Ралли Родина. Остров каторги - Максим Привезенцев Страница 8

«Интересно, сколько раз за время путешествия я повторю эту фразу? – мелькнуло у меня в голове. – Наверное, уже к Хабаровску собьюсь со счета…»

– Хороший, кстати, тост, – заметил Виктор. – За историческую достоверность… Пойдемте внутрь, выпьем за нее… самую.

Никто не возражал. Вслед за Виктором мы вошли внутрь и отправились к нашему столу, у которого уже дежурили две официантки – ждали, когда мой воронежский друг даст им отмашку.

И он, конечно же, дал.

– Несите, милые! – грянул он, и девушки, улыбаясь, побежали на кухню.

Мы же опустились на стулья. Усталость моментально накрыла нас своим тяжелым одеялом, но Виктор быстро налил всем выпить, и мы дружно опрокинули за историческую достоверность – как и собирались.

Несколько секунд спустя по организму разлилось приятное тепло, мысли мои прояснились. Теперь я мог оглянуться назад и, окинув наш путь трезвым взглядом, признать, что дорога в Воронеж оказалась не такой сложной, как я ожидал. Да, бесспорно, пришлось повозиться с колесами, но, если это будет единственной нашей проблемой во время «Ралли Родина», я первый признаю, что Ирбитский завод производит вполне годные мотоциклы.

«Пусть так и будет… Но с колесами еще поколдуем – когда в Москву вернемся».

– Ну что, за удачу? – предложил Ребе, поднимая свою рюмку. – Пусть она сопровождает нас от Сахалина и до самого Питера!

– За удачу! – нестройным хором поддержали мы его.

В те минуты казалось, что грядущее путешествие будет не лишено тягот и неудобств, но вместе с тем зарядит нас позитивом от собственного подвига, от осознания того, что мы прошли этим тяжелым маршрутом, как наши деды в далеком 1967 году.

Тогда я и предположить не мог, что не всем из нас суждено добраться до финиша.

* * *

1890

В кабинете Кононовича, куда Чехова привел Ракитин, пахло дорогим табаком. От говорливой домоправительницы литератор узнал, что Владимир Осипович давно пытается изжить в себе эту вредную привычку – курение – но когда сильно волнуется, вынужденно нарушает данный обет.

Однако сейчас Кононович не выглядел расстроенным – напротив, встречал Антона Павловича широкой улыбкой. Седовласый и морщинистый, Владимир Осипович выглядел старше своих лет, но при этом сохранял яркий блеск зеленых глаз и живость движений, отчего казалось, что сил и страсти в начальнике острова хватит на трех Чеховых.

«Уж точно на двух таких, как я».

– Присаживайтесь, Антон Павлович! – почти сияя, предложил хозяин кабинета.

Чехов охотно сел. Генерал, напротив, поднялся и, обогнув стол, сказал с чинным кивком:

– Владимир Осипович Кононович, начальник этого острова и, следовательно, всей здешней каторги.

– Наслышан о вас, – сказал Чехов, тоже кивая.

– Это отрадно, – с прежней улыбкой сказал генерал. – Но я о вас, надо думать, слышал куда больше.

Прозвучало двояко. Антон Павлович заглянул Кононовичу в глаза, но те ничего не выражали – разве что смотрели не столько дружелюбно, сколько пристально, словно перед Владимиром Осиповичем был не живой человек, а музейный экспонат. Впрочем, Чехов не взялся бы судить, обычный интерес за этим взором генерала скрывался или тонкий расчет. Решив не торопиться с выводами, литератор сказал:

– Мне тоже лестно. Но давайте оставим формальности. Офицер Ракитин, которого вы ко мне приставили…

– Направил в помощь.

– Ну да, да… В общем, он сказал, что вы мне должны выдать какие-то документы…

– Да-да, точно, – засуетился Владимир Осипович.

Он вернулся в кресло и стал выдвигать один ящик стола за другим, покуда не отыскал нужный. Достав оттуда некую бумагу, Кононович мокнул перо в чернильницу и стал что-то выписывать на листе. Чехов терпеливо ждал, когда Владимир Осипович закончит.

– Ну вот, получите, – сказал Кононович, возвращая перо в подставку и подвигая документ к краю стола.

Чехов молча взял лист в руки, пробежал глазами.

– Это что? – спросил литератор, возвращая бумагу на стол.

– Временная справка о том, что я о вашем прибытии в курсе.

– А как же удостоверение, которое обещали? С этим ведь меня никуда не пустят!

– Будет, все будет, Антон Павлович, – с тяжелым вздохом сказал Кононович. – Единственное, не прямо сейчас. Придется немного обождать.

– Могу спросить причину? – осторожно полюбопытствовал Чехов.

– Прибытие генерала-губернатора Корфа на остров. Будет он здесь через неделю, а потом уже сможете… гхм… заниматься своим делом… в полной мере.

Антон Павлович медленно кивнул. О том, что раз в пять лет в конце июля на остров приезжает барон Корф с проверкой, он знал задолго до того, как отправился на Сахалин. Но разве мог литератор предположить, что визит генерала-губернатора способен каким-то образом помешать исследованию Чехова?

Это свое недоумение он и высказал – в предельно мягкой форме – начальнику острова, на что получил ответ:

– Поймите, это не моя прихоть: сам же Андрей Николаевич просил меня и вас подождать до его приезда.

– Вы меня озадачили еще больше, – хмурясь, признался литератор.

– А вы не ломайте голову понапрасну. Хочет, видимо, Андрей Николаевич перво-наперво с вами поговорить, познакомиться, так сказать, а уж потом…

Он кашлянул в кулак.

– Очень, очень жаль… – пробормотал Чехов, рассеянно глядя сквозь стену.

– Понимаю ваше разочарование, – кивнул Кононович. – Пробыть на Сахалине лишнюю неделю-две – так себе удовольствие.

– Ну, учитывая, что я собираюсь пробыть здесь несколько месяцев, беда не велика, – заметил литератор. – Но, признаться, я рассчитывал потратить проведенное тут время с большим толком.

– Несколько месяцев!.. – ахнул Кононович. – Вы серьезно?

– Исключительно.

– Что ж, в таком случае, должен сразу вас предупредить, что находиться здесь мучительно тяжело и скучно. Народ, кто может, отсюда бежит, и хоть сам я пока держусь, но чем дальше, тем чаще мысль о побеге будоражит и мой истерзанный ум, Антон Павлович. Работы тут – непочатый край, особенно с тех пор, как всех без разбору стали ссылать сюда, а не куда-то в другие места. У меня тут, верите, шесть тысяч ссыльнокаторжных. Шесть тысяч!..

– Я слышал про пять, – признался Чехов.

– Ну, фактически, тут около пяти с половиной… и на подходе с полтысячи где-то… И еще Андрей Николаевич с визитом… И вы… Ох… – шумно выдохнул Владимир Осипович. – Не принимайте только, пожалуйста, на свой счет. Просто время очень суматошное, дел уйма, ну и… вот.

Чехов кивнул. Искренность Кононовича подкупала. Глядя на этого человека, брошенного в самое пекло каторги и призванного разрешать все ее проблемы, литератор подумал, что никогда в жизни не справился бы с подобной задачей.

«Шесть тысяч осужденных. И каждого надо переписать, одеть, обуть… а потом еще содержать до окончания срока… Мыслимо ли?..»

Стоило представить, каких усилий и человеческих ресурсов стоила подобная работа, и голова пошла кругом. По всему выходило, что для охранения такого количества арестантов необходимо едва ли меньшее число солдат, которыми Владимиру Осиповичу надлежало управлять…

«И вольные еще. Которые тоже могут… доставить хлопот».

Теперь Чехову казалось, что несколько месяцев на Сахалине – ничтожно малый срок для той цели, которую он намеревался достичь, покидая дом и родных.

«Вот только о какой скуке он говорит? – думал