Генри Мортон - По библейским местам Страница 8

Он открыл замок на двери, и я прошел в темное помещение, заполненное теплым воздухом. Ряды могил вырезаны в стенах, как полки для размещения тел, их вид напомнил мне о винных погребах в подвалах викторианских домов. Я чиркнул спичкой и увидел, что в некоторых нишах все еще остаются кости. Свет, проникавший внутрь через дверной проем, позволял разглядеть странную картину. Я впервые увидел жителя Пальмиры. Он был вырезан в полный рост из белого известняка, стоял, склонившись на крышку своего саркофага. Это был хозяин могилы и родоначальник семьи, захороненной в склепе, чисто выбритый человек средних лет с пристальным взглядом. Его лицо и все тело словно изготовил из камня отстающий студент-первокурсник скульптурной школы. Он опирался на богатые подушки и ковры, будто находился на пиру. На нем была шляпа без полей, напоминающая феску, а вокруг нее венок; длинная туника, вероятно, из шелка, ложилась складками по телу, а на ногах были тонкие брюки из того же материала, присобранные на коленях. Еще на нем были котурны из мягкой кожи, богато расшитые или покрытые узором, нанесенным иным способом.

Это был не случайно переселившийся в город перс, а настоящий гражданин Пальмиры римского периода. Мы посетили и другие склепы, во многих находились подобные фигуры, у некоторых в руках были кубки для вина. Женщин изображали лежащими или сидящими, на них были богатые украшения и платья римского кроя, часто еще и накидки на головах. Скульпторам хорошо удавались ювелирные вещи. Каждый камень, каждое обрамление, детали серег и браслетов были вырезаны с невероятной тщательностью, словно женщины намеревались носить призраки своих драгоценностей в ином мире. У меня возникло впечатление, что толпа восточных людей, часть из которых подражала римлянам, была привержена своим кушеткам и подушкам, винным кубкам, шелкам и драгоценностям. При этом пальмирцы были весьма симпатичны. За ритуальной жесткостью скульптурного стиля различались живость и ум тех мужчин и женщин.

Эта смешанная раса с удовольствием тратила деньги на греческих архитекторов, гордилась возведенными колоннадами и строениями, которые, без сомнения, все расширялись и украшались, становились все дороже, превосходя дома Антиохии. Но когда речь идет о глубоко интимной тайне смерти, трогательная искренность заставляла их нанимать собственных художников для создания надгробных портретов. Странно было покидать роскошные эллинистические руины Пальмиры, которые могли бы принадлежать грекам, и спускаться во мрак подземных склепов, где обнаруживаешь необычный народ полуперсов, покоящихся на кушетках в шелковых панталонах. Огромные богатства подняли их на равную высоту с модным миром, которому они стремились публично подражать, но смерть возвращала к реальности; перед лицом могилы они не пытались уже выглядеть греками.

Захоронения в башнях оказались весьма необычными; этаж соединялся с этажом каменной винтовой лестницей, и каждый был населен мертвецами. В одной из башен ко мне присоединился молодой араб в типичном платке-кеффие, синем саржевом пиджаке, длинной рубашке-галабие и новых коричневых туфлях. Я понятия не имел, откуда он взялся, поскольку, когда я вошел, место казалось совершенно пустым. Он сказал мне, что служит поваром в семье французского офицера, ведь ныне в Пальмире расположен французский аэродром.

Глядя на него, я подумал, что он напоминает более худую, арабизированную версию того первого мужчины из склепа, может быть, его отдаленного предка. У него было странное, озадачивающе неподвижное выражение лица — полагаю, и ум его пребывал в такой же малоподвижности. Неужели беспокойное желание видеть мир — продолжение старой тяги к караванным путям? «Сколько получает повар в Англии?» — внезапно спросил он. Я ответил: вероятно, очень хороший повар зарабатывает около фунта в неделю. Он вскочил и закричал:

— Я поеду с вами в Англию! Я отправлюсь туда сегодня вечером! Все, что я получаю здесь… — И он назвал сумму в сирийских деньгах, эквивалентную пяти шиллингам в неделю. — В Англии я разбогатею. Сэр, я умоляю вас… возьмите меня с собой в Англию!

Я много раз слышал, как трудно найти хорошего повара, но это уж было слишком. Остаток дня я ломал голову, как от него избавиться. Он повсюду следовал за мной, умолял нанять его, обещал готовить огромные количества еды, которые просто никто бы не смог поглотить. Вечером, с наступлением темноты я услышал постукивание в окно отеля и увидел белую фигуру и лицо моего араба, прижавшееся к стеклу, — он загадочно кивал и шевелил губами. Я вышел на улицу. Он тяжело дышал, словно только что пробежал длинную дистанцию. Вероятно, он приготовил и подал ужин для французской семьи, которая пребывала в пресыщении и не могла заметить его отсутствия.

— Когда вы едете в Англию? — торопливо прошептал он.

— Нескоро, — ответил я как можно мягче, потому что его возбуждение несколько смущало меня. — Завтра я отправляюсь в Багдад, — и я тут же пожалел о сказанном, испугавшись, что он решит присоединиться ко мне.

Но он лишь обреченно вздохнул, а затем просиял.

— Тогда вы напишете мне, и я приеду, — заявил он, всовывая мне в руку клочок бумаги с именем и адресом. А затем развернулся и исчез в темноте.

Внезапно воздух, уже заметно остывший после заката, показался мне почти ледяным. Зима, распространение которой над горами Тавра я уже видел, проникала студеным дыханием в сирийскую пустыню. Я укрылся всеми одеялами, которые отыскал в комнате, и лег спать одетым. Взглянув в окно, я увидел Пальмиру, раскинувшуюся в белом свете звезд. Она была безмолвна и недвижна. Колонны вздымались над руинами, словно мраморные призраки. Я подумал о мужчинах и женщинах, лежащих под землей на резных кушетках, словно на последнем пиршестве, и мне показалось, что этот город обладает тем же грустным пафосом, что и все тихие места, хранящие память о надеждах и желаниях человечества.

Глава вторая

Багдад: цитадель шиитов

Я пересекаю пустыню в направлении Багдада и по пути обнаруживаю странный кусочек Англии посреди дикости. В Багдаде я встречаюсь с христианами-халдеями. Я посещаю священный для мусульман-шиитов город Кадиман, вечером меня везут посмотреть на шествие шиитских флагеллантов по улицам Багдада.

Рано утром я увидел стоящий под окном длинный, явно дорогой автобус. Он был покрыт тонким слоем коричневатой пыли. На боку красовалась надпись: «Нейрн — Транспортная компания». Это была утяжеленная и удлиненная версия машин, которые можно видеть на английских сельских дорогах. Автобус сделал специальную остановку в Пальмире, чтобы забрать пассажиров, но обычно он прямиком идет из Дамаска в Багдад.

Я вышел в холл отеля. Несколько замерзших пассажиров пили турецкий кофе и выглядели в точности как их предшественники с гравюр Алкена, путешествовавшие почтовой каретой. Однако вместо полногрудых девиц со старых иллюстраций подносы разносил заспанный арабский мальчик в полосатой галабие, предлагавший гостям местный хлеб и тарелку медовых сот цвета темного шерри. Плита наполняла комнату едким дымом от горящих дров.

Широкоплечий мужчина примерно шести футов ростом сидел за столом управляющего, заполняя официальные бланки. На нем были фланелевые брюки и кожаный пиджак для гольфа. Когда он поднял голову, я увидел, что это один из тех крупных мужчин, которые всю жизнь таят в себе душу школьника. Он попросил у меня паспорт, выяснилось, что он — водитель рейсового автобуса на Багдад, все называли его Длинный Джек.

Мы выпили по чашке кофе, и он рассказал, что родился в Веллингтоне, в Новой Зеландии, а в Сирию приехал в возрасте одиннадцати лет. Братья Нейрн, Джерри и Норман, тоже были уроженцами Новой Зеландии. Во время войны они служили в Палестине, а затем создали компанию по организации транспортного сообщения в пустыне. Они предоставили Джеку работу шофера, он уже не мог сосчитать, сколько раз проехал из Дамаска в Багдад и обратно! Вошел сириец и что-то прошептал ему на ухо.

— Мой товарищ, — пояснил мой собеседник. — На каждую машину, следующую через пустыню, у нас приходится два шофера. Один спит, пока другой ведет автобус, таким образом мы можем ехать всю ночь.

Он встал и громко обратился к пассажирам:

— Все на борт!

И мы вышли на яркий утренний свет.

Раздался мощный рев мотора в 75 лошадиных сил, и автобус мягко тронулся в путь мимо развалин Пальмиры. Еще не пробило восемь. В Багдад мы должны были прибыть на следующее утро.

Расстояние между Дамаском и Багдадом составляет 527 миль, и автобус компании «Нейрн» проделал этот путь за 24 часа с двумя официальными остановками: в крепости Рутба, на полпути, и в Рамади, на иракской пограничной станции. До того как пустыню стали пересекать автомашины, путешествие можно было совершить лишь с караваном верблюдов, и на это порой уходило до двух месяцев. Не знаю, удалось ли двум уроженцам Новой Зеландии, организовавшим это транспортное предприятие, сколотить состояние, но невозможно отрицать, что они творили здесь историю.