Генри Мортон - От Каира до Стамбула: Путешествие по Ближнему Востоку Страница 7

Из окна гостиницы, если посмотреть на запад, видна узкая полоска озера с ярко-синей водой, исчирканной снежно-белыми штрихами — лиман пересыхает летом, так что можно перейти его по сгусткам сверкающей соли. В древние времена жрецы Амона поставляли соль в храмы Египта и Персии. Здешние жители говорят, что на острове посреди озера лежат меч, печать и кольцо Соломона. Один из первых исследователей Сивы, французский инженер, полковник Бутен хотел на складной парусиновой лодке доплыть до этого острова, но местные не позволили ему даже спустить ее на воду. А приехал бы летом — легко добрался бы куда надо по соленой дороге.

Обрабатывая укус москита нашатырным спиртом, я размышлял, приходит ли людям в голову, что они поминают Амона всякий раз, когда просят в аптеке аммонизированный хинин или этот самый нашатырь — хлорид аммония. Кстати, считается, что именно здесь, недалеко от святилища Амона, он был впервые получен из верблюжьих экскрементов. И еще я подумал, поднеся бутылочку поближе к носу, не использовал ли оракул удушливый запах этого химического соединения. Треножник дельфийской пифии, помнится, стоял прямо над пропастью, из которой поднимались испарения, и Плутарх полагал, что именно благодаря им пифия впадала в пророческий транс. А, например, прорицатели одного из племен, живущих на Гиндукуше, с той же целью вдыхают дым горящей древесины кедра.

Мамур приехал, когда я завтракал. Это был крупный мужчина в тиковом костюме цвета хаки и тропическом шлеме. Мы заговорили о Сиве.

Население — около пяти тысяч человек, мужчин больше, чем женщин. Многобрачие не практикуется, но разводы так часты, что некоторая часть женского населения, подобно денежным знакам, находится в постоянном обращении. Один житель Сивы сменил сорок жен. Здесь все еще придерживаются учения Сенусси, но фанатизма и ненависти к чужим после войны поубавилось. Каир теперь не кажется таким далеким. Самолетом до оазиса можно долететь за несколько часов, а машина из Мерса Матру доезжает сюда за день — не то, что прежде, когда до Сивы добирались неделю, а то и десять дней. Но с туземцами по-прежнему трудно. К тому же, они всегда готовы передраться друг с другом.

Головы их начинены суевериями. Искренне верят во всякое колдовство. Врачу, присланному сюда правительством, нелегко убедить людей, что его познания помогают лучше, чем заклинания колдунов и припарки знахарок. Работают, в основном, потомки суданских рабов и беднейшие сиванцы, которым платят не деньгами, а продуктами. Оплата выдается через каждые шесть месяцев, исходя из расценок 3 шиллинга в неделю, считается, что это щедро. В Сиве не на что потратить деньги, разве что на зеленый чай — единственную здешнюю роскошь.

Кофе приверженцам Сенусси запрещен, поэтому жители Сивы пристрастились к чаю, который пьют в огромных количествах и по любому поводу. Еще одна возможная статья расхода — покупка жены. Цены давно стабилизировались: жена стоит 120 пиастров, то есть около двадцати четырех шиллингов. Поскольку женщин меньше и они-то всегда найдут себе пару, а многие мужчины зарабатывают так мало, что им никогда не скопить двадцати четырех шиллингов, значительная часть мужского населения обречена на холостую жизнь.

Правят Сивой шейхи, владеющие большими плантациями финиковых пальм. В оазисе 600 000 финиковых пальм, на которых зреют лучшие финики в Египте. Каждое дерево облагается налогом, так что оазис ежегодно выплачивает правительству Египта две тысячи фунтов. Из-за этого в прошлом доходило до кровопролития, но, как многие народы под влиянием цивилизации, жители Сивы теперь смирились с необходимостью платить налоги.

Финики продают на здешнем рынке или увозят грузовиками. Прежних финиковых караванов, которые когда-то каждый год приходили в Сиву из Египта, больше не видно, хотя из Триполи караваны иногда приходят. Более редкое теперь использование верблюда как транспортного средства любопытным образом отразилось на экономике Сивы. Одной из главных статей дохода был верблюжий помет, остающийся на рыночной площади после ухода каравана. Отсутствие верблюдов — существенный удар по бюджету оазиса. Единственное промышленное предприятие в Сиве — недавно построенная государственная фабрика переработки фиников, где их сушат, моют, упаковывают в ящики, а после отправляют в Каир или Александрию.

Отсутствие в Сиве собак и кошек объясняется тем, что жители их едят. В пищу употребляют и тушканчиков, и крыс, и мышей. Очень популярен пьянящий напиток под названием лубчи — из сока пальмового дерева. От него местные жители становятся просто бешеными, и в прежние времена жители восточной и западной частей города, которые вечно враждовали, напившись лубчи, устраивали настоящие побоища на главной площади, после чего численность населения существенно сокращалась.

Мамур повел меня осмотреть чудеса оазиса. Когда мы шли по узким улочкам мимо глинобитных домиков, я спросил его, почему здесь часто замуровывают в стены или вешают над входом черепа, кости, горшки.

— Все верят в сглаз, — ответил он, — и думают: пусть лучше сглазят ослиный череп, а не живущих в этом доме людей.

Мы вышли на широкую главную площадь, над которой высится древняя Сива. Более нелепых и несуразных сооружений свет не видывал. Многие сотни лет дома строили на крышах других домов, наугад, как попало, пока не оказалось, что самые верхние находятся на высоте двухсот футов. Улицы этого человеческого муравейника, петляя в полной темноте, доползают до вершины. И в какой-нибудь случайно открывшейся отдушине вдруг возникает на секунду яркий образ окружающего мира.

Когда старый город был еще обитаем, как, должно быть, жутко было на ощупь пробираться по узким улицам, больше похожим на угольные шахты, слыша в темноте только скрип жерновов, которыми женщины растирают зерно, да приглушенные стенами голоса.

Я слыхал, что утром все в городе оживились — пришел караван из Триполи, впервые за много месяцев. Звучало это очень романтично, и я ожидал яркого зрелища. Но подойдя к небольшому рынку, крытому пальмовыми стволами и ветвями, я увидел лишь четырех бедуинов, сидевших на корточках на земле. Перед ними лежали узелки из носовых платков. Мне объяснили, что это и есть караван из Триполи. Бедуины развязали свои узлы, и в них оказались жалкие серебряные побрякушки. Эти люди шли по пустыне дни и ночи, от колодца к колодцу, вставали лагерем, отдыхали и снова шли — и все для того, чтобы принести эти ничтожные вещицы в оазис. Я подумал: вот она, непреклонная, тупая энергия примитивной торговли. Археологи часто ломают головы, как случилось, что какое-нибудь серебряное колечко оказалось в том или ином месте, строят сложные и хитрые теории, чтобы объяснить, как тот или иной предмет попадает туда, куда не должен был попасть. Думаю, причина в том, что всегда существовали люди, подобные этим торговцам из Триполи, готовые нести пару колец через весь мир просто ради удовольствия выпить чашку чая и обменяться последними сплетнями, когда дойдут до места. Сам рынок служил наглядным примером простоты жизни в оазисе. Всего десяток торговцев, все они сидели, скрестив ноги, перед каждым стояло по мешку. В одном было четыре фунта сахарного песка, в другом — три фунта чая; в третьем — кажется, бобы или чечевица. Без сомнения, людям, привыкшим к столь скудному рынку, узелки бедуинов из Триполи казались витринами магазина «Картье» на Бонд-стрит.