Лизелотта Вельскопф-Генрих - Харка — сын вождя Страница 29

Матотаупа показал, что это ему известно.

— Есть ли в горах дичь?

— Не очень много. Но мы видим, что палатки рода Медведицы хорошо обеспечены.

— Хау. Как имя моего младшего брата?

Такое обращение означало, что Матотаупа считает возможным поддерживать в разговоре дружеские отношения.

— Мое имя — Длинное Копье.

— Кто же родители и братья Длинного Копья и где расположены их палатки?

— Мои родители и братья принадлежат к племени шайенов.

Выражение лица Матотаупы изменилось, но он сдержал резкие слова, готовые сорваться с его губ.

Белый, видно, догадался, что разговор принял опасный характер, и, чтобы исправить положение, сказал своему спутнику-индейцу несколько слов. Тот перевел:

— Вождь Матотаупа должен знать, что я, Длинное Копье, не принадлежу к тем шайенам, которые ищут стычек и пытаются проникнуть на поля охоты дакотов. Мой отец и мои братья мирно живут в своих палатках далеко отсюда, в Оклахоме, и не считают себя врагами ни дакотов, ни белых людей. Я покинул мою палатку пять лет назад и с тех пор сопровождаю моего старшего брата Далеко Летающую Птицу. Хау.

Но, кажется, это объяснение не вполне удовлетворило Матотаупу. А Харка подумал: «Если Длинное Копье из мирных шайенов, зачем же он покинул своих отцов и зимой и летом бродит с Далеко Летающей Птицей? Что-то тут не так…»

Матотаупа изменил направление разговора.

— На пути от Скалистых гор к нашим типи Далеко Летающая Птица и Длинное Копье не видели следов воинов, следов крупной дичи?

При этом вопросе гости оживились.

— Мы видели следы серого медведя — гризли.

Матотаупа даже приподнялся.

— Гризли! О! Где вы видели его следы?

— В двух днях пути отсюда в сторону гор.

— Следы были старые?

— Совершенно свежие.

— Вы посмотрели, куда они ведут?

— Да, мы это сделали.

— Почему вы не убили гризли? Или, может быть, медведь тотемное животное Далеко Летающей Птицы?

Белый улыбнулся в свою бороду.

— Но я же пришел сюда не на медведей охотиться, я хочу нарисовать моей волшебной палочкой портрет вождя, — ответил он, а шайен перевел.

— Ты волшебник?

— Он особенный волшебник, вождь, — ответил шайен. — Позволь показать тебе портреты вождей пауни и шошонов.

— Хау. Пусть покажет.

Гости вытащили из своих вещей сверток холстов и поднесли его поближе к огню. Белый развернул один сверток так, чтобы на него падал свет.

Матотаупа застыл словно завороженный. Мужчины и дети смотрели с любопытством, но не скрывали своего страха. Шешока закрыла глаза руками, чтобы не видеть колдовства.

На полотне был в полный рост изображен вождь племени шошонов. Он был как живой. Ярко окрашенные перья головного убора, казалось, шевелились от ветра на фоне голубого неба. Шайен развернул второй сверток, и в свете огня заблестел портрет вождя пауни. Все непроизвольно поднесли руки ко рту, как это обычно делалось, когда слышали голос духа.

— И оба вождя уже мертвые? — спросил Матотаупа, еле шевеля губами.

— Нет, нет. Они живы, — уверил шайен.

— Здесь, на этой коже?

— Нет, они живы среди своих воинов.

Матотаупа с сомнением покачал головой.

— Но здесь их дух! Так что же, они живут двумя жизнями? Это колдовство?

— Да, они живут дважды. Но на этой картине они никогда не умрут.

— Хо! Колдовство! Долой! Вон!..

Гости послушно спрятали холсты. И когда все снова уселись вокруг очага, Матотаупа заговорил:

— Лучше мой белый брат пусть охотится на медведей, чем околдовывает краснокожих.

— Каждый живет по-своему, вождь.

— Хау.

После продолжительной паузы Матотаупа спросил:

— Далеко Летающая Птица не обидится, если я пойду искать следы его медведя?

— Далеко Летающая Птица и Длинное Копье не обидятся на тебя. Они готовы показать следы. Острые глаза различат и старый след. Позволь подарить этого медведя тебе для твоей охоты.

— Хау, хау. Далеко Летающая Птица и Длинное Копье могут просить меня, Матотаупу, вождя рода Медведицы, и я сделаю, что они попросят.

— Хорошо, вождь. Мы хотим только одного — нарисовать твой портрет.

— Нет! — Матотаупа поднял руку, точно ограждая себя от опасности.

Харка тоже испугался, услышав такую просьбу. Матотаупа, однако, быстро взял себя в руки. Он встал полный достоинства и произнес:

— Я сказал. Белый человек тоже сказал свое желание. Он получит мой портрет, то есть мою жизнь. Пусть будет так. У дакоты не меньше мужества, чем у пауни или шошона. Но одно условие: белый человек нарисует меня не раньше, чем я уложу медведя.

Желтая Борода мотнул бородой и что-то сказал шайену. Тот перевел:

— Мы принимаем это условие. Матотаупа — великий охотник, и он уложит этого свирепого зверя.

По губам Матотаупы скользнула хитрая усмешка.

— Я — великий охотник! Откуда об этом знают мои новые братья?

Шайен нахмурился, но белый что-то сказал ему, и индеец перевел:

— Мы знаем об этом от белых людей, которые делают дорогу для Огненного Коня. Прежде чем отправиться в Скалистые горы, мы посетили их.

— Кто меня там знает? Кто мог обо мне рассказать?

— Все, с кем мы говорили. Воины рода Медведицы, сказали нам, хорошо поохотились на бизонов, и они знают большую тайну.

Харка, как и все окружающие, внимательно слушал беседу. Но когда шайен произнес слова «большая тайна», он вскочил и подбежал к гостям. Это было против всяких обычаев. Такое своеволие взрослые могли не простить мальчику и прогнать его. Но Харка все-таки подошел к огню, словно подчиняясь неодолимой силе. Матотаупа посмотрел на него с удивлением, но промолчал. Харка подошел к шайену. Он указал на один из камней в ожерелье индейца, на тот, что блестел как полуденное солнце, и, стараясь встретиться взглядом с шайеном, спросил:

— Большая тайна? Какая? Эта?

— Ты думаешь об этом камне? — тихо спросил шайен и с горечью сам же ответил: — Да. Эта. Золото.

— Белые люди хотят его иметь? Они хотят захватить поля нашей охоты?

И, прежде чем Матотаупа успел прогнать Харку, заговорил белый.

— Юноша, — произнес он ласково, и шайен принялся переводить его речь, — мы не хотим захватывать ваши поля охоты. Посмотри сюда, — и он вынул два свертка и высыпал из них блестящие монеты, каких еще никогда не видели индейцы рода Медведицы. — Посмотри сюда — вот золото, а вот — серебро. Я, по мнению многих белых, богатый человек. У меня достаточно золота, но я никому никогда не угрожаю и не собираюсь никого обкрадывать. Я не хочу ничего другого, как только рисовать картины. И этими картинами я сам околдован. Но ты, юноша, прав в своих опасениях. Когда кто-нибудь владеет такой тайной, лучше всего молчать. Слишком много разбойников и воров.