Франц Бенгтссон - Рыжий Орм. Путь викинга Страница 7

Теперь все пожелали знать, что еще может этот иудей рассказать такого, что было бы им полезно; и наконец Берсе удалось большей частью это разобрать.

– Он говорит, что он богатый человек у себя в стране, у кордовского халифа; звать его Саламан, и он серебряных дел мастер, и еще он говорит, будто он большой скальд. Его захватил в плен какой-то христианин с Севера, пришедший в его края с разбойничьим набегом. И заставил его заплатить большой выкуп, а потом продал торговцу рабами, потому что христиане неохотно держат слово, данное иудею, из-за их убитого бога. У торговца его купили купцы-корабельщики, а от них он попал к ютам, и на его беду посажен на весла в субботу. Теперь он, конечно, ненавидит этих ютов великой ненавистью; но малой она кажется против той, что питает он к христианину, обманувшему его. Это господин очень богат и живет в дне пути от моря; и он говорит, что охотно покажет нам туда дорогу, чтобы мы отняли у этого господина все, чем тот владеет, и сожгли его дом и выкололи ему глаза и отпустили его нагим на все четыре стороны. Он говорит, что богатства хватит на всех нас.

Все решили, что это лучшая новость из всех, какие им приходилось слышать в последнее время; и Саламан, сидевший подле Берсе в течение всего рассказа и внимательно следивший за тем, чтобы все его поняли, с криком вскочил с места, всем видом выражая свою радость, и простерся ниц перед Кроком и засунул клок бороды себе в рот и принялся жевать его; а потом обхватил ногу Крока и поставил себе на затылок, все время горячо говоря что-то, чего никто понять не мог. Немного успокоившись, иудей принялся подбирать известные ему слова и сказал, что хотел бы верно служить Кроку и его людям, покуда те не получат свои сокровища, а он не исполнит свою месть; но хотел бы получить клятвенное обещание, что ему самому позволят выколоть глаза тому господину. Крок и Берсе нашли его желание разумным.

На всех трех кораблях только о том и толковали, и расположение духа у всех было наилучшее; говорили, что чужестранцу самому, видно, выпала невеликая удача, если судить по тому, что он пережил, но зато куда больше счастья принес он им, а по мнению Токе, никогда не попадалось ему лучшего улова. Они были ласковы с иудеем, собрали ему кое-какой одежды и угостили пивом, хотя и самим уже оставалось не слишком много. Страна, куда он их вел, называлась Леон, и было примерно известно, где та находится: по правую руку между землями франков и владениями кордовского халифа; примерно в пяти днях парусного пути от полуострова Бретань, который уже виднелся впереди. Они вновь принесли жертву морским богам и, поймав в парусе свежий ветер, взяли курс в открытое море.

Глава 4. О том, как люди Крока прибыли во владения Рамироса и посетили стоящее место

Уже на старости лет, рассказывая о своей судьбе, Орм говорил, что ему не приходится особо жаловаться на свою жизнь у Крока, хоть и попал он в то плаванье не по своей воле. Боль от удара по голове прошла очень скоро; а со спутниками он вскоре настолько сошелся, что все и думать забыли о том, что он пленник. Они вспоминали с удовольствием его отменную баранину, да и сам Орм всем пришелся по душе. Он помнил стихи разных скальдов не хуже Берсе, а от матери перенял уменье произносить их, как скальд, а еще он был мастер правдоподобно рассказывать выдуманные истории, хоть и признавал, что в этом искусстве Токе его превосходит. Потому в нем ценили доброго, надежного и умелого товарища, с каким приятно проводить время долгими днями при попутном ветре, когда в веслах не было нужды.

Иные на борту сетовали, что из Бретани Крок ушел в море, даже не попытавшись раздобыть свежины; потому что пища, бывшая на борту, уже отдавала тухлятиной. Солонина прогоркла, вяленая треска заплесневела, мука слежалась, сухари зачерствели, а вода протухла; но Крок и более опытные его люди полагали, что это отменная пища, на какую негоже жаловаться мореходу. Орм съедал свою порцию с охотой, но при этом рассказывал о разных вкусных вещах, какие едал дома. Берсе сказал, что ему видится высшая мудрость, когда на море здоровым и вкусным кажется то, что на суше, дома, не годится ни рабам, ни собакам, а разве что свиньям; не будь так предустановлено, долгие морские путешествия были бы слишком тяжелыми.

Токе сказал, что, по его мнению, самое тяжелое – это что пиво кончилось. Он не привереда, и уверен, что сможет съесть все, что угодно, даже собственные башмаки из тюленьей кожи, но только если к ним будет доброе пиво. Для него, сказал он, никак невозможно представить себе жизнь без пива – ни на море, ни на суше; и он донимал иудея многочисленными вопросами касательно пива в той стране, куда они держали путь, но внятного ответа не получил. Он рассказывал о больших пирах и попойках, на которых бывал, и жалел, что не выпил тогда еще больше.

На другую ночь крепким ветром их отнесло в открытое море, но, к счастью, небо оставалось чистым, ведь править теперь приходилось по звездам. Кроку было боязно выходить в бескрайнее море; но бывалые моряки говорили, что если идти курсом на юг, земля всегда должна оставаться по левую руку, до самого Ньорвасунда, где парусная дорога поворачивает к Риму, лежащему посредине земли. Тем, кто плавает из Норвегии В Исландию, говорил Берсе, приходится труднее; потому что если миновать Исландию, то другой земли уже не увидишь, только пустое море без края.

Иудей разбирался в звездах и сказал, что сумеет найти верный курс; но мало чем мог помочь, потому что его звезды носили неведомые имена, а сам он страдал от качки, как и Орм. Вдвоем они перевешивались через планшир, несчастные и убежденные, что тут им и конец. Иудей много кричал на своем наречии, когда его не рвало, и Орм уговаривал его молчать, пусть ему и худо; но тот отвечал, что кричит своему богу, который в этом штормовом ветре. Орм ухватил его за шиворот и сказал, что как ему, Орму, ни худо, но сил у него хватит, чтобы выкинуть Саламана за борт, если тот еще раз крикнет, потому что на его взгляд ветра и так достаточно и не стоит призывать этого бога еще ближе.

Саламан замолчал, а наутро буря улеглась и обоим стало легче. Иудей был зелен лицом, но дружелюбно улыбнулся Орму, словно не питая к нему злобы, и указал рукой в сторону восходящего над морем солнца. Путаясь в известных ему немногих словах, он сказал, что это алые крылья утра у края моря и что бог его там. Орм отвечал, что ему сдается, что хорошо бы бог и остался подальше.

Утром вдалеке показались горы. Они подошли к берегу и не без труда нашли защищенную от ветра бухту; иудей сказал, что эти места ему незнакомы. Они вышли на берег и тут же вступили в бой с местными обитателями, плотно населявшими побережье; те вскоре обратились в бегство, и люди Крока обшарили их лачуги и вернулись с козами и прочей пищей и с двумя пленниками. Разожгли костры; все радовались, что ступили на твердую землю и скоро вновь отведают свежего жаркого. Токе изо всех сил искал пиво, но нашел только несколько мехов с вином, до того терпким и кислым, что, по его словам, кишки сводило. Поэтому он не смог выпить его один и остатки отдал, а потом весь вечер сидел в одиночестве и пел что-то грустное, роняя слезы в бороду. Берсе сказал, чтобы Токе не трогали, ибо он опасный, когда допьется до слез.

Саламан переговорил с пленниками и сказал, что это земли кастильского графа и что место, куда он ведет их, лежит дальше к западу. Крок сказал, что придется ждать, пока ветер переменится, а покуда можно было бы отдохнуть тут и отъесться; но это может оказаться затруднительным, заметил он, если на них нападут сильные отряды, в то время когда ветер дует с моря, или же неприятельские суда запрут их кораблями в бухте, где они встали на якорь. Саламан тогда объяснил, как мог, что подобная опасность невелика; потому что у графа Кастилии едва ли найдется хоть один корабль, а чтобы собрать силы, способные нанести им ущерб, ему понадобится время. Прежде, говорил он, граф Кастильский был очень могущественным; но теперь его сильно утеснил халиф, приходится платить ему дань; ведь помимо императора Отгона в Германии и базилевса Василия в Константинополе, нет в мире владыки, равного в могуществе халифу Кордовы. На это все рассмеялись, мол, иудей говорит в меру своего разумения, но не похоже, чтобы он много смыслил в таких вещах. Или он не слышал о короле Харальде Датском? Или не знает, что конунг Харальд – могущественнее их всех?

Орм был все еще слаб после морской болезни и не слишком хотел есть и решил, что всерьез заболел, поскольку вообще часто беспокоился о собственном здоровье. Он вскоре уснул у огня и спал крепко; но прямо среди ночи, когда в лагере все было тихо, пришел Токе и разбудил его. Он плакал, говоря, что Орм у него единственный друг и что теперь он споет песенку, которая только что пришла ему на ум; в ней рассказывается о двух медвежатах, говорил он, и научился он ей еще ребенком от матери, а песня эта самая красивая, какую он знает. Потом уселся возле Орма, утер слезы и начал петь. У Орма была такая особенность: ему очень трудно было держаться приветливо с тем, кто разбудил его посреди сна; но он ничего не сказал, а повернулся на другой бок и снова уснул.