Джеймс Шульц - Ошибка Одинокого Бизона (Повести, рассказ) Страница 19

Хотя мороз был лютый, мы обливались потом, но стоило нам остановиться, чтобы перевести дух, мы тотчас же начинали дрожать. Не раз подумывал я о том, чтобы отказаться от охоты, но мысль о теплых козьих шкурах, казалось, удесятеряла мои силы.

О, как завидовал я в тот день птицам! Ворона Кларка, которая отличается неприятным, хриплым голосом, пролетела над моей головой и, спустившись на ветку сосны, стала выклевывать зерна из большой шишки.

«О, если бы могли мы летать, как она! — думал я. — Как быстро добрались бы мы до горных коз!»

Как это ни странно, но здесь, среди холодных, неприступных скал, птиц было больше, чем внизу, в долине, покрытой лесом. Стаями кружились около нас маленькие певчие птички. Я не знал, как они называются. Лишь много лет спустя один натуралист сказал мне, что это были зяблики с серыми хохолками

— северные птицы, которые любят холод и метель.

Видели мы также птармиганов — маленьких белоснежных птичек из рода тетеревов. Глазки, клюв и лапки у них черные. Они никогда не спускаются в долину и круглый год живут на склонах высоких гор. Оперение у них густое, и даже лапки до самых пальцев покрыты перьями. В сильные морозы они не садятся на ветви карликовых сосен, а ныряют в рыхлый снег, прорывают туннели и сидят под снегом. Эти птицы оказались не пугливыми: они подпускали нас к себе шагов на восемь-десять и тогда только улетали или убегали. Иные, посмелее, задирали хвостики, когда мы подходили близко, и даже делали вид, будто хотят на нас напасть.

Наконец мы поднялись на длинный и широкий выступ, обрывавшийся в пропасть. Дальше, за пропастью, тянулся следующий выступ, являвшийся как бы продолжением первого. И там, у подножия скалы, увидели мы горною козла. Козел был большой и старый, он сидел на льду, как сидят собаки, и в этой позе, столь непривычной для травоядного животного, было что-то странное. Нам стало жутко: мы никогда не видели такого диковинного козла. Морда у него была длинная, с огромной бородой; голова, казалось, вросла в плечи. Передние ноги его были гораздо длиннее задних, их покрывала длинная шерсть, и можно было подумать, что на нем надеты панталоны с бахромой. Над плечами шерсть его поднималась сантиметров на двадцать. Хвост — короткий — был так густо покрыт волосами, что походил на толстую дубинку. Рога, полукруглые, черные, загнуты были назад и казались слишком маленькими для такого крупного животного; по форме они напоминали серп. Питамакан разглядывал козла с таким же любопытством, как и я.

— Что с ним приключилось? — задал он мне вопрос. — Не болен ли он?

— Вид у него такой, словно он о чем-то грустит, — отозвался я.

И в самом деле, вид у козла был сумрачный. Свесив голову на грудь, он тоскливо смотрел вниз, в долину, как будто на нем тяжким бременем лежали все горести земные. Заинтересовавшись козлом, мы не сразу заметили его собратьев, разместившихся на небольших выступах над его головой. Насчитали мы тринадцать коз и козлов: одни лежали, другие стояли на снегу. Один старый козел лежал под ветвями карликовой сосны; изредка поднимал он голову, набивал рот длинными иглами и медленно их пережевывал. Мы не понимали, почему стадо не обратилось в бегство. Неужели животные нас не заметили?

— Подойдем к самому краю пропасти и посмотрим, как перебраться на следующий выступ, — предложил Питамакан.

Сделав несколько шагов, мы убедились, что козы давным-давно нас увидели. Две или три посматривали на нас с любопытством, старый козел, восседавший над пропастью, глянул разок в нашу сторону и снова погрузился в мрачные размышления. Остальные не обратили на нас ни малейшего внимания: они никогда не видели человека.

Подойдя к пропасти, мы убедились, что должны вскарабкаться на широкий выступ, находившийся на высоте пятидесяти метров от нас, пройти по этому выступу над пропастью, а затем спуститься к козам.

Никогда не забуду я этого подъема! Снег был глубокий, но мы сняли лыжи и, пользуясь ими, как лопатами, прокладывали шаг за шагом дорогу. Иногда снег осыпался под нашими ногами, и мы скатывались на несколько шагов вниз. Один раз Питамакан был с головой засыпан снегом, и мне пришлось его откапывать. Он уже задыхался, когда я его откопал.

Добравшись до выступа, мы надели лыжи, но снова сняли их, когда начали спускаться по склону. Спуск оказался легким, так как гора обрывалась вниз уступами, и на каждом уступе мы делали передышку. Приблизившись к широкому выступу, на котором находились козы, мы натянули тетивы луков. Я, как плохой стрелок, оставил себе только одну стрелу, а остальные четыре были у Питамакана.

Мы вступили на тропу, проложенную козами и тянувшуюся вдоль выступа, который имел в ширину от двадцати до тридцати шагов. Кое-где преграждали нам путь карликовые сосны и можжевельник и заслоняли от нас коз.

Обойдя заросли, мы чуть было не налетели на большого козла. Когда он нас заметил, шерсть на его спине поднялась дыбом, и он двинулся нам навстречу. Шел он, опустив голову и словно приплясывая, а мы, увидев его, и удивились и испугались. При виде этих острых черных рогов мороз пробегал по коже.

— Сверни с тропинки! Беги направо! — крикнул, толкая меня, Питамакан. — А я побегу налево!

Конечно, бежать мы не могли. Свернув с тропы, мы шли вперевалку, проваливаясь в снег. Но козел не спешил, и мы успели отойти на несколько шагов от тропы.

Поровнявшись с нами, он остановился, словно размышляя, что теперь делать. Но Питамакан не тратил времени на размышления. Он выстрелил и не промахнулся. Старый козел подпрыгнул и мотнул головой; вид у него был жалкий и глупо удивленный; потом он тяжело упал на снег. Мы добрались до тропинки и осмотрели добычу, такой густой длинной шерсти я не видел ни на одном животном. На голове, там, где начинались острые рога, я заметил черные наросты, похожие на большие бородавки.

— Понюхай их! — сказал Питамакан.

Я понюхал и почувствовал острый запах мускуса. Питамакан вытащил стрелу; должно быть, она пронзила сердце козла. Потом мы решили подойти ближе к стаду и убить еще несколько животных. Мы нуждались в теплых одеялах и хотели раздобыть четыре большие шкуры или пять маленьких.

— Что же ты стоишь? — спросил я, видя, что Питамакан не двигается. — Иди вперед!

Он поднял руку и как будто прослушивался. Глаза его расширились от страха.

— Что с тобой?!

Он не отвечал и тревожно посматривал по сторонам. Вдруг я услышал слабый, издалека доносившийся гул. По-видимому, этот гул и встревожил Питамакана. Мы взглянули на вершину горы, окинули взглядом ближайшие склоны, но, казалось, нигде не было снежного обвала.