Юрий Стукалин - Изгой: история воина Страница 18

Юты собрались у подножия холма, перегруппировались в единый отряд и вытянулись в линию. Лошади и люди устали. Они потеряли несколько десятков воинов и, в обычных условиях, этого было достаточно, чтобы индейцы прекратили сражаться и уехали, посчитав, что смогут поквитаться с противником в другой раз, когда духи будут более благосклонны к ним, и менее - к их врагам. Но Унке впал в бешенство, понимая, что третья атака наверняка сомнет ряды противника и принесет долгожданную победу. Команчи мрачно наблюдали, как он метался верхом на своем пегом жеребце от одного конца линии ютов к другому, размахивал ружьем и громко кричал. Неожиданно, голос его сорвался на визг. Он отбросил в сторону ружье, ударил какого-то воина хлыстом по лицу и вырвал из его рук тяжелое, обернутое мехом копье с длинным, сверкающим на солнце металлическим наконечником из сабельного лезвия. Затем, крутанув пегого на месте, Унке указал копьем в сторону команчей, с силой воткнул его в землю, и затянул протяжную, военную песнь. Он восседал на своем жеребце, раскинув руки в стороны ладонями вверх и устремив глаза к небу. От его зловещего пения в венах застывала кровь, и щупальца страха охватывали сердца воинов. Оно напоминало ночные стенания духов в горном ущелье. В нем ощущалась некая мощная, магическая сила - сила, к которой многие стремятся, но которую не каждому дано найти.

Красная Выдра устал.

Он устал от боя, от ютов и воющего Унке. Он понял, что устал жить. Это был хороший день, чтобы умереть. Умереть молодым, защищая свой народ. Умереть, как подобает воину. Он знал, что его соплеменники не смогут отразить третьей атаки, и безжалостные юты убьют всех, кого он любил. Выдра медленно повернул голову и оглядел поредевшие ряды команчей. Грязные, окровавленные мужчины, от совсем юных, до совсем старых - все те, кто еще способен был держать в руках оружие, хмуро наблюдали за происходящим на их глазах действом. Их лица были полны решимости, а руки крепко сжимали копья и томагавки. Они тоже устали, и они тоже знали, что сегодня умрут.

Зажатый в руке Выдры томагавк взметнулся вверх и военный клич команчей разнесся далеко по округе. Сильно ударив коня пятками, молодой воин вырвался из шеренги соплеменников и помчался в сторону завывающего Унке.

Заметив одинокого всадника, вождь ютов взревел, словно раненый медведь, вырвал из земли копье и, вскинув его высоко над головой, издал военный клич. Пегий, не ожидавший такой резкой перемены в поведении хозяина, подскочил на месте, испуганно заржал и взмыл на дыбы. Но Унке осадил жеребца, а затем с силой ударил его хлыстом и с гиканьем поскакал навстречу. “Мальчишка, опрометчиво решивший проявить себя”, - усмехнулся Унке, не сомневаясь в своем превосходстве. Он разорвет этого недоумка, решившегося бросить ему вызов.

Два всадника быстро сближались. Один мчался на пегом жеребце, с копьем в руке, в великолепном головном уборе из орлиных перьев, каждое из которых свидетельствовало о победе над врагом. Второй - на гнедом коне, с томагавком в руке, полностью обнаженный, с длинными, развевающимися в такт бега скакуна распущенными волосами без единого пера или украшения.

Воины противоборствующих сторон видели, как всадники яростно схлестнулись в рукопашной схватке. Унке метил копьем команчу в голову, но тот резко припал к шее своего скакуна и проскочил мимо. Они развернули коней и снова бросились навстречу друг другу. Юта сменил тактику и теперь, когда противники поравнялись, он нанес копьем удар в живот, но Выдра ждал этого и успел свеситься с боку лошади так, что врагу осталась видна лишь часть его ноги. Копье вновь ударило в пустоту. Лошади унесли их в разные стороны, но на этот раз развернулся только Унке. Его нисколько не удивило, что молодой команч скакал прочь, опасливо оглядываясь на него.

- Хейя-я-хо! Команчи! Мерзкие, трусливые собаки! - Вскинув копье, заорал юта во всю глотку и бросился преследовать удалявшегося всадником. Унке думал, что победил. Он не знал, что молодой воин уже долгое время был готов умереть. Он не знал, что тот давно жаждет смерти.

Выдра скакал вдоль вражеской шеренги в сторону глубокой, покрытой зарослями лощины. Он немного сдерживал коня, давая врагу возможность не отстать. Унке должен был догнать его, но не раньше, чем он окажется в лощине. Выдра слышал радостные крики ютов и понимал, что в это же время чувствуют его соплеменники. Для них он давно был изгоем, а теперь стал еще и трусом, повернувшимся к врагу спиной. Но ему было некогда размышлять об этом, он должен был свершить задуманное. Еще раз оглянувшись на мчащегося позади преследователя, Выдра пустил своего черного, как смоль, жеребца вниз по склону лощины.

Прошло некоторое время, прежде чем на краю лощины вновь появился всадник. Он с трудом управлял своим пегим жеребцом, заваливаясь на него всем телом. Перья его головного убора развевались на ветру, с шеи свешивалось ожерелье из когтей гризли, а за спиной висел овальный щит, отороченный перьями орла и прядями человеческих волос. Его леггины из плотной синей ткани с поперечными красными полосками и характерным для горных племен узором были перепачканы грязью и кровью, а правая рука бессильно волочила за собой обернутое мехом копье. Он остановил коня и, не поднимая головы с шеи скакуна, медленно вытянул левую руку вверх, показывая всем окровавленный скальп.

Юты завизжали, приветствуя своего вождя, а команчи лишь плотнее сжали губы. Юта победил и его воины, ободренные новой победой, вскоре снова ринутся в бой и сомнут их ряды. Они слышали, как вдали за их спинами запричитали старухи, осознавшие, что сегодня умрут все. Никто из воинов не удивился, когда к их рядам одна за другой стали присоединяться женщины с ножами и палками в руках. Они были женами команчей. Они были храбрыми женщинами, готовыми до последней капли крови защищать своих детей.

Унке медленно приближался к шеренге ютов, переполняемых гордостью за своего вождя. Несколько воинов поскакали ему на встречу и подхватили жеребца под уздцы, помогая раненому добраться до соплеменников. Когда он оказался рядом, юты радостно приветствовали его, но в следующую секунду Унке неожиданно выпрямился и круговым, горизонтальным ударом сабельного лезвия копья перерубил шею воина, державшего уздечку пегого. Не давая ютам опомниться, всадник ударил коня пятками и с яростным криком влетел в ряды поджидавших его воинов. Его жеребец крутился на месте, давая всаднику возможность наносить удары копьем во все стороны. Сабельное лезвие вспарывало животы, крушило черепа опешивших ютов. Еще несколько мгновений не могли они сдвинуться с места, пораженные такой переменой в поведении своего вождя. Что с ним? Что за злой дух вселился в него? И они дрогнули! И они побежали! Юты поворачивали коней и в ужасе мчались прочь без оглядки, стараясь ускользнуть от грозного и яростного духа, вселившегося в тело их вождя. А дух, на великолепном пегом жеребце, в развевающемся на ветру военном головном уборе с длинным шлейфом из красной материи, украшенным белыми перьями священного орла, сжимая в руке тяжелое, обернутое мехом копье со сверкающим на солнце металлическим наконечником легко настигал беглецов, и сбивал их на землю мощными ударами своего страшного оружия.