Нельзя не заметить в постоянном обиходе повторения слова «ребенок». При этом имеется в виду и ребенок в колыбели, и ребенок, ползающий по полу, и ребенок, идущий в школу, и взрослый ребенок; naoidheah, lanabh, malracht, piaste — все эти слова мягкие и интимные, как ласка. Трагедии жизни в Коннахте больше всего отражаются на женщине: ребенком она провожает старшую сестру в Америку; став женой, живет дома одна, в то время как муж работает за границей, и часто у нее рождается ребенок, пока его отец работает на поле в Англии или Шотландии. Сделавшись матерью, она вынуждена отпускать от себя подросших детей…

В Коннахте я вижу одну черту английского пейзажа, которую редко или никогда не видел в Ирландии: влюбленную пару. В Англии на каждой дороге вы видите юношей и девушек, держащихся за руки, либо встречаете группы деревенских парней, вышедших погулять с подругами. В Ирландии поразительна разъединенность полов. Возможно, к любви здесь относятся без английской сентиментальности. В Коннахте, и вообще на западе страны, мужчины редко женятся по любви. Женятся тут, по большей части, на земле.

Такие браки ужаснули бы англичан хладнокровным отсутствием какой-либо сентиментальности, а здесь, на западе страны, это обычное дело. Стивен Гвинн дал замечательное описание этого обычая в книге «Выходные в Коннемаре»:

Хозяйский сын полно описал ирландское сватовство, и я приведу его описание в качестве темы вдохновения какого-нибудь романиста.

Он пошел вместе с группой от жениха, числом восемь или десять человек. Их прихода ожидали, ибо договор в принципе был решен, и в доме подготовились. Гостей провели в комнату, где стояло три длинных стола. На них лежали неразрезанные буханки и масло (о другой еде я не слышал), но против каждого места стоял стакан и бокал для вина, посреди стола — бутылки с виски и бочонок портера. Друзья невесты и жениха были представлены в равном количестве, и обе группы уселись по разные стороны стола. В центре восседал хозяин. По правую руку от него сидел представитель жениха, с левой стороны — представитель невесты. Любой человек, знакомый с оссиановской литературой, припомнит, что, когда Финн пришел свататься к Грани, фении были с одной стороны стола, а вожди племен и вассалы короля Кормака — с противоположной.