Иржи Ганзелка - Африка грёз и действительности (Том 3) Страница 9

А затем полился поток названий, из которых мы разобрали только: клецки, лапша, пирожки, сухари, рожки, крендельки. Впереди хозяйки, счет 1:0.

Другому учащемуся дали одну минуту на то, чтобы он изобразил, как он «болеет» за баскетбольную команду. Гонг замолк. Учащийся несколько раз глотнул слюну, но через полминуты вошел в азарт.

— Бей, бей, ребята! Осторожно! За тобой! Пасуй, быстрей! Проклятый защитник! Дай ему разок! Переломай ему ноги!..

Милосердный гонг прекратил дальнейшее «кровопролитие». Зрительный зал бушует. Учащиеся сияют, уверенные в том, что завоевали очко.

— Вторая хозяюшка за одну минуту изобразит нам… все вариации кошачьего мяукания. Гонт. Тишина.

Хозяйка нервно комкает платочек. Вдруг из репродуктора раздалось довольное кошачье мурлыканье, и вслед за ним тоненькое мяуканье. Так и хочется поднести хозяюшке молочка на блюдечке. За этим следуют всевозможные варианты бешеного мяуканья и фырканья. Тут и бульдог бы испугался. А потом раздается тоскующий, почти детский стон влюбленного кота — и гонг.

За следующие 10 минут домашние хозяйки одержали победу со счетом 3:1. И вместе с воображаемой пальмой первенства репортер передает им более ощутительную награду — три конверта. Учащимся достается только один.

Поток довольных зрителей увлекает нас к дверям студии. Вспоминаем один за другим все номера программы. И этот «квиз» послужил забавой для южноафриканских радиослушателей, но поучительным он был прежде всего для нас. Через окошечко радиостудии мы сейчас не только увидели духовный кругозор пятнадцатилетнего учащегося и средней домашней хозяйки-«европейки» в Иоганнесбурге, но и заглянули несколько дальше. Мы заглянули в мир тех людей, которые с таким удовольствием слушали «культурную» программу иоганнесбургского радиовещания в его студии и дома, у своих приемников.

Этаж в секунду

Отвозим домой репортера с радиостанции, который не мог дождаться, когда он, наконец, сядет в чехословацкое чудо автомобильной техники. Высадив его на дальней уличке, мы на пустом перекрестке без светофора описали заглавное «U» и повернули на главную магистраль. Тут нам возмущенно начал подавать знаки инспектор уличного движения.

— Как вы поворачиваете! Вы что думаете, что находитесь в Европе? — кричит он на всю улицу.

— А как же надо поворачивать, господин инспектор? Ведь здесь нигде нет знака, запрещающего поворот. Такой знак есть на Комишнер-стрит.

Этим мы как бы подлили масла в огонь.

— Здесь надо объезжать квартал, а если вы этого не знаете, то поставьте машину в гараж и ходите пешком! Или вообще сюда не ездите!

Несколько резковато в отношении иностранцев, которые находятся в Иоганнесбурге только третий день и после месяцев, проведенных в африканской глуши, еще никак не освоятся с вавилоном зигзагов между небоскребами, которые готовят все новые сюрпризы новичкам в «Малой Америке»…

Чем выше дом, тем больше в нем батарей скоростных лифтов. Стоит нажать кнопку, как зеленый свет начинает перескакивать с цифры на цифру, пока не остановится на круглом «G», что означает «Ground», то есть нижний этаж. Тяжелые стальные двери автоматически раздвигаются, одновременно распахиваются и глухие металлические двери кабины; вам остается только войти в лифт.

Нажимаем кнопку с цифрой 23. Обе двери захлопываются, ноги как будто немного притягивает к полу, а огонек на стенке начинает перескакивать с цифры на цифру. Секунда — цифра, секунда — еще цифра. 23 этажа за 23 секунды. При этом у вас такое ощущение, будто лифт стоит на месте. Лишь к концу вы на мгновение словно становитесь немного легче, испытываете странное ощущение в желудке, но вы так и не почувствовали, что кабина лифта действительно остановилась, пока не раскрылись обе двери.

Крытая крыша «Эмпайр Билдинг». Розовый фонтан, толстые карминнокрасные ковры, аквариумы, рыболовные снасти и картины, до блеска натертый паркет и бездействующие музыкальные инструменты. В черной тьме за окнами повисли гирлянды огней. Там, внизу, грохочет «Малая Америка». Старший официант в белом фраке накрывает нам стол. Мы здесь одни.

— Нет, подавать пока не надо… спасибо, попозже.

Те, кто придут сюда через часок — другой, выглядят одинаково во всех странах мира. Это горстка иоганнесбургских снобов, горстка людей, мозг которых превратился в автоматическую счетную машину, а сердце покрылось золотой коркой.

На 23 этажа ниже стакан лимонада стоит 2 пенса, здесь — 2 шиллинга. Ведь это известный всему свету «Радужный зал» («Rainbow room») на крытой террасе самого высокого здания Иоганнесбурга.

«Я знаю, что мы эгоисты»

Это одно лицо «Малой Америки»: холеное, слащаво любезное, пропахшее дорогими духами и сигарами. Количество расточаемых вам улыбок и глубина поклонов здесь пропорциональны весу вашего кошелька.

В том, что иоганнесбургские бонзы устроили себе место встреч на верхушке высочайшего небоскреба, есть что-то символическое. Здесь достаточно высоко и достаточно далеко, чтобы по ночам не видеть «компаундов», негритянских гетто и трущобных городков в предместьях с лачугами из жести и глины.

Там, на окраине города, — другое лицо «Малой Америки»: покрытое нарывами, истощенное голодом, втоптанное в пыль немощеных улиц. На каждую надушенную персону из «Радужного зала» приходится несколько тысяч людей, цветных и белых, проживающих в этих кварталах. После субботней получки окраины тонут в отвратительном смраде, опьянев от «скокьярма».

Что такое этот «скокьярм»? Это грозный бич беднейших рабочих кварталов Иоганнесбурга. Он состоит из кукурузного дестиллата (иногда даже смешиваемого безответственными самогонщиками с древесным спиртом), табачного экстракта и карбида. Да, да, карбида. Мы тоже поразились и переспросили. Эта смесь ядов под названием «скокьярм» может разрушить даже самый здоровый организм и стоила уже многих жизней.

«Скокьярм», пыль, грязь, отбросы и гниющие объедки овощей, лохмотья, давно потерявшие право называться одеждой, и масса неграмотных людей — вот что наполняет трущобные городки, рассадники нищеты и болезней.

В чем причина всего этого?

В беспримерной расовой дискриминации, в которой упрекает Южно-Африканский Союз и Организация Объединенных Наций. Не только некоторые представители западноевропейских государств, но даже представители стран Южной Америки, где тоже столетиями проводилась расовая дискриминация, считают ее масштабы в Южно-Африканском Союзе недопустимыми. Однако это только половинчатый ответ.