Евгений Юнга - «Литке» идет на Запад! Страница 8

Осматриваю комнату. На легких, из спрессованной бумаги, стенах прибиты размалеванные иероглифами рекламные плакаты парфюмерных фирм: неизменная красавица-гейша в сиреневом кимоно, раскрывшая банку с кремом; в углу, за ширмами, стоит дешевый шифоньер, — на нем зеркало, приборы для ухода за прической, флаконы с лаком и банки с белилами: профессия обязывает! У стены скатаны циновки для сна и маленькая скамеечка, подкладываемая под голову, чтобы не испортить прически.

Японка убирает посуду и, склонясь на миг перед мужем, кивает мне на ширму, сопровождая приглашение непристойным жестом проститутки.

— Иди, иди, роскэ, — разрешает слесарь. — Моя мадама оцень любит роскэ моряка.

Угадываю его желание: надо возместить стоимость пива. Непредвиденный расход сделал солидную брешь в бюджете рабочего. Достаю три йены, прощаюсь и выхожу на улицу.

Касадошимо дремлет. Застыли на табуретах лавочники; в угловой парикмахерской застегнутый до горла в белоснежный халат брадобрей возится с запоздалым клиентом; махая широкими рукавами кимоно, зазывают прохожих проститутки. Охрипшие голоса женщин тонут в оглушительном вопле патефона.

Рокочущий бас склянок разносится над бухтой. Берега отбрасывают прочь протяжные звуки, повторяя их звенящим эхом. Сампан бесшумно скользит к тусклой летучке, закрепленной на кормовых поручнях ледореза. Старик-лодочник в соломенной шляпе грибом мурлычет тоскливую песенку о судьбе рыбака, застигнутого штормом в открытом море…

На рассвете без гудков покидаем рейд и, отстояв часы бункеровки в Моджи, выходим на широкую морскую дорогу.

Япония осталась позади.

Завтра из вспененной зыби встанут в прозрачной дымке полуденных испарений лиловые берега Приморья, и, когда мы закончим ремонт у причалов Владивостока, прощально салютуя родине, капитан Николаев повернет ледорез к дымящимся сопкам Камчатки и гранитным массивам мыса Дежнева…

Глава из радиодневника

Владивосток, 27 июня. Через сутки уходим. Каждое утро, когда на синюю гладь Золотого Рога оседает дымка тумана, на ледорезе начинается суетливая жизнь. Дятлами стучат молотки и топоры плотников, сооружающих загородки для скота, обивающих тесом столовую, превращенную в склад продовольствия.

«Литке» грязен, как всякое судно перед отходом, заполнен грудами кирпича для камельков на случай зимовки и остро пахнущим смолой лесом.

Хлопотливо носится по спардеку первый штурман Голуб, сменивший спокойствие черноморских танкеров на авральные обязанности старшего помощника капитана в арктическом походе. Дальневосточников поражает его гигантский рост: старпом носит ботинки сорок седьмой номер и никак не подберет брюк по росту — концы их всегда выше щиколоток. В его каюте висит французская благодарственная грамота — память о героическом спасении моряками «Советской нефти» четырехсот пятидесяти семи пассажиров с горевшего «Жоржа Филиппара».

Ежедневно начальник экспедиции Дуплицкий, его заместитель — известный всему миру профессор Визе — знакомятся с экипажем, подолгу расспрашивая матросов, кочегаров и машинистов. Их заботы понятны. В такой ответственный поход необходимо тщательно подобрать кадры. На борту не должно быть ни одного лишнего и слабого человека.

Поход «Литке», повторяя рейсы «Сибирякова» и «Челюскина», является вторым в истории Арктики сквозным плаванием Северным морским путем с востока на запад[13] и несравненно более сложным, чем все предыдущие рейсы. История полярных плаваний пока не знает такой колоссальной эксплуатационной работы, какая намечена одному судну в течение одной навигации. Рейс «Литке» также продолжение работы по практическому освоению далекой Якутии, начатому с запада в 1933 году ледоколом «Красин».

Японское море, 28 июня. Туман искристыми, капельками одел надстройки, скрыв спокойную рябь Золотого Рога и прощальные салюты «Смоленска», поднявшего цветные полосы флагов — традиционный морской сигнал — «счастливого пути». Все разошлись по каютам переодеться в рабочее платье, чтобы выйти на грузовой аврал.

Сквозной поход с Дальнего Востока на запад начат.

Пролив Лаперуза, 1 июля. Двое суток назад «Литке» распрощался с Владивостоком. Судовая жизнь, начатая авралом и разделенная на четырехчасовые вахты, течет мирно, буднично. Изредка шальная волна, забравшись на кормовую палубу, со злобным урчанием бессильно разбивается о ряды бочек — грузы принайтовлены наглухо. Ледорез готов встретить непогоды Охотского моря.

У будок «колдует» термометрами, установленными на крыльях мостика, синоптик[14] Радвиллович. Сменившиеся кочегары допытываются у штурманов, сколько прошли? Честь кочегарская на высоте, когда цифра, показанная лагом, не меньше сорока пяти миль за вахту.

Пока лучше всех шурует вторая вахта старшины Мазунина, первого весельчака, наигрывающего самые разнообразные мотивы на губной гармошке.

В салоне впервые собрались вместе партийцы — участники экспедиции. Избрано бюро: начальник экспедиции Дуплицкий, помполит Щербина, кочегары Трофимов и Дашенков, матрос Чочия.

Навстречу «Литке» зыбь несет белые гребешки Японского моря. Тяжело приседая, ледорез раскланивается с обгоняемыми судами. Давно исчез позади вышедший раньше нас «Микоян» — последнее судно второй Северо-Восточной экспедиции. Меркнут вдали обрывистые берега бухты Ольги — колыбели приморских партизан, поливших кровью каждую пядь побережья в борьбе с японскими оккупантами. Сквозь сетчатое кружево облаков выползает на горизонте раскаленная луна и багровым отблеском отражается в начищенной меди котелка компаса, на лице молчаливого рулевого. Слева мигает зеленый волчий глаз маяка, проплывают освещенные створы…

Покрыто пятьсот миль. Ночью ледорез вошел в непривычно спокойный пролив Лаперуза.

Тихий океан. 3 июля. Тупой вершиной вырос впереди изрезанный снежными прожитками ущелий неприступный конус острова Парамушир. Сзади серая мгла скрыла величественные массивы Маканруши и Онекотана. На рассвете «Литке» вошел в Амфитриды, иначе — четвертый Курильский пролив, разделяющий Охотское море и Тихий океан. С обоих бортов суровая красота Курильских островов, покрытых снегом, лишенных растительности и, на первый взгляд, безлюдных.

Последнее ошибочно. Курилы — северный аванпост японского империализма. Здесь наряду с прекрасными рыбоконсервными заводами скрыты в глубине отдаленных бухт военно-морские базы.

Авачинская бухта (Петропавловск-на-Камчатке).