Жан-Кристоф Рюфен - Бессмертным Путем святого Иакова. О паломничестве к одной из трех величайших христианских святынь Страница 9

В этот момент появилась группа из четырех женщин. Тяжело дыша, они делали последние шаги вверх по склону. Когда Грегорио увидел их, его лицо просияло.

Ко мне он обращался с немного автоматической вежливостью, а к этим новым пришелицам проявил гораздо более горячую симпатию. Узнав, что они из Австралии, он заговорил с ними на ломаном английском. В веселом возбуждении он хватал их одну за другой за руку и вводил в спальню. Он снова произнес свой заученный текст, но на этот раз дополнил его множеством похожих на кудахтанье смешков. Если женщины отвечали ему смехом, он начинал кудахтать с удвоенной силой. Когда он вышел из спальни, прибыли еще три паломницы из Австрии, что еще больше взволновало его. Он заговорил на немецком языке с такой же гордостью, с какой пробовал свои силы в английском.

Пока девушки раскладывали свои вещи, монах ждал снаружи вместе со мной. Все вернулись и сели на землю, как раньше сделал я, но Грегорио остался стоять. Он рассказал нам, что когда-то был монахом этого монастыря, но потом покинул его и двадцать лет жил вне его стен, объездил весь мир, но чем он тогда занимался, не стал уточнять. Рассказывая, Грегорио мял плечо монументальной австрийки. Рюкзак, который она сняла с себя, придя в монастырь, был огромен, но она управлялась с ним так легко, словно он был маленькой подушкой. Она посмотрела на меня, как лакомка на вкусный кусок, и этот взгляд меня немного испугал.

А монах тем временем отпустил австрийку и теперь массировал локоть австралийке. Эта бледная женщина с поджатыми губами выглядела менее прожорливой, чем ее тевтонская товарка. Грегорио был таким забавным, но в конце концов он же был монахом. Поэтому суровая паломница позволяла ему делать как он хочет. Похоже, что это ей даже нравилось.

Грегорио говорил о кораблях, на которых он переплывал далекие моря. Рассказывал веселые анекдоты о Японии и японках, Аргентине и аргентинках, Америке и американках. Описывая каждый этап своих странствий, он гордо извлекал из памяти выученные им слова самых разных языков, и это сопровождалось взрывами смеха. После двадцати лет странствий решил вернуться в свой монастырь, сюда, в Зиорцу (Зиорца – название Зенарузы на баскском языке. – Пер.). Его приняли обратно, и теперь он, благодаря своей способности к языкам, охотно исполнял обязанности ответственного за прием паломников.

Он сообщил, что мы сможем увидеться с ним во время вечерни, если пожелаем. А после службы он подаст нам обед. Грегорио исчез, и началась суета вокруг душевых. У меня было некоторое преимущество: я был единственным мужчиной, а санузлы делились на мужские и женские. Затем я вышел, чтобы поставить палатку и приготовить себе постель.

Когда я вернулся, все девушки исчезли, видимо пошли на службу. Суховатый звук колокола созывал людей в церковь.

Вечерня в Зенарузе

Обойдя вокруг монастырских построек, я вошел в церковь. Это было здание в романском стиле, сумрачное и массивное. Позолоченный деревянный алтарь был создан в XVIII веке. Его украшали скульптуры и витые столбики, поднимавшиеся до сводчатого потолка хоров. Алтарь был почти не виден в темноте. Но чья-то невидимая рука нажала на выключатель и осветила алтарь. Отблески света на золоте, плоть статуй, синева картин вспыхнули на мрачном фоне голых стен. Вскоре в церковь цепочкой по одному вошли, накрывшись наплечниками, монахи и сели полукругом. Их было шесть. Среди них был Грегорио, но его невозможно было узнать. Маленький шутник, игривый и озорной, превратился в серьезного монаха с выражением глубокого религиозного чувства на лице, который бросал на распятого Христа полные скорби взгляды.

Мои сестры по судьбе – паломницы из Австрии и Австралии – сидели далеко одна от другой на деревянных скамьях церкви. Поведение каждой из них позволяло сделать предположения о характере их духовной жизни. Одна все время глядела вверх, не отводя глаз от каменного свода, и можно было почувствовать, что она ищет в тишине этого места лишь одного – возможности устремиться душой к Великому Всему. Другая опустилась на колени и раз за разом крестилась, показывая, что верит во Христа. Третья – несомненно, лютеранка – листала маленький молитвенник, один из тех, которые монах раздал присутствующим перед началом богослужения. Она явно не могла понять слова молитвы без помощи этого текста. К несчастью, текст был на испанском языке, и на таинственную непонятность смысла псалмов накладывалась еще неясность кастильских слов. Недалеко от меня я заметил могучую австрийку; на мой взгляд, она ответила многозначительной улыбкой. Я не питаю иллюзий насчет своего обаяния, но почувствовал, что приглянулся ей как самец. Было похоже, что эта женщина нисколько не верит в воскрешение плоти и твердо решила получить свою долю удовольствий в земном мире.

Монахи начали петь. Один из них играл на фисгармонии. Их лица, обтесанные лишениями, как резцом, отражали испанское религиозное чувство, мощное и строгое. Трое из них с гордостью носили черные бороды, которые делали их похожими на персонажей Эль Греко.

Чары молитвы одурманили нас всех. Одно из свойств Пути – то, что он дарит паломнику независимо от причины, по которой тот отправился в дорогу, минуты неожиданного религиозного восторга. Чем прозаичней повседневная жизнь пешего странника, которая вращается вокруг болей, причиняемых мозолями, или слишком тяжелого мешка, тем сильней эти мгновения духовного взлета. Путь сначала заставляет вас забыть о душе, подчиняет ее телу, его несчастьям и удовлетворению множества его потребностей. А потом эту трудоемкую рутину, которая превратила нас в шагающих животных, разрывают мгновения чистого восторга. Пока длится простой напев, встреча или молитва, тело раскалывается на куски и выпускает на волю душу, которую паломник считал потерянной.

Когда я дошел в своих размышлениях до этого места, дверь церкви вдруг резко распахнулась. Монахи, даже не моргнув, продолжали петь. Но у нас, паломников, чья вера была плохо укреплена, а восторг хрупок, это вторжение оборвало духовный взлет. Вошел один человек, потом их стало два, потом четыре и в конце концов примерно двадцать. Это были испанцы, мужчины и женщины, все, видимо, пенсионного возраста. Они были одеты в брюки и белые футболки. У большинства в руках были фотоаппараты. В темноте засверкали вспышки. Незваные пришельцы стали окликать друг друга голосами, которые, по их мнению, были тихими. Но этой громкости хватило, чтобы заглушить нежные звуки грегорианского пения. Новые посетители без всякого стыда стали неловко креститься и преклонять колени, а затем сели на скамьи. Зашуршали страницы беспорядочно переворачиваемых молитвенников, и этот шорох продлил наше беспокойство. Самые опытные в этой группе подсказывали остальным номера псалмов и пытались фальшиво подпевать антифон (антифон – церковное песнопение, которое поют два хора. – Пер.). Проведя так пять минут, новые посетители, словно по какому-то таинственному сигналу, встали и ушли все вместе, при этом сделав еще несколько снимков и двадцать раз скрипнув дверью.

Конец ознакомительного фрагмента.