Генри Стенли - В дебрях Африки Страница 7

Эта чудная панорама ярко-зеленых лесов с неподвижными ветвями и листьями, эта почти непрерывная кайма роскошных, густолиственных кустарников, усеянных крупными мотыльками, бабочками, всевозможными насекомыми, эти громадные пространства воды, блестящей и совершенно спокойной — гораздо дольше останутся в памяти, нежели картины той же природы под ударами тропической грозы, которая налетала почти каждый вечер и нарушала ее мирную прелесть.

Дождливый сезон длится здесь два месяца, с 15 марта до 15 мая. Всякий день после двух часов пополудни небо начинало хмуриться, солнце пряталось за черные тучи, молнии бороздили наступавшую тьму, гром разрывал облака, дождь обрушивался и лился в тропическом изобилии; и в этом печальном тумане природа мало-помалу исчезала в ночных потемках. Невозможно было бы выбрать время, более благоприятное для нашего плавания по великой реке. Воды были как раз ни слишком низки, ни чрезмерно высоки, нечего было опасаться, что суда попадут на затопленный материк или сядут на мель.

Мы почти постоянно держались в расстоянии двенадцати метров от левого берега, и на протяжении 1600 км нам довелось беспрерывно любоваться растительностью, с которою по густоте листвы, по разнообразию оттенков, по обилию и благоуханию цветов не может равняться ни одна флора в мире.

Бури налетали большею частью уже вечером или к ночи, когда наша флотилия давно стояла на якоре. Москиты, слепни, мухи цеце и прочие несносные насекомые на этот раз казались мне далеко не так докучливы, как во время прежних моих путешествий; большая часть нашего пути была уже пройдена, прежде чем появились — и то в малом количестве — представители этих проклятых полчищ.

Гиппопотамы и крокодилы вели себя безукоризненно; туземцы оказались скромны, умеренны и охотно отдавали нам своих коз, кур и яйца, бананы, а мы им за это выдавали «векселя», по которым они должны были получать деньги с Роз Труппа, плывшего вслед за мною в расстоянии двух-трех дней пути.

Здоровье мое было хорошим и даже превосходным по сравнению с прошлыми походами; а мои товарищи, — потому ли, что они действительно были увлечены делом, или потому, что. не хотели обращать внимание на мелочи, — гораздо реже жаловались, чем спутники моих прежних экспедиций.

1 мая. «Генри-Рид», имея на буксире два меньших судна, отплыл во главе флотилии, увозя Типпу-Тиба, 96 человек его свиты и родственников и 35 человек наших людей. За ним тронулся «Стенли», ведя на буксире «Флориду», на них 336 человек, шесть ослов и множество всякой поклажи. Полчаса спустя «Мирный» со 135 пассажирами весело тронулся в путь; но едва наши друзья успели прокричать нам до свидания, едва наша корма вступила в борьбу с быстрою волной, как руль сломался. Капитан скомандовал остановиться, якори упали в очень неровное дно, а течение в этом месте сильное, — до шести узлов в час. Пароход весь задрожал, до верхушек своих мачт; якорные цепи стали щепить палубу, и так как не было никакой возможности вытащить якоря, завязшие между глыбами камня, пришлось рубить канаты и возвращаться к пристани в Кинчассу. Капитан Уитли и наш механик Давид Чартере немедленно принялись за работу, и в 8 часов вечера руль был исправлен.

На другой день все шло вполне благополучно, и мы догнали наш остальной флот у Кимпоко, в верхнем углу озера Стенли.

3 мая. Впереди пошел «Мирный», но «Стенли» не преминул перегнать нас и пришел к месту условленной стоянки на полтора часа раньше нашего. «Генри-Рид» явился позже всех из-за ошибки капитана.

Наш «Мирный» положительно с норовом: идет он прекрасно в течение нескольких минут и вдруг начнет как будто задыхаться, а через полчаса опять старается. Паровик у него заменен системой змеевиков, а двигатели, помещенные в цилиндрических барабанах у кормовой части, должны вращаться неистово, прежде чем успеют сдвинуть его с места. Он доставит нам немало хлопот.

Как только мы останавливаемся на ночь, что почти всегда бывает в 5 часов вечера, каждый из офицеров делает перекличку своим людям и посылает их за дровами на завтрашний день; эта работа очень трудная, и длится она иногда до поздней ночи. Некоторая часть носильщиков (для «Стенли» 50 человек) отправляется на поиски за сухим лесом, который они перетаскивают к пристани, и тут еще двенадцать человек их товарищей рубят эти бревна на поленья в 75 см длины. Для «Мирного» и «Генри-Рида» достаточно половины этого числа рабочих. Затем поленья переносятся на корабль, и таким образом на следующее утро ничто уже не задерживает отплытие.

Проходит несколько часов, прежде чем "ночная тишина" водворяется вокруг нас: на берегу горят костры, треск ломающихся деревьев, удары топоров, скрип расщепляемых поленьев оживляют первую вечернюю вахту.

4 мая. Наш негодяй-пароход продолжает нас озадачивать. Это, конечно, один из самых медлительных кораблей, какие когда-либо осмеливался сдавать строитель. Мы на целые километры отстаем от других. Каждые три четверти часа мы должны останавливаться, чтобы смазывать его, иногда также для прочистки цилиндров, или чтобы вызвать давление, вы мести с решеток остатки угля и золу; едва только удастся нам поднять давление до одной атмосферы, как через пять минут она уже упала до одной трети, потом до четверти, а потом все наши усилия клонятся уже к тому, чтобы помешать этой старой калоше итти вниз по течению со скоростью одного узла в час. Семь дней мы из-за нее потеряли на озере Стенли и еще восьмой провозились из-за сломанного руля. Право, это очень скучно.

5 мая. Остановились у пристани Мсуата, где майор и доктор Пэрк ждут нас уже четыре дня. На берегу возвышаются кучи заготовленного для нас топлива; майор и доктор накупили кукурузы и лепешек из кассавы.

6 мая. Майору Бартлоту я отдал приказание отвести свой отряд к устью Ква и дожидаться парохода «Стенли»; пароход же сначала должен пойти в Болобо, высадить там своих пассажиров, а затем вернуться к устью Ква и подобрать майора с его людьми. Сам я пока останусь в Болобо организовывать сызнова экспедицию. Но 7 мая я издали увидел «Стенли» неподвижно стоящим у левого берега, неподалеку от Чумбири, и немедленно поспешил к нему; оказалось, что он. наткнулся на подводный камень и потерпел серьезную аварию. Нижняя обшивка была пробита в четырех местах, несколько заклепок выскочило, другие расшатались. Тотчас мы созвали машинистов с остальных пароходов; наши шотландцы, Чартерс и Уокер, оказали при этом важные услуги; пришлось болтами прикреплять к наружной стенке корабля деревянные пластинки или заплаты, вырезывая их из старых масляных бочек, — работа чрезвычайно трудная и потребовавшая столько же терпения, сколько искусства. Сначала изготовляли пластинки, промазывали их суриком, обтягивали куском грубого полотна, которое также промазывали суриком. Вода в трюме поднялась уже на шестьдесят сантиметров, а в обшивке пришлось буравить отверстия для пропуска болтов; машинист стоял по пояс в воде, что ослабляло удары резцов. Когда все было готово для заделки отверстия, в реку спускали водолаза, у которого в одной руке была пластинка из толя, подбитого полотном и пропитанного суриком, а в другой — конец бечевы, пропущенной через скважину обшивки. Он ощупью отыскивал пробоину, продевал в нее конец бечевки, а машинист старался поймать ее изнутри. Захватив конец бечевки, машинист осторожно тянул ее до тех пор, пока заплата становилась на место; тогда в отверстие вставлялись винты, и машинист закреплял их гайками. Многие часы провели мы над этой длинной и скучной работой; к вечеру удалось исправить главную аварию стального киля, но прошло 8 и 9 мая, прежде чем корабль мог отправиться в дальнейшее плавание.