Марина Москвина - Небесные тихоходы Страница 8

Отсюда начинался подъем на крутые холмы с глубокими расщелинами, ибо именно в этом месте Индо-Гангская низменность переходит в предгорья Гималаев. Заметно похолодало. Теперь мы ехали сквозь густые леса, где, я слышала, можно встретить страшную гамадриаду — огромную кобру, которая питается змеями. Из ночного мрака фары вдруг высветили одинокого, быстро шагавшего человека.

Вверх, вверх, горный серпантин вроде Военно-Грузинской дороги, только отвесней и круче обрыв, резче повороты. Уже рисунок нашего вознесения напоминал траекторию полета голубя-турмана над Абельмановской заставой. Те же пируэты, зависания, кульбиты… Нас мотало туда-сюда, подбрасывало, трясло, раскачивало из стороны в сторону. Я мужалась, крепилась, собрала волю в кулак — это я-то, которую укачивает даже в метро!.. А тут еще гудки, слепящие встречные фары. Ну, думаю — все.

Лёня молча протянул мне целлофановый пакет.

…Продолговатый рис в густом кокосовом молоке с кардамоном и корицей, чапатти, тандури, бирияни, дробленая чечевица, имбирь, кари, кари, ой, мама моя, кари… Где же ты, асафетида? Успокой мою душу!..

В голове зазвучало старое доброе Лёнино стихотворение:

Распадаюсь на отдельные членыУлетаю в легких пузырях.Но отец оставляет меня домаИ приносит печальную новость:Боги умерли. Люди живы.А насекомые что с ними чтоСо слонами крысами воробьямиЯ не знаю о чем ты говоришь —Отвечает слепой отец.Узнай у дедушки — он еще здесь.

Ночь напролет, пока мы совершали подъем в зеленые предгорья Гималаев, Ананда громко пел, Сатьякама дремал, меня непрерывно тошнило, а Лёня и три Татьяны мне горячо сочувствовали. За каждым поворотом разверзались все более бездонные бездны, взметались вершины, горы двоились, троились, впервые я ощутила, как зрачки съезжаются к переносице, мозжечок отказал, даже сейчас, когда я пишу эти строки, мне здорово не по себе.

А между тем взору открывались бесподобные ночные пейзажи. Я их сейчас не буду расписывать, просто поверьте, что в те краткие мгновения, когда ты мог поднять глаза свои, — только глядел в окно очумело и бормотал: о, Господи! Какая красота! За что мне такое счастье?..

Наконец вдали показался Наини Тал, горный городок на берегу озера («тал» — это «озеро»), где мы собирались остановиться и хоть немного поспать. Уже мерцали его огоньки, теплилась надежда ступить на твердую землю, как вдруг Ананда затормозил и выскочил из машины. Нам преграждали дорогу три огромных валуна, только-только скатившихся со склона. Комья земли еще осыпались по их горячим следам.

Мы тоже ошалело уставились на камни.

— Придется дуть в объезд! — сказал Ананда.

И еще три с лишним часа мы объезжали эту гору, чтобы подобраться к Наини Талу с другой стороны.

До восхода солнца оставалась пара часов, и звезды ещё ярко сияли, когда мы въехали в Наини Тал под оглушительный лай своры бродячих собак. Все отели оказались заперты на засов. Сатьякама то и дело выбегал из машины, стучал, звонил, никто не открыл, кроме одного очень заспанного старика, завернутого в одеяло.

Это была форменная пещера отшельника. Нас с Лёней провели в отдельный каменный грот. Посредине — две спартанские койки, застеленные серыми простынями и тонким пледом. Видно было, что множество путников запоздалых на этих же самых простынях под этим испытанным пледом уже обретали приют и ночлег. Неизгладимое впечатление оставили в моей душе также и туалет с умывальником. Я хотела посмотреть, какой вид открывается из окна, но окна у нас в комнате не было. Зато на корявом дверном косяке я заметила страшного паука, размером с мышь, похоже, птицееда.

Лёня уже лег, когда я сказала ему:

— Паук!!!

Он приподнял голову, покосился на паука и сказал:

— Да, паук. А что я могу поделать? Этим отличается Индия от Исландии.

Глава 5. Утро в Наини Тале

На восходе солнца мы были разбужены Сатьякамой. Три Татьяны дали нам с Лёней спелый плод папайи. Мы выбрались из полумрака суровой ночной обители, и нашим глазам предстала удивительная картина. Наини Тал был городом на скале. Он стелился по ней, проникал во все щели, просачивался, возможно, даже пронизывал ее насквозь. Неудивительно, что «отелем» нам послужила натуральная карстовая пещера. Причем на самой верхотуре. Поэтому Наини Тал расстилался под нами, ступенями нисходя к туманному горному озеру. Солнца в то утро было не видно — клочья тумана поднимались с озерной воды, заволакивая город, да и тучи наплывали с гор, один яркий луч, пробив облака, блестел на отполированной поверхности западных вершин. Весь городок высыпал на террасы — в шапочках, сюртуках, в каких-то домотканых шалях, вязаных жилетах, разноцветных сари. Накрыли столы, вытащили стулья, горячий чай с молоком, чапатти, опять жарят-парят, ароматы пряностей с самого утра… А по крышам и перилам террас — броуновское движение шерстистых длиннохвостых обезьян. Башка у них белая, а физиономия черная, как вакса.

Машина ждала нас внизу возле древнего индуистского храма, посвященного богу Шиве. Ананда в одних носках расхаживал по храму, звонил в колокольчики, на лбу у него красовалось красное пятно — тилак. Это пятнышко в районе «третьего глаза» наносит жрец-брамин, окуная палец в специальный красный порошок под названием «кум-кум». Целый день оно будет напоминать тебе о чем-то большем, чем то, что можно увидеть обычными глазами.

Я, тоже босая, давай возжигать благовония, звонить во все храмовые колокола, до которых могла дотянуться, опустилась перед жрецом на коврик — он поставил мне точку меж бровей и щедро посыпал голову лепестками роз и шафрана… Еще дал горсть лепестков, чтобы я могла собственноручно осыпать фаллический символ Шивы — древний каменный лингам на берегу озера Наини, бурлящего рыбой.

Геологи расходятся во мнениях о происхождении этого озера. Одни считают, что оно имеет ледниковое происхождение, а другие — вулканическое.

Бесспорно одно: Наини — такое древнее озеро, что о нем рассказывается еще в Пуранах, священной книге первого тысячелетия нашей эры — о Браме, Вишну, Шиве, Вамане, Агни и других богах и полубогах, о сотворении, уничтожении и возрождении мира. Там три мудреца, причастных, между прочим, к созданию Вселенной да и всего рода человеческого, совершая паломничество к святым местам, взобрались на гребень Чины, самой высокой горы из тех, что окружают нынешний городок Наини Тал.