Василий Пасецкий - В погоне за тайной века Страница 7

И. Ф. Крузенштерн.

Через год он становится министром коммерции, энергично заботится о развитии торговли, уделяя особое внимание укреплению недавно созданной Российско-Американской компании, что для него было неразрывно связано с укреплением позиций России в Северной Америке и северной части Тихого океана.

Румянцев не только горячо поддержал проект первой русской кругосветной экспедиции, но и написал инструкцию для этой экспедиции.[15] Он напутствовал Крузенштерна обстоятельным посланием, в котором подробно остановился на задачах исследования тропической и северной частей Тихого океана.

«Дай бог, — писал он в заключение, — чтоб успехи Ваши были столь же благословенны, сколь искренни мои желания. Мысль, что для отечественной торговли откроется новое поле, сделается тем совершеннее, что вместе с сим Россия под Вашим руководством принесла бы и свою дань во всеобщее богатство человеческих познаний. Я заранее утешаюсь за Вас тем, что после такого славного дела имя Ваше пойдет наряду с именами отличных мореплавателей».[16]

Крузенштерн оправдал надежды Румянцева, который между тем продолжал стремительное восхождение по служебной лестнице. Вскоре после заключения Тильзитского мира он получает портфель министра иностранных дел. Через год после подписания Фридрихсгамского мира со Швецией, по которому Финляндия присоединялась к России, он получает высшее звание в России — звание государственного канцлера.

Историки и писатели разных поколений единодушны в оценке исключительно плодотворной просветительской деятельности Н. П. Румянцева. Он создает великолепное собрание редких книг, которое завещает сделать общедоступным и на основе которого развилась и расцвела Государственная публичная библиотека, ныне носящая имя В. И. Ленина. К этому надо добавить собрания старинных договоров и грамот, старинных рукописей, коллекции монет. Не жалея денег, он посылает ученых почти во все страны Европы и во многие достопамятные места России для сбора рукописей, имеющих отношение к истории Русского государства. Особое пристрастие он имеет к путешествиям, и в особенности к полярным.

Он просит Крузенштерна быть его научным советником по части географический изысканий, книг, рукописей и карт.

Многие часы проводят они в библиотеке графа, в которой собраны самые древние и самые новые книги по истории морских странствий и богатейшая коллекция географических карт. Тема их разговоров одна и та же: существует ли проход из Берингова пролива в Атлантический океан вдоль северных берегов Америки, которые сокрыты во мраке неведения? Именно в этой области, лежащей белым пятном на самых новых картах, затем на северо-востоке России да и на крайнем юге ждут мореплавателей открытия, возможно, великие по своему значению.

«Статься может, — пишет Крузенштерн, — что сделан будет вопрос: какая польза может быть для России от таковых изысканий? Такие вопросы могут исходить от людей, которые не понимают, что эти исследования имеют целью возрастание могущества и распространение политического влияния их отечества».[17]

Румянцев, только недавно ставший министром иностранных дел, великолепно понимает, какое влияние географические исследования порой оказывают на внешнюю политику и как внешняя политика вызывает к жизни новые странствия.

Он просит Крузенштерна составить описание путешествий к Северному полюсу, и мореплаватель отправляется в захватывающее странствие по старинным книгам, картам и рукописям. Его восхищает стремление многих поколений моряков найти проход из Атлантического океана в Тихий. Еще приятнее убедиться, что ни одно государство Европы не достигло столь блистательных успехов в исследовании Севера, как Россия. Всего за десять лет отряды Великой Северной экспедиции исследовали арктическое побережье от Северной Двины до Колымы, а ученые — участники этого крупнейшего полярного предприятия России — нашли в сибирских архивах документы о том, что еще в 1648 году казак Семен Дежнев совершил плаванье из устья Колымы на Анадырь и тем самым доказал, что Азия отделена от Америки проливом… Правда, теперь, уже в XIX веке, некоторые географы стали сомневаться в достоверности этого плавания.[18]

Более скудными были знания о севере Американского континента, хотя экспедиций в этот район снаряжалось великое множество. На исходе XV века, через несколько лет после открытия Колумбом Америки, Себастьян Кабот сделал первую попытку проникнуть к северо-западу вдоль берегов Нового Света. Затем последовали экспедиции португальцев, испанцев, французов и, наконец, англичан. Путешественники в конце XVI — начале XVII столетия проникли в залив, который впоследствии был назван именем Гудзона и, тщетно ища прохода в Ледовитый океан, в основных чертах завершили его обследование.

Новый шаг в исследовании Северо-Западного прохода был сделан Уильямом Баффином, который поднялся вдоль западных берегов Гренландии до 77°30′ с. ш., открыл устья проливов Ланкастер и Смит и пришел к выводу, что Северо-Западного прохода не существует, хотя в действительности положил начало его открытию.[19]

Карта, составленная Баффином, к несчастью, затерялась, и ученые-географы в конце концов стали сомневаться в достоверности его выдающихся открытий. Возможно, распространению этого заблуждения способствовали неудачи последующих экспедиций, которые до первых десятилетий XIX века так и не проникли в этом районе севернее Баффина.

Следующая точка, которую нанесли на карту американского берега Ледовитого моря, была достигнута в 1770 году Самуилом Херном, служащим компании Гудзонова залива. Он вышел к морю по реке Коппермайн (Медной руды) и нашел у живших там эскимосов много китового уса и шкур тюленей. Но в его открытии географы сомневались, как сомневались в открытиях Баффина и Дежнева. Через восемь лет знаменитый Кук прошел Беринговым проливом и достиг мыса Ледяного под 71° с. ш. И уже на исходе XVIII столетия, в 1793 году, Александр Маккензи, спустившись по большой реке, носящей ныне его имя, увидел, «вонючее озеро», как индейцы называли Северный Ледовитый океан. Правда, сами англичане отнеслись к этому путешествию весьма скептически. Барроу считал, что «если сведения, доставленные нам Херном о море, неудовлетворительны, то Маккензиевы еще гораздо темнее». Суд современников был скорый и несправедливый: они полагали, что ни Херн, ни Маккензи не видели моря, хотя, вероятно, и находились вблизи него.[20]

Таким образом, к началу XIX века на огромном пространстве севера Американского континента было известно всего лишь несколько пунктов, что не только делало более ясным вопрос о существовании Северо-Западного морского пути, а скорее давало повод для рождения новых гипотез и заблуждений.