Владимир Динец - Песни драконов. Любовь и приключения в мире крокодилов и прочих динозавровых родственников Страница 7

Молодой миссисипский аллигатор

Глава 3

Alligator mississippiensis: постижение основ

Прошел месяц. Я совершенно вымотался, наблюдая за аллигаторами от заката до позднего утра (они “танцевали” по ночам и “пели” в разное время от рассвета до полудня), накручивая сотни миль в переездах от одной точки наблюдений к другой и просеивая груды старых научных журналов в тщетных попытках понять, что же происходит во время “танцев”. К тому же мне приходилось преподавать биологию студентам-первокурсникам и самому по два дня в неделю ходить на лекции.

Я понял, что серьезное исследование “танцев” провести не смогу. Для этого понадобилось бы пометить красками всех или почти всех аллигаторов на довольно большой территории и наблюдать за развитием их взаимоотношений из года в год. Предполагалось, что я должен защититься в течение пяти-шести лет. Между тем брачный сезон аллигаторов длится всего месяц-полтора, так что в одиночку я просто не успел бы собрать нужное количество данных, а денег на наем ассистентов у меня не было. Можно было бы попробовать получить грант, но доступные аспирантам гранты обычно невелики, и конкуренция за них жесточайшая.

Пока, по крайней мере, я прекрасно проводил время. После стольких лет я наконец-то мог заниматься собственными серьезными исследованиями в практически нетронутой области, открывая тайны, скрытые со времен динозавров. В жаркое время дня аллигаторы обычно грелись на солнышке в полукоматозном состоянии, и я мог, не боясь пропустить что-то важное, поспать немного или сбегать в город за мороженым. К тому же, проводя столько времени в лесах и болотах Южной Флориды, я каждый день видел много интересного.

На одном из “моих” озер жили выдры. Поначалу их было четыре, но уровень воды продолжал падать, водоемов оставалось все меньше, и однажды по руслу пересохшего ручья пришли еще две. “Беженцев” встретили вполне дружелюбно – видимо, это были родственники или старые друзья. (Нет, я не впадаю в “грех” очеловечивания звериных эмоций. Случаи многолетней дружбы между дикими животными хорошо задокументированы в научной литературе.) Наблюдать за выдрами было сплошным развлечением. Всего за три дня они настолько ко мне привыкли, что иногда играли с пальцами моих ног или катались со мной в каяке. Они ловили больше рыбы, чем могли съесть, так что я частенько получал возможность поджарить себе сома на ужин. Выдры особенно любили играть с аллигаторами: дразнили их, почти соприкасаясь носами, покусывали за хвосты или плескали водой в глаза. Аллигаторы таких шуток не понимали и просто погружались под воду, чтобы избежать приставаний. Только один молодой аллигатор, всего метра полтора длиной, то и дело бросался на выдр, щелкая челюстями им вслед. Выдры были намного шустрее и совершенно его не боялись, а наоборот, стали заигрывать с ним постоянно. Они легко уворачивались от его зубов… но как-то раз одна выдра поскользнулась на крутом берегу и мгновенно оказалась схваченной поперек туловища.

Я ожидал увидеть гибель прекрасного зверя, который успел стать для меня практически другом. Аллигатор попятился от берега, крепко держа извивающуюся выдру, и ушел под воду, словно собираясь утопить добычу (аллигаторы часто убивают таким способом пойманных млекопитающих). Но пару секунд спустя он неожиданно всплыл, поднял голову и разжал челюсти, выпустив выдру, насколько я мог разглядеть, без единой царапины. Удалось ли ей сильно укусить его? А может быть, он тоже играл? В то время я еще не знал, что аллигаторы намного умнее, чем кто-либо мог предположить, и думал, что играющий аллигатор – чушь, которую у меня никогда в жизни не примут ни в один научный журнал.

К середине мая стало чувствоваться приближение сезона дождей. Каналы в заповеднике Локсахатчи настолько заросли кувшинками, что проталкивать по ним каяк удавалось с большим трудом. Между дыхательными корнями болотных кипарисов, словно черные сталагмиты тут и там торчавшими из воды, распустились огромные, призрачнобелые звезды болотных лилий. К вечеру над саванной клубились высоченные башни кучевых облаков, но дождя пока не пролилось ни капли. В северной части Эверглейдс, где из-за загрязненных удобрениями стоков с полей сахарного тростника вместо меч-травы росли непролазные камыши, начались пожары. Дым полз на восток и часто затягивал Майами; закаты стали необыкновенно яркими, но рассветы оставались чистыми, тихими и нежными, с туманами цвета розового перламутра.

Весна в том году выдалась чуть ли не самая сухая за всю недолгую историю Флориды. “Выдровое озеро” обмелело и исчезло совсем. Мои выдры слопали всех оставшихся раков и лягушек, раскурочили огромный пень на дне самого глубокого омута, чтобы добраться до прячущихся внутри водяных змей, и убежали в лес. Аллигаторам тоже пришлось уползти, оставив глубокие следы в липкой грязи. В тех озерах, где вода еще оставалась, аллигаторы скапливались, как сельди в бочке, и явно испытывали сильный стресс. Всего за две недели они убили в Южной Флориде трех человек. Два нападения особенно напугали местных жителей, потому что произошли довольно далеко от воды: одна жертва, молодая девушка, была схвачена аллигатором, когда бегала трусцой по гребню дамбы, а другая, пожилая женщина – когда поливала собственный сад. В то время считалось, что аллигаторы никогда не охотятся на суше; позже мне понадобилось два года исследований, чтобы доказать, что это опасное заблуждение.

Наконец начались дожди. Короткие, неистовые грозы прокатывались по равнинам, заливая пожары, оживляя растения, спасая изнывающих от жажды животных. Влажность воздуха подскочила, и полуденная жара стала совершенно невыносимой. Черные клубы гнуса – комаров, слепней, мошки и крошечных, почти невидимых мокрецов – окутали Эверглейдс и пожирали меня заживо. Только во время ливней становилось прохладнее, иногда настолько, что мне приходилось пережидать их по шею в теплой воде, укрывшись под перевернутым каяком.

Надувной каяк оказался одной из самых удачных в моей жизни покупок. Его можно было носить в рюкзаке, он проходил даже в самые узкие протоки, в нем было очень удобно спать, и он позволял бесшумно скользить через заросли, подбираясь к занятым сердечными делами аллигаторам на расстояние вытянутой руки.

Эверглейдс – не обычное болото. Это, по сути, очень медленная, совсем мелкая река шириной почти сто километров, заросшая меч-травой и постепенно несущая воду от озер Центральной Флориды к Мексиканскому заливу. В сухой сезон она в основном пересыхает, а когда начинаются дожди, далеко не сразу заполняется водой. Несмотря на ежедневные грозы, некоторые озера продолжали высыхать. Несколько раз я видел, как в почти высохших прудах, где рыбы было примерно столько же, сколько воды, аллигаторы охотились сообща: соберутся по нескольку десятков и всю ночь глотают одного сома за другим, пока не выловят всех.